Рабочий день в офисе фирмы «Супер-Шик» начал отсчет первого часа нового дня недели, когда в кабинет, на двери которого висела табличка, «бухгалтерия» вошел генеральный директор Кизяков Роман.

– Доброе утро! Если его можно назвать добрым! – поздоровался он с сидящей в кабинете, молодой девицей.

– Доброе утро! – поздоровалась в ответ она.

Директор неторопливо усадил свое дородное, начинающее грузнеть тело в гостевое кресло и по своей обычной привычке собрался закинуть ногу на ногу, но передумал. Обе ноги, припертые руками, остались на полу. Весь его вид говорил, что он собирается сообщить что-то важное. Видать, по серьезному делу, решила про себя, Елизавета Беркут и непроизвольно переложила на столе с места на место папки с бумагами.

Генеральный, не торопясь, погладил свой массивный подбородок, почесал за ухом, провел рукой по гладко выбритому затылку и, затем сказал:

– Завтра у нас намечается проверка налоговой инспекции… Время еще есть… Можно подчистить документы! Займитесь, пожалуйста, этим Елизавета. В курс дел уже вошла?

– Стараюсь.

Более неприятного известия в работе бухгалтерии не бывает. Проверка, ревизия, денежный начет, выемка документов – эта картина словно на широкоформатном экране возникла перед взором Елизаветы. Она могла бы особенно не волноваться. Бухгалтерию фирмы приняла всего с месяц назад, даже если были упущения в учете за предыдущий период, ее они не должны касаться. Но не будешь же об этом вслух говорить. Время службы не снимает ответственности. Она вспомнила, как попала по знакомству на эту должность бухгалтера-кассира, в фирму с крутым названием «Супер-Шик». Ее приняли по знакомству. Устроила ее родственница по материнской линии Серафима Карловна. Так бы и трудилась Елизавета на рядовой должности, если бы в один прекрасный день бывший главный бухгалтер Веселова не вышла на работу.

Не вышла и не вышла, мало ли что в жизни не случается с человеком? Может быть, заболела. Может в пробке застряла, и стоит. Так до конца дня на фирме и думали, надеялись, что позвонит.

– Бывает с нею! – заглянув в бухгалтерию и не увидев Веселовой засмеялся заместитель генерального директора, а по совместительству снабженец и хозяйственник, начинающий тучнеть, вечно улыбчивый мужчина лет сорока, Константин Мясоедов.

– Значит, ты одна на хозяйстве осталась! – сказал он на второй день после исчезновения главного бухгалтера, и оглядел с ног до головы новую сотрудницу.

– Почему одна? – не поняла Елизавета. – Веселова скоро должна подойти!

– Ну, твоя Веселова нынче далеко отсюда! Чадру примеряет!

– Какую чадру? – ничего не поняла Елизавета.

Мясоедов сел на короткий диван, и стал рассказывать, перемежая выдумку с действительными фактами:

– О…о…о, Веселова!.. Достала она нас. И что только в ней наш Кизяк нашел? Ну, красивая баба, ничего не скажешь. И телеса мраморные, и шарм есть в ней особенный. Но держать ее на должности главного бухгалтера только из-за того, что она когда-то вытащила его из назьма, не вижу смысла.

– А это удобно? – спросила хозяйственника Елизавета.

– Что?

– За спиной обсуждать человека?

– Кости ближнему перемыть? – рассмеялся Мясоедов. – Святое дело! Даже не сумлевайся! В библии об этом сказано. Жизнь человека должна быть светла и открыта взору господню. Человек должен быть наг перед ним.

– Но вы же не господь Бог!

– А кто сказал, что я на его место претендую? – продолжал зубоскалить Мясоедов. – Я чту божьи заповеди и следую им. Из всех работающих с вами, я самый лояльный к человечеству.

– Жаль, оно только не знает об этом! Горе-то, какое! – рассмеялась Елизавета. Мясоедов не обратил внимания на мелкий укол. Он продолжал пиарить себя.

– Вы вот Елизавета, никогда не обращали внимания, как красивых женщин мужчины наглыми взглядами раздевают? И ведь не подлезешь им в это время в черепную коробку, не запретишь постыдно думать. А я, представьте, даже в мыслях никогда не позволяю себе опуститься низко, до плотских утех. Я максимум, всего лишь ручкой по крупу, по крупу ручкой! И то если женщина особенно красива. Только не смотрите на меня так негодующе, к вам это не относится.

