Приподнявшись на локте, Карл пристально посмотрел на меня. Тусклый свет скрадывал черты его лица, но оно, несомненно, приобрело обычное свое строгое и подозрительное выражение.

– В вашей свите не будет французов, – холодно произнес король. – Постов при вашем дворе они не получат. Это совершенно исключено.

– Но почему?! – воскликнула я.

– Такова моя воля – и, значит, их там не будет, – решительно проговорил Карл.

– Но, – сердито возразила я, – моя воля такова, чтобы они там были. Моя мать желает, чтобы эти люди состояли в моей свите.

– Это не ее дело, – ответил он.

– И не мое? – вызывающе спросила я.

– И не ваше, – подтвердил он. – Ваша воля – ничто, если идет вразрез с моей.

Я была просто в бешенстве. Если бы я могла, то вскочила бы с кровати и начала бы немедленно собираться во Францию. Мы сели в постели, свирепо глядя друг на друга.

– Тогда заберите назад ваши земли, – вскричала я. – Заберите все… земли… замки… все, чем вы меня одарили. Если я не властна распоряжаться ими по своему усмотрению, то я не желаю ими владеть.

Тогда Карл очень медленно, но отчетливо произнес:

– Не забывайте, с кем вы разговариваете. Я ваш король. Вы моя королева, но также и подданная. Вам стоило бы задуматься над судьбами других английских королев.

Я не могла поверить своим ушам. Неужели он напоминает мне о несчастных Анне Болейн и Екатерине Говард?[34] Неужели тот самый Карл, которого я всегда считала нежным и добрым, грозит, что прикажет отрубить мне голову, если я не подчинюсь его желаниям?

Это чудовищное оскорбление взбесило меня. Я начала неистово рыдать. Я объявила, что совершенно несчастна и желаю лишь одного – вернуться во Францию. В Англии я никто. Мной помыкают. Меня унижают. У меня есть двор, но даже там я не могу видеть тех, кто мне приятен! Я хочу домой!!!

Пока я все это выговаривала, Карл пытался успокоить меня.

– Послушайте, – начал он.

– Не хочу больше ничего слушать, – плакала я. – Чем больше я слушаю, тем несчастнее становлюсь. Почему вы так со мной обращаетесь? Разве я не дочь великого государя? Мой брат – король Франции. О, если бы моя семья только знала!..

– Вашей семье прекрасно известно, что с вами здесь обращаются так, как вы того заслуживаете. Ваш брат прислал Бленвиля, чтобы тот попытался образумить вас.

– Я не привыкла к такому обращению, – причитала я. – Мне здесь все, все ненавистно! Я хочу домой! Я напишу моему брату…

– Это ничего не даст, – заявил король.

– …моей матери… Она поймет… – рыдала я.

Карл замолк, а мне вскоре надоело жаловаться в пустоту. Я повалилась на подушку и уткнулась в нее лицом.

Последовало долгое молчание. Затем Карл вздохнул и тоже лег.

Через какое-то время он произнес:

– Скажу вам вот что – и на этом вопрос будет закрыт: ваши французские слуги не займут ни одного высокого поста при дворе. Посты эти получат англичане. Вы – английская королева, и чем скорей вы поймете это, тем лучше будет и для вас, и для всех остальных.

Затем он притворился спящим, а я перестала плакать.

Позже он повернулся ко мне и был очень нежен.

Но я знала, что проиграла битву.

Следующий взрыв грянул перед коронацией. Карл стал королем лишь за несколько недель до нашей свадьбы, и по обычаю его должны были короновать вскоре после восшествия на престол. Но из-за чумы церемонию отложили. Однако в начале следующего года в Лондон уже можно было возвращаться без опасений. Подготовка к коронации шла полным ходом, ибо церемонии этой придавалось особое значение. Только когда государь был коронован и помазан на царство, народ считал его настоящим королем.

Разумеется, Карл хотел короноваться как можно скорее.

Я была королевой, и меня должны были короновать вместе с ним. Однако тут-то и возникла масса сложностей, ибо как могла я – католичка – короноваться по протестантскому обряду?!

