– Они жаждут крови Страффорда. Как я могу принести в жертву человека, который так преданно служил мне?
Принц серьезно посмотрел на нас обоих, и я подумала, как строго и по-королевски он выглядит – высокого роста, решительный и властный. А ведь ему было всего лишь одиннадцать лет! Но уже в этом возрасте он держался как истинный монарх. Из-за темных, немного мрачных глаз лицо его казалось проницательным и мудрым. Да, не принимать в расчет этого мальчика не мог уже никто.
– Сын мой, вы должны отнести мое послание в палату лордов, – сказал король. – Я хочу воззвать к их чувству справедливости. Это будет наша последняя попытка спасти графа Страффорда.
Юный Карл охотно согласился сыграть свою роль в этой драме, и мы с королем потратили целый вечер, сочиняя письмо, которое принцу предстояло отнести в парламент. Я была уверена, что мой сын привлечет там к себе должное внимание и вызовет всеобщие симпатии – хотя бы благодаря своей молодости.
Утром юный Карл облачился в торжественные одежды и занял свое место в палате лордов. Я слышала, что появление принца вызвало живой интерес, и могу себе представить, какое впечатление произвело на всех то королевское достоинство, с которым держался этот одиннадцатилетний мальчик.
Он передал собравшимся послание короля. Если бы дело не зашло так далеко, то, возможно, послание это возымело бы ожидаемое действие и помогло бы сохранить жизнь графа Страффорда…
Но было уже слишком поздно, и наша последняя попытка спасти нашего друга окончилась полным крахом.
Король был глубоко тронут, получив письмо от самого Страффорда. Граф понимал, насколько высоки ставки в этой игре. Возможно, он осознавал это даже лучше, чем мы с Карлом. Страффорд видел, что идет яростная борьба между королем и парламентом и что еще есть время спасти страну от гражданской войны. Парламент принял решение казнить его, Страффорда, и если король не согласится утвердить приговор, то чернь поднимется против государя и попытается уничтожить все, что стоит за монархией. Страффорд не мог не понимать всего этого – и как преданный слуга своего короля и своей страны освободил государя от прежней клятвы.
Карл расчувствовался, но, думаю, письмо это помогло ему принять трудное решение. Весь следующий день улицы были забиты толпами. Они осаждали Уайтхолл и Сент-Джеймс. Положение становилось все более угрожающим.
Я продолжала умолять Карла не сдаваться, но теперь понимала, что если он не уступит, то это может означать конец для всех нас. Я думала о своей матери, о детях, о самом короле… и мой здравый смысл подсказывал мне, что Страффорд должен умереть.
Карл был вне себя от горя. Он дал слово Страффорду, но тот освободил его теперь от этого обещания. Хотя в душе Страффорд, конечно, верил, что король никогда не согласится на его казнь.
– Вы сделали все, что могли, – сказала я Карлу. – Никто не смог бы сделать большего.
Король кивнул.
– Но я дал слово! Возможно… Я обязан сдержать его, – вновь запротестовал Карл.
– Но какой ценой?! – воскликнула я. – Наши дети… Я…
– О нет, не говорите так, – взмолился он, – я не переживу, если с вами что-нибудь случится.
– Карл, мы должны прислушаться к голосу разума, – сурово изрекла я. – Я очень хорошо отношусь к Страффорду. Я знаю, что он был нашим самым преданным другом… но слишком много жизней поставлено на карту.
Король обнял меня. Сейчас он был спокоен; лицо его окаменело, но я знала, что он думает обо мне и о детях.
Потом он медленно произнес:
– Другого выхода нет. Я должен подписать приговор.
Казнь Страффорда была назначена на завтра – на двенадцатое мая.
Никогда не забыть мне этого дня! Карл настоятельно хотел знать, как повел себя Страффорд, когда услышал, что Карл подписал ему смертный приговор.
Муж мой так никогда и не смог избавиться от чувства вины и этих горьких воспоминаний. Я уверена, что до последних минут своей жизни он думал о Страффорде, – и перед мысленным взором короля то и дело возникало лицо человека, узнавшего, что государь его предал. А ведь Карл отчаянно пытался спасти своего друга. Свою подпись под смертным приговором король считал гнусным предательством и не желал воспринимать иначе, хотя я изо всех сил старалась убедить его в том, что ему не в чем винить себя. Ведь Страффорд сам советовал ему поступить именно так!
