– Вот этот, – утюгом указал на него же мертвый Лев, – ударил меня по роже. И всего-навсего за то, что я к вашему приходу готовился.
– Это правда? – строго спросили мертвецы.
– Увы, – сказал Ближний. – Сейчас я и вам рожи бить буду.
– Да ты что, не мертвец, что ли? – удивились мертвецы.
– Мертвец, конечно, – сказал Ближний, – но не до такой же степени!
– А до какой? – Мертвецы выглядели заинтересованными.
– До умеренной, – отчитался Ближний. – Я сохраняю человеческий облик.
– Зачем? – спросили мертвецы, человеческий облик давно утратившие.
– Посмотрите друг на друга, – предложил Ближний, – и сами все поймете.
Мертвецы так и сделали. Увидев друг друга, они чуть не потеряли рассудок от ужаса и отвращения к себе.
– Господи! – закричали они. – Как низко мы пали…
Тут они начали рвать на себе волосы – и, быстро управившись, обратились к мертвому Льву:
– А ты почему весь в волосах?
– Он чудовище, – к одному месту сказал Ближний. – Он только что человека прирезал!
– Не может быть! – не поверили лысые мертвецы.
Ближний молча указал на истекающую кровью жертву. Лысые мертвецы обомлели.
– Я же для чего… – пролепетал мертвый Лев, – мы ведь кровь обычно пили!
Лысые мертвецы задумались, а потом процитировали Грибоедова: «Свежо предание, а верится с трудом!» – отведя от себя таким необычным образом все подозрения.
Тогда Ближний связал мертвого Льва веревкой, которую дали ему лысые единомышленники, и засунул его в тюк к истосковавшейся по сердечному разговору Кузькиной матери. А сам – в сопровождении тех же единомышленников – отправился к Сын Бернару.
Сын Бернар, сосредоточенный на судьбах мира, не обратил на гостей никакого внимания.
– Здравствуйте, – сказал Ближний, подозрительно взмокнув: при виде Сын Бернара его захлестнула теплая волна чувств.
Сын Бернар хотел было радушно ответить на приветствие, но там, откуда оно раздалось, никого уже не стояло: тою же теплой волной чувств Ближнего унесло прямо в открытое взорам всех присутствующих море…
– Где тот, кто со мной поздоровался? – без интереса спросил Сын Бернар группу жавшихся в стороне лысых.
– Его унесло волной, – печально ответили они.
– Хорошо бы и вас унесло, – мечтательно и честно сказал Сын Бернар.
– Нас не унесет, – разочаровали его лысые, – потому что мы никаких чувств к тебе не испытываем. А он… тот, которого унесло, испытывал чувство любви.
– Как его звали? – оживился Сын Бернар.
– Мы не спросили… – развели руками лысые.
Сын Бернар посмотрел на них так, как млекопитающие смотрят на пресмыкающихся перед ними.
– Понимаете ли вы сами, что наделали?
– Да нет, где уж нам! – махнули руками лысые.
– Только что вы лишили меня возможности узнать имя того, кто меня любит! – поставил их в известность Сын Бернар. И безутешно зарыдал.
Лысые подошли к Сын Бернару и принялись гладить его. Потом один из них достал из кармана кусок кровяной колбасы и дал Сын Бернару. Тот съел и почувствовал себя не в пример лучше.
– А вы кто такие? – спросил он в знак благодарности.
– Мы – потерявшие человеческий облик, – был ответ.
Сын Бернар пристально вгляделся в лысых:
– Это я вижу. Имеется в виду – чем вы занимаетесь?
– Раньше мы работали на раздаче в кафе «Холодные закуски», а в свободное время пили кровь вместе с мертвым Львом. Он убивал ходоков и угощал нас свежей кровью. Но теперь мы раскаялись и не знаем, что делать дальше.
Услышав про ходоков, Сын Бернар чуть не лишился (но не лишился) рассудка.
– Где мертвый Лев? – вскричал он.
– Его только что связали и запихали в тюк, – сказали лысые и вызвались отвести Сын Бернара на место происшествия.
…Из тюка раздавались истеричные женские вопли. Сын Бернар развязал тюк, и оттуда выскочила смертельно бледная и растрепанная Кузькина мать со следами клыков на шее. Лысые мертвецы, всякого перевидавшие, еле устояли на ногах при ужасном виде ее.
– Так мы не договаривались! – сразу набросилась Кузькина мать на Сын Бернара. – Вы зачем ко мне вампиров подсаживаете?
