Грешюм приблизился к стене и услышал громкий скрежет, исходящий из узкой дыры в поверхности песчаника. Он опустил в проем палку. Звуки стихли, из ямы выползла грузная фигура. Сначала появился завиток хвоста и задние копыта, затем толстое тело и свиная голова. Заостренные уши беспокойно зашевелились.

— Х-х-х-хозяин.

— Прочь с дороги, Рукх. — Грешюм наклонился и всмотрелся в нору, вырытую животным. Он нахмурился. Глубина была невелика.

Приземистый гном учуял его недовольство. От распростертого животного брызнула в песок струя мочи.

— Камень… твердый, — умоляюще проговорил он, вытягивая кривые руки. Его когти были содраны о песчаник, кровь струилась из кончиков пальцев.

Грешюм тяжело вздохнул и выпрямился. Почему ему всегда приходилось терпеть таких никчемных животных? Грешюм махнул Рукху.

— Близится ночь. Я проголодаюсь, когда встанет луна. Добудь еду.

— Да, х-х-х-хозяин. — Рукх заспешил прочь.

Грешюм склонился над ямой, затем обернулся и крикнул вслед удаляющемуся гному:

— И больше никаких песчаных крыс! Чтобы было мясо и кровь!

— Да, х-х-х-хозяин.

Грешюм нагнулся, протискиваясь в песчаную нишу. Как только его голова пересекла порог, Грешюм почувствовал энергию, наполняющую Южную Стену. Он выбрал это место, так как оно лежало в верховье реки, движущейся к Тулару. Здесь могущественные вены Земли были чисты и непорочны. За Туларом слабый, разлагающийся поток не принес бы ему пользы, если он собирался преуспеть с первого же шага.

Грешюм добрался до конца вырытого лаза и медленно уселся, скрестив кривые ноги перед собой и уложив на колени посох. Так близко от истинного сердца пустыни сам воздух, казалось, источал энергию, но Грешюм знал, что это всего лишь заходящее солнце освещало пустыню бесчисленными оттенками.

Устроившись, Грешюм закрыл глаза, терпеливо ожидая. Он нащупывал дары стихий в своем собственном теле; они давно не использовались, почти забылись, но все еще принадлежали ему. Для каждого члена секты Хифаи сновидение было подобно бездыханности. Грешюм впал в транс, выдыхая реальный мир и погружая себя в сонную пустыню. Время текло вперед.

Он чувствовал, как вдали заблестели звезды и выкатилась полная луна, но все еще продолжал ждать.

Наконец Грешюм почувствовал знакомое подергивание и позволил утянуть себя прочь от луны и звезд. На Пустоши опустилась ночь. Дорога к сонной пустыне была открыта, Грешюм отправился по ней, налитый силой. В течение последних дней он несколько раз входил в сонную пустыню для проверки. Издали он наблюдал в сверкающих песках за Джоахом, пестованием его нового таланта.

Но эта ночь была иной. Он больше не хотел наблюдать издалека. Этой ночью нужно было сделать первый шаг к избавлению от этого дряхлого тела, к тому, что поможет вдохнуть молодость в искривленные кости и разрушенную плоть. А чтобы сделать этот шаг, ему нужна была сила.

Грешюм открыл глаза. Нора исчезла. Он сидел на берегу яркой серебристой реки. Маг медленно поднялся на ноги. Небо над головой было пусто, как грифельная доска, но вокруг него пустыня озарялась мягким светом. Грешюм обернулся на плоскую реку. В ее поверхности он увидел отражение Южной Стены. Он мог разглядеть даже крохотную нишу, вырытую в ее поверхности; она была так близко, что можно было дотянуться до нее рукой.

Улыбаясь, Грешюм простер руку над разливающимся серебром. Здесь пульсировала сила бурлящей реки, но поверхность оставалась гладкой, как в самом тихом пруду. Он протянул руку в сторону отражения Южной Стены, направив ее к входу в крошечную нору.

— Приди ко мне, — прошептал маг на старом пустынном наречии. Будучи членом Хифаи, Грешюм когда-то давно изучал искусство сновидений пустынных шаманов. Он знал их древний язык. Он знал тайны, утраченные в веках. — Вернись к своему хозяину.

