Противник заперт… Противник окружен! Действуем по моей команде! Двое десантируются с крыши, по одному - через верхние окна в столовую, ты, ты и ты - через черный ход, ты, Хвостов, через мусоросборник… Р-р-рразговорчики! Не слишком сообразительный Прытковецкий громоздким тараном на фиг снес дверь, и…

Позже Догонюзайца в красках расписывал картину: дескать, представьте. Ночь. Черно. Пустая столовая. Ровные ряды столов и стульев. По углам - что-то кошмарное, что живет по ночам в общественной столовой, может быть, призраки невинно отравившихся посетителей. Белые лучи фонариков режут темноту, пластуют ее, раздирают; бравые «волчата» идут напролом, треск и грохот разбившегося стекла, двери разносятся Прытковецким (А чё сразу я? - возмущался детинушка) - и разброшенные по полу хищные стальные лезвия ножей ловят отсветы сирен и прочей подсветки. И посреди всего это буйства - маленький, и не видно, что почти семь кг, очень испуганный котик с задушенной крыской в зубах.

«Бедненький!» - завопила тетя Люда, - «Флаффи ж хотел порадовать свою мамулю! Яти ж вашу кашу, вы что, дуболомы, понаделали! Вы ж кота импотентом на восемь оставшихся жизней сделали!»

Как позже пошутил Лукин, крик тети Люды чуть не сделал импотентом Бульфатова, а это смело можно записывать в разряд подвигов, равных подвигам Геракла. Пока Бульфатов находился в лазарете у Евгения Аристарховича на профилактике, Монфиев разбирался с ночным происшествием: Волков получил устный выговор за самоуправство, Глюнов получил официальное распоряжение кормить кота, чтоб по ночам тот не лазил по секретным объектам в поисках подножного корма. А потом сам Монфиев получил от тети Люды - повариха гордо подбоченилась, четырехэтажно послала начальника, потребовала цветной телевизор над котлом, чтоб готовить интереснее было, выходной в субботу, Серова для успокоения нервов, и чтоб пред ее грозные очи поставили того скотину, который ночью, пользуясь суматохой, сожрал два кило вареной говядины, которую планировалось пустить в панировку. Тетя Люда получила все, что требовала - кроме говядиноядной скотины. Велела Глюнову беречь Флаффи, и, утешаемая Серовым, немного успокоилась.

- Ты не Флаффи, - сказал Сашка, пока черно-белый сидел у него на руках. На усах кошака еще виднелись маленькие крупинки говядинки, и вообще, два лишних килограмма, приплюсованных к живому весу, чувствовались. - Я буду звать тебя Бегемот.

Бегемот, Проглот, Всежрунчик, Курезадов (при использовании этой клички Глюнову постоянно казалось, что кот улыбается), Сосиска, Не-Приближайся-К-Моему-Компу! - и прочая, прочая, прочая. Кот все клички игнорировал, и Сашка, так и не подобрав нужной, писал о нем родителям, именуя просто - Черно-Белый Кот.

Маша в ответном письме предложила назвать кота Индианой Джонсом - Сашка улыбнулся. Значит, не забыла… Ах… Аспирантуры два с небольшим года осталось, а потом… Глюнов мечтательно зажмурился, представил, как выходит из ослепительного «мерса»… нет, лучше феррари! перед родной девятиэтажкой, весь из себя крутой и красивый, в правой руке - букет роз для мамы, а в левой - коньяк и диплом кандидата наук, чтоб помочь отцу пережить шок; и сразу, стоило Сашке отойти от машины, на шею ему кидается Маша - Машута, милая Машенька, и начинает целовать, целовать, целовать…

Тут Сашка очнулся, отстранил от лица наглую черно-белую морду:

- Что, опять проголодался? Не смей меня облизывать. У меня реферат по философии и общественным наукам горит. Надо сочинять. Может, идею подскажешь? Надо, чтоб было что-то философское. Какая-нибудь идея, которую пока невозможно разрешить с точки зрения техники, но которая давным-давно решена с помощью идеалистических представлений. Вот, думаю - что телепортация, он же нуль-переход, он же пространственно-временной разрыв - как раз самое оно…

М-да… Большим жирным шрифтом: «Телепортация».