– Это не я! – защитился Сын Бернар.
Лысые же, стараясь не смотреть на Кузькину мать, а смотреть в окно на плодоносящую яблоню, объяснили, что вампира подсадил тот, кого потом унесло волной чувств.
– Можно подумать, мне это что-нибудь говорит! – возмутилась Кузькина мать. – Откуда мне знать, кого тут у вас волной чувств унесло… Я лежала в тюке на полу, и вдруг засовывают туда вампира полоумного, который тут же впивается мне в шею, начинает кровушку мою сосать! Почти всю высосал, гад!
– Он же связан! – воззвал к ее рассудку Сын Бернар.
– Связанные тоже кровь хорошо сосут, – отклонила воззвание Кузькина мать и пихнула тюк ногой. Тюк не шевельнулся.
– Обпился! – злорадно констатировала Кузькина мать. – Обпился и подох.
– У Вас, небось, кровь ядовитая, – зачем-то предположил Сын Бернар.
Лысые засмеялись, а Кузькина мать обиделась.
– Вы чего? – спросил Сын Бернар не то у нее, не то у лысых.
Кузькина мать не ответила, а лысые ответили:
– Смешно… Вампиру любая кровь хороша: и ядовитая, и не ядовитая. Он не от качества крови из строя вышел, а от количества. Но он вернется в строй, – заверили они.
– А кстати, где Ближний-то? – возникла реабилитированная Кузькина мать.
Так Сын Бернар и узнал, что тем, кого смыло волной чувств к нему, был Ближний.
– Не постигаю! – элегантно изумился Сын Бернар. – Он же Редингота любил больше жизни… помнится, из-за того с жизнью и расстался. А теперь, оказывается, он уже меня любит… Постыдное какое непостоянство – прямо на грани проституции!
– При чем тут проституция? – поморщилась Кузькина мать, не любившая неточного словоупотребления. – Проституируют, напомню, за определенное материальное вознаграждение. Вы ведь не хотите сказать, что Ближний за свою к Вам любовь денег с Вас требовал?
– Мы с ним не успели поговорить… – заметил Сын Бернар и обратился к лысым мертвецам: – А денег тот, которого волной унесло, за свою любовь не требовал?
– Денег не требовал, – заверили лысые мертвецы. – Он любил Вас, ничего не требуя взамен…
– Как благородно! – восхитился Сын Бернар.
– Кстати, – воспользовались случаем высказаться лысые мертвецы, – Вас не беспокоит, что человек рядом с Вами кровью истекает?
– Это какой же человек? – попытался вспомнить Сын Бернар.
– Да тот, которого мертвый Лев прирезал…
Вспомнив-таки, Сын Бернар бросился к направляющемуся в эту минуту в рай прирезанному и, остановив его в пути, оказал ему сначала первую, а потом на всякий случай вторую, третью, четвертую и пятую медицинскую помощь. После этого прирезанный (его фамилия была Тимоффеев) воскрес, вскочил на резвые ноги и деловой походкой заходил по штабу…
– Чего это Тимоффеев-то заходил? – осудила прирезанного Кузькина мать.
– Он ходок, – объяснил Сын Бернар. – Пришел издалека, как все они. Ну, и вот… ходит по инерции.
– А долго он так будет? – спросила Кузькина мать, которую раздражал всякий непокой.
– Пока не поговоришь с ним о том о сем, – вздохнул Сын Бернар.
– Иди сюда, Тимоффеев, – пожалела ходока Кузькина мать. Когда тот подошел, она заглянула ему в глаза и участливо спросила: – Ты чего?
– А того, – сказал Тимоффеев, закрыв глаза от ужаса.
– Чего того-то?
– А ничего! – нашелся даже и с закрытыми глазами Тимоффеев. – Земляки вот по делу послали… пойди, просят, поговори там с главным. За идею, тоись, поговори. Ну, я и пошел как дурак. А главный, он убийца оказался! Расскажу теперь землякам-то, которые в Сибири спички берегут, – мы вам такого красного петуха пустим на всю Россию… не пожалеем отчизны!
– Да ты главного-то не видал, ходок! – поспешил предотвратить пожар Сын Бернар.
– Как же не видал, когда он-то меня и прирезал? И кровушку мою сосал! Упырь он, главный ваш!
– Это не главный был! – от имени исторической правды вскричала Кузькина мать. – Это просто один из… один из… – Она не нашла, как определить мертвого Льва.
