Она оглянулась. Лишь один раз она входила в свое дерево подобным образом. Ее взгляд остановился на Родрико. Тот кивнул, побуждая ее двигаться дальше.

Добравшись до вершины лестницы, она увидела широкую комнату, простирающуюся по всему диаметру дерева. В центре стояла толстая колонна, вокруг нее громоздились шкафы, кресла, столы, вырезанные из плотной, с глубокими завитками, древесины. Мастерство плотника не давало скучать старику, позволив ему свить в дереве уютное гнездышко.

Но Нилан не обратила на все это внимания. Она устремила взгляд на стоящую в центре колонну, истинное сердце дерева. Нимфаи медленно обошла его, осматривая, пока не обнаружила в столбе углубление. Она поднесла к нему свою лютню. Формы по контуру совпадали.

Родрико подошел к ней.

— Ее настоящий дом.

Она обернулась к нему, бросив беглый взгляд на комнату.

— Я вижу, ты устроил здесь свой собственный дом, внутри моего дерева. — Ее голос прозвучал обвиняюще.

— Как червяк, — печально вздохнув, проговорил тот. — Сверля и буравя мертвое яблоко.

Нилан тронула его руку.

— Прости… Я не хотела обидеть…

— Нет, девочка. Это неестественно. Я слишком долго жил с нимфаи, чтобы не осознавать этого. — Он потупил взгляд. — Но после того как ты ушла, дерево воззвало ко мне.

— Что?

Старик покачал головой.

— Хотя дух был помещен в лютню, в его корнях осталась магия, достаточная для поддержания части души. В день, когда ты отправилась в странствие, я пришел сюда, чтобы забрать свои инструменты, и дерево заговорило со мной — не по-настоящему заговорило, а, скорее, было такое чувство. С тех пор оно этого больше не делало.

— Я не понимаю.

Тот вздохнул.

— Идем к огню, я все объясню. — Он оперся на клюку и направился к высокому, выложенному камнем очагу, врезанному в стену комнаты.

Ее друзья уже собрались вокруг него. Фердайл растянулся у огня, почти прильнув к пламени, помахивая от удовольствия хвостом. Остальные подозрительно столпились рядом, не обращая внимания на множество широких кресел.

— Садитесь, — сказал Родрико. — Кто-то должен воспользоваться этими креслами, которые я строгал долгими зимами. Успокойтесь. Я согрел у огня вино из бузины. А в верхних комнатах стоят кровати.

Все медленно уселись в кресла, вино передавалось из рук в руки, прогоняя из костей холод.

Родрико вернулся из небольшой кладовки с сыром и тарелкой каштанов, чтобы пожарить их на огне.

— Я обещал вам рассказать историю, — проговорил он, тряся миску с шипящими, потрескивающими каштанами.

Мишель кивнула.

— Как вы выжили здесь, где ничего не уцелело?

Родрико, постояв, тяжело вздохнул, после чего опустился в кресло.

— Это долгая история, так что позволите мне начать с того, с чего должны начинаться все истории, — с завязки. С Сеселии.

— Сеселия? — переспросила Нилан, с удивлением услышав имя древней старейшины рощи.

Мишель отставила кружку с теплым вином.

— Кто это?

— Сеселия — хранительница Труа Глен, — ответил Родрико. — Старейшая из сестер нимфаи. Она была связана с самым старым деревом рощи, и, когда ее дерево начало искривляться от болезни, она также подверглась истязанию. Лихорадочные сны, бредовые состояния. Это продолжалось в течение трех лун. Но, когда я считал, что конец уже близок, ей пришло видение, будто Локаихера возродится к жизни в озере красного огня. Огня, рожденного из магии. Она велела мне вырезать сердце из дерева Нилан, чтобы та смогла бродить по землям Аласии в поисках магического лекарства для обреченного леса.

Нилан уставилась на огонь.

— Именно предсказание Сеселии заставило меня отправиться в путь. — Она повернула лицо к Родрико. — Но как же ты? Почему ты не ушел? Твой долг здесь был исполнен.

— Я тоже так думал, но, как я уже упомянул, дерево воззвало ко мне, умоляя исполнить последнее поручение.

— А что насчет Ужаса? — спросил Крал.

