– Но вы же не хотите сказать, что Люси… – слова застряли у меня в горле.
– Мне доложили, что к Пиму приходил какой-то человек – с сообщением от нее, – произнес Карл.
– Я немедленно пошлю за ней, – сказала я упавшим голосом.
Я так и сделала, но Люси во дворце не оказалось.
– Что вы говорили ей? – осведомился король.
– Ничего… пока не прошло часа, – ответила я. – А потом я поделилась с ней своей радостью, объяснив, что вы снова стали хозяином в своей стране, ибо отправились арестовать всех этих ужасных смутьянов – и теперь они уже за решеткой.
– Через час! – воскликнул король. – И, видимо, за добрых полчаса до того, как я сумел наконец попасть в палату общин. У Люси было достаточно времени, чтобы предупредить Пима… что она и сделала.
Я закрыла лицо руками.
– О Карл! – воскликнула я. – Я разрушила все ваши планы! Я, готовая отдать за вас жизнь, сама же вас и погубила!
Но он, казалось, не слышал моих слов и всеми силами старался успокоить меня. Он заявил, что все это – ерунда. Главное – что я люблю его. А про эту неудачу с парламентом мы скоро и думать забудем.
– Но это моя вина! – рыдала я. – Вы можете простить меня, но сама я никогда себе этого не прощу.
Король взял меня на руки, как ребенка, и начал говорить о своей огромной любви и привязанности к той, чья глупость нанесла ему такой удар.
Что я могла сделать, чтобы доказать ему свою любовь? Как могла отблагодарить его за то, что он простил мне мое легкомыслие? Каким образом могла я выразить всю силу и глубину своего чувства? Какие особые слова должна была найти?
Я страстно хотела, чтобы мне представилась возможность умереть за него. Но такой возможности не представилось…
Сначала мы даже не поняли толком, сколь ужасное поражение потерпели по моей вине. Теперь все знали о намерениях короля, и от короткого всплеска нашей популярности не осталось и следа. Казалось, на нас ополчились все вокруг. Нет, это неправда. У нас еще было несколько верных друзей. И один из них – лорд Дигби – предложил собрать роту кавалеристов, пуститься в погоню за Пимом и его приспешниками, найти их и арестовать. Но король не позволил этого сделать.
По крайней мере, мы теперь поняли, кто нам друг, а кто враг. Вероломство Люси глубоко потрясло меня, но, оглядываясь назад, я вижу, что более умный человек давно заподозрил бы эту женщину в измене. Почему меня не насторожила ее дружба с Пимом? До чего же я была глупа, если считала, что Люси прикидывается, будто заинтересована Пимом и его делами лишь ради меня! Но куда больше неверности Люси угнетало меня то, что именно я сорвала все планы Карла. Порой мне кажется, что ни один враг не причинил ему столько зла, сколько принесла я, всем сердцем любившая Карла и мечтавшая отдать за него жизнь.
Но, как я уже сказала, мы смогли отделить истинных друзей от ложных. Такие люди, как граф Голланд и граф Эссекс, принесли нам свои извинения и подали в отставку; теперь, наученная горьким опытом, я понимала, что это значит.
Но всерьез мы встревожились, когда улицы запрудила разгневанная толпа. Люди несли знамена, на которых было написано одно слово: «Свобода«. Я не знаю, какой смысл вкладывали в это слово мятежники. Неужели они считали, что под властью суровых пуритан из парламента страна станет более свободной, чем была при короле?
Моя мать уехала, посланник папы тоже отбыл в Рим, чего же еще хотел от нас народ?!
Карл испугался за меня, решив, что именно на меня может обрушить толпа свою ярость. Он сказал, что лучше нам покинуть Уайтхолл, и мы собрались в дорогу.
Поездка эта была ужасной. Мы сидели в раззолоченной карете, в которой совсем недавно катили мимо ликующих толп; теперь же мы видели кругом жуткие, злобные лица, пылавшие гневом глаза, угрожающе сжатые кулаки… Я не знаю, за что эти люди так ненавидели нас.