Кот уселся рядом - по вредной кошачьей привычке именно на левую руку хозяина, и ни на сантиметр в сторону, привалился - будто день не был отменно жарок и Сашке требовался дополнительный обогреватель, и тоже уставился в экран, будто понимал, что там написано.

«Проблема телепортации,» - бойко застучал Сашка Глюнов по клавишам, - «пришла в современную физику и математику через ненаучную фантастическую литературу.» Нет, лучше стереть и сформулировать иначе: «Впервые была заявлена в древней мифологии и сказ…» «Сказ?» сказках? Несерьезно. Сказаниях? Неопределенно, а потому - ненаучно. Сказкотворчестве? как-то размыто, да и слово-то такое в официальном лексиконе отсутствует, еще подумают, что он с Догонюзайца советовался. Лучше оставить просто «мифологии». Ага, «и народных былинах».

Память услужливо подсунула обрывок старого рисованного мультфильма: сидит на черном пятне, изображающем остатки зеленого насаждения, лиловато-синеватый носатый и бородатый дед в такой же, но более светлой рубахе, перебирает по начерченным зигзагами струнам гуслей и вещает глубоким красивым голосом - «То ли было то, то ли не было. То ли правду скажу, то ли небыль вам…»

Пока Сашка придавался воспоминаниям, наглый Котяра поднялся, потянулся, направился к бутербродам. Глюнов натренированно очнулся, перехватил из-под усатой черно-белой морды тарелку - а Кот, сволочь, мигом брякнулся на клавиатуру, и полтора вымученных предложения будущего доклада мгновенно канули в Лету.

Зазвонил телефон.

- Да? да? - рявкнул Сашка в трубку. Ответом ему было молчание.

- Черт знает что, - проворчал Глюнов. - Целый день сегодня трезвонят, а поднимешь трубку - тишина. Какой леший развлекается, ты, случайно, не знаешь?

Кот уставился на хозяина пристальным и наглым золотым взглядом.

- Мурзик? - от нечего делать Глюнов предпринял тысячную попытку придумать прозвище своему питомцу. Тот не среагировал. - Да какой ты, на фиг, Мурзик? Целый Мурза, почти семь кг веса! Может, тебя все-таки Пузраном обозвать?

Кот и Пузрана проигнорировал, продолжая нагло и пристально буравить Сашку золотым почти разумным взглядом.

Снова зазвонил телефон.

- Да? Блин, достали! Кто сегодня весь день развлекается?! - заорал Сашка в тишину телефонной связи. - Работать спокойно не даете! Найду, руки обломаю!

Усы у Кота приподнялись, будто наглое животное смеялось - угроза, учитывая «теловычитание» Сашки Глюнова, была фееричной. Будь на месте временного лаборанта, скажем, господин Волков, или Ноздрянин, или Волчановский, или даже Бульфатов…

И снова звонок телефона.

Саша поднял трубку и вежливо, интеллигентно, последовательно, высказал всё, что думает по поводу развлекающихся шутников.

- Я тоже тебя ценю и уважаю, - ответил булькающий от сдерживаемого хохота голос Зимановича. - Как нестандартного ученого и оригинальную творческую личность. Слышь, Глюнов, выдай-ка нам последовательность трехзначных чисел.

- Какую? - уточнил Саша. Зиманович и Кубин творили что-то такое с огромной вычислительной машиной, которая была важной составляющей Системы; на расчетах этой парочки была завязана десятая часть экспериментов физической лаборатории, возглавляемым академиком Сабуниным, так что числовую последовательность Зиманович, наверное, хотел какую-нибудь заковыристую.