Я обсудила это со своими французскими приближенными и, конечно же, с отцом Санси. Тот был непреклонен. Нет никаких сомнений: я не только не должна короноваться в протестантском храме, но не могу даже присутствовать на церемонии!

– Но тогда я не стану коронованной монархиней, – заметила я.

– Корону на вас должны возложить по католическому обряду, – твердо ответствовал мой духовник.

Когда я сказала это Карлу, он сперва был попросту сбит с толку; потом же муж мой страшно рассердился.

– Вы хотите сказать, что отказываетесь от коронации? – грозно спросил он.

– Да, если она состоится в протестантском храме, – я выпрямилась и гордо вскинула голову.

– Вы сошли с ума, – бросил Карл. – Неужели вы столь низко цените свою корону?

– Моя вера значит для меня гораздо больше, – встав в театральную позу, изрекла я.

– Должно быть, вы первая монархиня, отказывающаяся короноваться, – проговорил Карл. – Осознаете ли вы, что ваше неоспоримое право на корону будет поставлено под сомнение?

– Но я не могу оскорбить Господа Бога своим участием в этом балагане! – воскликнула я.

Вот тут-то Карл разъярился по-настоящему.

– Замолчите! – закричал он. – Не смейте говорить при мне таких вещей!

Я почти испугалась. Он повернулся и вышел вон. Думаю, он боялся, что может меня ударить.

История эта была просто немыслимой, и все только о том и говорили. Королева не будет короноваться! Англичане решили, что я рехнулась. Такое отношение к короне глубоко их возмутило, и они восприняли его как личное оскорбление; однако мои приближенные-французы мне аплодировали. Даже Мами не осуждала меня, хотя и сказала, что я веду себя неразумно.

Что касается графа де Бленвиля, то он был поражен моим поступком, хоть как католик мог бы меня и понять. Более того, он должен был благодарить меня: ведь раз я не буду присутствовать на коронации в протестантском храме, то и графу не надо там быть. Правда, Бленвиль сказал, что ради мира между двумя странами взял бы на душу этот грех. По-видимому, граф таким образом хотел мягко укорить меня… Однако затем он добавил, что без меня ему вряд ли уместно появляться на церемонии.

Карл дважды пытался урезонить меня, но я отказывалась его слушать.

– Все сочтут, что своим отказом от коронации вы оскорбляете и нашу страну и нашу веру. Это не принесет вам большой народной любви.

– Меня не волнует народная любовь, – ответила я.

– Тогда вы еще глупее, чем я думал, – отрезал Карл.

В другой раз он пытался уговорить меня хотя бы присутствовать на церемонии в аббатстве. Там будет решетчатая будочка, в которой меня никто не увидит.

– Нет, – неистово вскричала я. – Я согрешу, отправившись в подобное место.

Больше Карл об этом не заговаривал, но я знала, что он был сильно раздосадован и что люди на улицах честили меня на все корки.

Тем не менее я не пала духом. В те дни я была твердо уверена, что всегда и во всем поступаю правильно. Коронация была назначена на второе февраля – день Сретения Господня. Так что, пока проходила церемония, мы отмечали один из наших церковных праздников. Однако потом я, должна признаться, не удержалась и стала наблюдать из окна Уайтхолла за коронационным шествием.

Государь был очень холоден со мной, а сама я вдруг почувствовала некоторое беспокойство. Хоть я и являлась законной королевой Англии, но коронована не была и не представляла, где и как смогу короноваться – разве что наступит день, когда благодаря мне вся Англия перейдет в католичество.

Примерно через неделю после коронации должно было состояться открытие парламента – второе за время правления Карла; значит, к зданию парламента отправится пышная королевская процессия. Отец Санси сказал, что я могу полюбоваться ею из какого-нибудь окна Уайтхолла, но Бэкингем со свойственной ему назойливостью принялся доказывать, что из окон его фамильного особняка все видно гораздо лучше, а его, Бэкингема, мать будет счастлива, если я присоединюсь к ней и другим леди из семейства герцога.