Но королю рассказали, что, выслушав приговор, Страффорд пробормотал:
– Никогда не доверяйте принцам!
Несчастный, он был так измучен! Не столько страхом за себя, сколько за свою семью.
Страффорд написал письмо Лоду, который тоже томился в Тауэре, и попросил архиепископа подойти к окну и благословить его, когда он будет проходить мимо. Лод так и сделал, а потом потерял сознание и рухнул на пол в тот миг, когда Страффорд всходил на эшафот возле башни Тауэра.
Посмотреть на казнь собрались толпы людей, и когда Страффорд поднял руку и обратился к ним, на площади воцарилось напряженное молчание.
Многие пересказывали нам потом слова Страффорда, и суть их сводилась к следующему:
– Я всегда верил в то, что парламент в Англии – преданный слуга монархии и нации, пекущийся лишь об одном – о том, чтобы государь и его народ жили мирно и счастливо. Не позволяйте же, чтобы первые строки гимна счастью народному были написаны кровавыми буквами!
Таков был завет Страффорда, но народ не внял ему.
Страффорд встретил смерть спокойно, как и подобает благородному человеку; он не дал завязать себе глаза и попросил немного времени, чтобы молча помолиться. Страффорд пообещал, что, закончив разговор с Богом, он поднимет руку – и тогда палач может браться за топор.
Так умер наш друг.
В тот день закончились его земные горести и беды.
Наши же только начались…
ШПИОНКА
Когда я приехала к своей матери, та в ужасе металась по дворцу. Ей и в собственном королевстве приходилось видеть разъяренные толпы, а потому она отлично знала, что такое народный гнев и в какую чудовищную бурю он может превратиться.
– Мне необходимо уехать, – заявила моя мать. – Я должна покинуть эту страну. Генриетта, послушай меня! Я так и вижу, как этот сброд штурмует дворец. Никакого почтения к королевам! Никогда не думала, что в Англии тоже возможно такое! Мне казалось, что у вас здесь значительно спокойнее. Эти люди – просто варвары. Они ненавидят короля. Они ненавидят тебя. И, похоже, почти все они ненавидят даже меня! Дикари! Как людоеды в дальних странах, они раздирают на куски и пожирают любого чужака!
– Пока они пожрали графа Страффорда, – напомнила я ей. – А он не был тут чужаком. И тем не менее, дорогая матушка, я думаю, что вам действительно следует уехать… если это еще возможно.
– Дорогая моя, вы должны поехать со мной, – решила моя мать.
– И оставить Карла?! – удивилась я.
– Поедем со мной, может быть, нам удастся добраться до Франции, – предположила королева.
– Боюсь, Людовика не слишком обрадует наш приезд, – усомнилась я.
– Пусть стыдится! Ведь речь идет о его собственной матери и родной сестре! – вспылила мать.
– Многие французские короли не слишком любили своих родственников… – напомнила я.
– Да нет у него собственного мнения! – возмутилась мать. – Он мечется между женой и Ришелье… А она сейчас пытается сделать вид, будто собирается подарить стране наследника. Боже мой, у Анны было для этого столько времени!
– Карл считает, что вам удастся уехать беспрепятственно, – примирительно сказала я.
– Тогда мне надо немедленно собираться в путь, – заторопилась она.
– Знаете, что я подумала? У нас ведь есть еще один союзник – принц Оранский. Возможно, в конце концов брак одной из наших дочерей окажется не таким уж и унизительным… Я знаю, что принц занимает не слишком заметное положение в Европе, но он очень богат, – оправдывалась я. – Может быть, он захочет помочь нам? При его поддержке я могла бы собрать армию, вернуться с войсками в Англию и встать рядом с королем. И тогда мы объявили бы всем этим ничтожным членам парламента и пуританам войну и показали бы им, кто в стране настоящий хозяин… Они или Карл – законный монарх и помазанник Божий.