Как я была рада, когда Вестминстер остался позади и мы увидели зеленые поля, окружавшие Хэмптон! Раньше я так любила этот дворец! Он был прекрасен, как всегда, но навевал теперь воспоминания о цыганке с безумными глазами и о зеркале, которое она держала перед нами.
Внутри дворец оказался темным и мрачным. Никто не вышел, чтобы встретить нас. Наша стража помогла нам выбраться из кареты, и когда мы переступили порог резиденции, на нас пахнуло холодом и затхлостью. В каминах не пылал огонь, у которого мы могли бы согреться, и в покоях наших царило полное запустение.
Всю ночь Карл, я и трое наших детей, Карл, Мэри и Джеймс, дрожали в одной комнате.
– По крайней мере, – сказала я мужу, – мы все вместе.
– Мы не можем оставаться здесь, – ответил он, – завтра нам придется уехать в Виндзор.
Мы так и сделали. И как же радостно было увидеть этот прекрасный замок! Он казался мощным, несокрушимым и по-королевски величественным, что имело для нас в тот момент особое значение. Я была счастлива покинуть холодный и неприветливый Хэмптон; я чувствовала: ни за что и никогда не смогу я снова полюбить его!
– Нам надо быть готовыми ко всему, – заявил король. – Пим и его друзья знают, что я собирался предъявить им обвинение в государственной измене. И теперь они сделают все возможное, чтобы поднять против меня народ. Людям придется сделать выбор: или король, или парламент! Но я верю в своих верноподданных.
– А их – бесчисленное множество! – воскликнул граф Денби. – Мы соберем всех наших сторонников под свои знамена! Ведь люди скоро поймут, какая страшная угроза исходит от пуритан.
– Нам нужны деньги, и мне проще, чем другим, их раздобыть, – выпалила я. – Я уверена, что если мне удастся встретиться с братом, то я смогу убедить его помочь нам.
Все выжидательно посмотрели на меня, и я подумала: если бы мне только удалось сделать что-то значительное! Если бы я только смогла исправить все то зло, которое причинила королю! Я была уверена: все его друзья осуждают меня, считая, что именно из-за меня мы оказались в столь ужасном положении. Арест смутьянов из парламента быстро положил бы конец поднявшейся в стране буре. И теперь лишь Карл делал вид, что все это не так уж и серьезно.
Мне отчаянно хотелось доказать мужу, что ради него я готова на все.
Друзья наши сочли мой замысел неплохим. Мы отчаянно нуждались в поддержке. Условия папы были слишком жесткими. За то, что он поможет Карлу удержаться на троне, Его Святейшество требовал от короля таких уступок, которые могли привести лишь к одному – к тому, что английский монарх и впрямь потеряет корону. Народ Англии не потерпит государя-католика. Теперь я это знала. С другой стороны, наши друзья ни на миг не забывали, что я – сестра короля Франции; и хотя никто не ожидал от Людовика особой любви к Карлу, все понимали: ни один монарх не захочет увидеть другого государя низложенным. Поэтому Людовик, возможно, и поддержит Карла – а кому, как не сестре, лучше всего попросить помощи у брата?
Я также возлагала некоторые надежды на принца Оранского. Он так рвался обеспечить безопасность нашей принцессы, что, возможно, захочет теперь снабдить нас деньгами или оружием. Я всем сердцем надеялась на это. И в ближайшие дни могла бы отправиться в Голландию – под тем предлогом, что везу дочь к ее мужу.
– Прежде парламент не желал выпускать вас из страны, – заметил Денби.
– На этот раз я уеду – позволит он мне или нет! И возьму с собой свои драгоценности, чтобы продать их и приобрести оружие.
Король с гордостью посмотрел на меня. Он сказал:
– Я должен буду уехать в Халл, так что нам все равно придется расстаться. В Халле хранятся запасы военного снаряжения, подготовленные для борьбы с шотландцами. И если этот арсенал останется в наших руках, то – в случае необходимости – я готов буду лицом к лицу встретиться со своими врагами.
Таковы были наши тогдашние планы. Король собрался в Халл, чтобы иметь средства для борьбы, если уж до нее дойдет дело. Я же твердо решила, что с дозволения обеих палат или без оного повезу свою дочь в Голландию.