Нахал. Отбрил он ее, и как ни в чем не бывало продолжил:

– Так, что с вашей Веселовой не убудет, если я расскажу, как она замужем за негром была.

– То есть?

– За вождем!

– Как?

У Елизаветы Беркут вытянулось лицо.

– А…а…а, вот видите, – не преминул подковырнуть ее Мясоедов, – вы уже забыли про свои надуманные принципы и готовы за чужой спиной выслушать эту удивительную историю. Так мне рассказывать или помолчать?

Елизавета сначала хотела выставить его за дверь, но потом решила задать всего один маленький, малюсенький вопрос:

– И дети у них есть?

Вопрос прозвучал, как поощрение. Мясоедов поудобнее устроился и даже попросил себе чашку чая:

– Чай не пьешь, откуда сил возьмешь?.. Мне со сливками, если можно!

Чайник вскипел моментально. Он сам, снабжавший буфет сотрудников бакалейным, печеным ассортиментом, знал, где что лежит в бухгалтерии. Налив чаю, слазил в холодильник за сливками, достал пачку сливочного печенья и уже помешивая содержимое чашки, стал рассказывать:

– Кизяк, как-то решил провернуть международную сделку, не помню уже точно, то ли партию бананов, то ли фиников решил по бартеру получить с представителя одной африканской страны. Помните, одно время в стране напряженка была с деньгами, меняли одно на другое, вот он и решил медь на импортный товар обменять. Наша фирма тогда только становилась на ноги, и торговала чем ни попадя. Приходит, значит, к нам представитель этой африканской страны, чтобы подписать контракт, прочитал его, и нос воротит, меди вдвое больше просит. А где ее взять? Ее и той то нет, что в контракте указана, ее еще найти надо.

Короче, встал он, чтобы уйти и в это время в кабинет вошла Веселова. Что за шарм у бабы, что за магнит она, чем притягивает к себе людей, не знаю, но когда этот несговорчивый представитель далекого континента увидел ее, он повернул назад. И знаете, что он вписал вместо меди в контракт?

Елизавета подняла на рассказчика глаза.

– Что?

– Он ее, Веселову вписал! Отдай, говорит, Кизяк, мне ее по бартеру! А хочешь, я тебе десять африканок в нагрузку к финикам, пришлю. – Мясоедов с минуту помолчал, посмотрел на дно чашки, и неожиданно встав, закончил рассказ:

– Так и уехала она в Африку!

– Что?.. По контракту?

Уже на пороге он на мгновение повернул голову:

– Вождем он оказался. Небольшим, но вождем! А вот детей у них не было!

– Так вышла она замуж или нет?

Стук закрываемой двери был ответом. Есть такая категория людей, брякнут не к месту, намолотят семь верст до небес и скорей бежать от ответственности за сказанное.

Что он врет, что за вождь? Что значит, по бартеру отдай? Неужели генеральный директор действительно ее на финики выменял?

Спустя несколько дней на фирме узнали, что главный бухгалтер сама, добровольно, зарегистрировав официально брак, уехала в далекую африканскую страну. Несколько фур фиников фирма все же получила. А затем пришло письмо от Веселовой и фотография. На фоне крытых пальмовыми листьями навесов стоит посреди деревни красивая белая женщина, а в ногах у нее копошатся черные дети.

– Пристроилась! Заведующей детским садом работает! – обходя кабинеты, хохотал Костя Мясоедов. – А вы не верили.

Месяца через три, загоревшая Веселова снова появилась в фирме. Как с гуся с нее вода. С возмущением она рассказывала:

– Вождь!.. Это у нас были вожди, Я думала, он маленькой страной владеет. Такое мне тут рассказывал; царица, Клеопатра, застежки бриллиантовые на сандалиях носить буду. Я дура и клюнула. А приехали, они просо в ступе толкут, пять жен его ждут, я шестая. Ты старшая, говорит мне, будешь! Слава богу, хоть еду на огне готовили. А драгоценный мой сам оказался, седьмым сыном у отца, вождя в деревне. Тот его, по обмену, на учебу в Москву отправил. Какие уж там бриллианты?…Ты, Лиза, не выходи замуж за черных, обманут.