Из серебряной реки медленно поднялся длинный, тонкий предмет. Когда он приблизился на расстояние руки, Грешюм схватил свой родной посох. Как только плоть коснулась окаменевшей древесины, серебряная река почернела. Будто оскверненная этим прикосновением, река с силой метнула посох. Грешюма отбросило назад, он тяжело приземлился на мягкий песок, но сумел удержать в руках трофей. Грешюм облегченно прижал палку к груди, чтобы отдышаться перед дальнейшими действиями.

Он перевернулся и поднялся на ноги. У него все еще оставалось небольшое дело до конца ночи. Повернувшись спиной к реке, Грешюм припустил в пустыню. Он двигался стремительно, используя свое стихийное чутье на поиски единственной цели в безбрежной пустыне. Ее не было видно. Но, пронаблюдав за местом много ночей подряд, Грешюм знал, где нужно искать.

Джоах, пересекающий этой ночью мертвое стеклянное озеро, был не в состоянии посетить сонную пустыню. Грешюм не мог упустить такой шанс. За ним оставались многие лье песка. Вдалеке из песка поднимались смутные фигуры спящих, случайно забредших в эту долину Пустошей. Грешюм не обращал на них внимания. Он знал, отвлекаться на них значило напрасно тратить собственную энергию. Поэтому он продолжал свой путь к месту встречи.

Приближаясь к нужному месту, он почувствовал рябь в застывшей пустынной силе, будто в тихий пруд залетел камень. Он поспешил вперед.

Впереди из песка возникла фигура, сидящая со скрещенными ногами и склоненной головой. Грешюм воспользовался своим неожиданным появлением. Он взмахнул посохом в тот момент, когда человек бросил на него взгляд.

Инстинктивно пришелец попытался блокировать удар, схватив посох Грешюма.

Зло усмехнувшись, Грешюм позволил тому крепко ухватиться за палку.

— Рад встрече, шаман Партус.

Глаза старца испускали сияние сонной пустыни.

— Кто вы?

Грешюм подхватил силу посоха, почувствовав, как его сон сливается со сном шамана, зеркальные отражения образов, ухватившиеся за одну палку из окаменевшего дерева.

— Разумеется, я — это ты.

Партус попытался отодвинуть посох, глаза его расширились. Посох удерживал его. Глаза вспыхнули ярче.

— Ты пронес в сонную пустыню что-то из внешнего мира, — произнес шаман в ужасе.

— Так и есть. И, насколько я помню из утраченных текстов упыря Ашмары, в сонной долине реальные объекты могут убивать. — Грешюм призвал темную магию и поджег конец посоха.

Огонь двинулся к шаману. Партус попытался рвануть назад, но был не в силах оторваться от посоха. Его руки воспламенились, огонь ярко вспыхнул в тускло освещенной долине. Глаза шамана умоляюще смотрели на Грешюма. «Почему?» — вопрошали они.

Грешюм лишь улыбался. Чтобы забыть прошлое, отвратительное или нет, нужно идти на гибельный риск. Но у Грешюма не было желания давать наставления этому неопытному юнцу. Он дал посоху завершающий импульс магической силы, и шамана охватило пламя. Пески вокруг них почернели и начали таять, образуя расплавленный бассейн. Грешюм проигнорировал это, паря над его поверхностью.

Когда от шамана не осталось ничего, кроме присохшего к посоху обуглившегося скелета, Грешюм с отвращением стряхнул кости и отошел. Истлевшие останки потонули в жидких песках сонной пустыни. Грешюм немного подождал, затем со вздохом отвернулся.

Позади него черные пески исчезали, стираемые бескрайними расстояниями пустыни. Но он знал, что кто-то в центре Ошала скоро найдет обгоревшие останки шамана Партуса, вплавленные в черное стекло, которое пустынники называли ночным стеклом, миниатюрное подобие огромного пустого озера Аишан.

Пока Грешюм через пески возвращался к серебристой реке, он думал о том, плыл ли уже Джоах по полуденной поверхности Аишана.

Он улыбнулся, взглянул на украденный у шамана Партуса облик и засмеялся. Неважно, куда направлялся Джоах, они все равно встретятся, когда будет необходимость.

Кесла подошла к Джоаху, который сидел на ящике, вглядываясь в черное озеро Аишан. Она отступила к поручням. Ночное небо было чистое, звезды светили над головой и в отражающей поверхности простирающегося вокруг них озера. Над его спокойной гладью дул неистовый ветер, натягивая паруса и заставляя корабль стремительно двигаться к нависающей полной луне.