— Призраки не беспокоили меня. Дерево Нилан слишком напоминало им о том, что они потеряли. Оно оставалось прямым и высоким, в то время как все остальное кривилось и разлагалось. Зрелище, невыносимое для призраков. Так что они держались подальше.

Могвид сел перед огнем на колени, проверяя каштаны.

— А все это? — Он кивнул на окружающую обстановку. — Вы должны были путешествовать, чтобы принести все это сюда. Каштаны, вино.

Родрико кивнул.

— Дважды за зиму я пробирался к горным деревушкам за снедью. Так было до недавнего времени.

Могвид присел на пятки, с подозрением прищурив глаза.

— И даже на лесных тропах призраки не трогали вас?

— Я оставался под защитой дерева.

— Как? — взвизгнул Могвид.

Родрико поднял деревянную клюку, которую он сжимал между колен, и стукнул ей об пол.

— Так же, как лютня Нилан была вырезана из сердца этого великого дерева, я отрубил от него ветку, сделав из нее посох. — Он разжал палку, обнажив единственный зеленый росток на ее вершине.

Нилан наклонилась ближе.

— Листья! — Из мертвой древесины тянулись крошечные зеленые листочки. Хотя каждый из них был не длиннее ногтя большого пальца, они, без сомнения, были с дерева коакона. — Как?..

— Немного магии и немного души сохраняют их свежесть.

Нилан наклонилась еще ниже — затем взглянула леснику в глаза.

— Они высасывают твой дух.

— Одной магии было недостаточно. — Он опустил палку.

Неудивительно, что мужчина так резко постарел с тех пор, как она видела его в последний раз.

— Но зачем? — спросила она. — Что в этом такого важного?

Он встретил ее взгляд.

— Надежда.

— Надежда на что?

Родрико откинулся и закрыл глаза.

— Мой род служил Труа Глен с незапамятных времен. Это и наш дом тоже. Если есть способ вернуть Рощу, я сделаю все, даже отдам свою жизнь, если понадобится.

— Но я все еще не понимаю. Что мое дерево требовало от тебя?

Он открыл глаза.

— Проще показать. — Родрико с трудом встал на ноги. — Пошли. Ответ на все лежит наверху.

Нилан встала, отбросив сомнения.

Старый лесник прошел к узкой, извилистой лестнице. Она вела к площадке над комнатой с очагом. Не говоря больше ни слова, он вскарабкался по лестнице, остальные потянулись за ним.

Нилан слышала, как Могвид бормотал:

— Не нравится мне это.

От верхней площадки отходили маленькие комнатки. Но Родрико вел их к самой дальней двери. Он положил руку на железный засов и посмотрел на Нилан. Его глаза были наполнены мукой и чем-то еще.

Ее опасения вспыхнули с новой силой.

— Прости, — проговорил он, распахивая дверь. — Тебе лучше пойти первой.

За дверью была еще одна круглая комната, похожая на гостиную с камином, только поменьше. И в центре этой комнаты высилась колонна от пола до потолка. В ней было отверстие величиной с тыкву.

Из отверстия струился мягкий слабый свет.

Нилан знала, что это за слабое красноватое свечение. Мерцание такого оттенка излучала цветущая коакона. Она двинулась дальше в одиночку. Что-то обитало внутри этого дупла.

Родрико позади нее заговорил:

— Почти целую зиму у дерева хватало магии в стержневом корне и остатков души, чтобы распускать листья… и даже цветы.

Нилан оглянулась на дверь, где лесник стоял, опершись на свою палку. Она вспомнила день, когда оставила свое родное дерево, так отчетливо, будто это произошло вчера, а не пятнадцать зим назад. Дерево выглядело нетронутым.

С чувством, граничащим с ужасом, она повернулась к резному отверстию и к тому, что покоилось внутри него.

— Дерево как-то узнало, что это его последнее цветение, — сказал Родрико, понижая голос. — Оно было вызвано его предсмертным дыханием. В последний раз.

Нилан уже с трудом слышала его слова и вопрос, заданный Мишель.

— Что вы имеете в виду? — спросила мечница.

— Когда коакона готова посеять свои семена, она взывает к другому духу, кровной сестре, чтобы та покинула ненадолго свое дерево и оба духа смогли соединиться — как пчелы, переносящие пыльцу с цветка на цветок. Дерево Нилан позвало слиться с ним.