Чуть в стороне от веранды виднелись три ступеньки, ведущие вниз, к уединенной скамейке, на которую мы и сели, допивая кофе и глядя в темную амазонскую ночь. Лиз положила голову на мое плечо, и мы просто отдыхали, отдавшись приятному чувству, оставшемуся от фантастического вечера.

- Я даже не представляла, что можно получить такое удовольствие не раздеваясь, - сказала Лиз.

- Как ты думаешь, почему они все это устроили? - спросил я.

Лиз ответила не сразу. Она знала ответ, просто ей не хотелось говорить об этом.

- Я думаю… Думаю, что им просто хотелось разделить наше счастье.

Вокруг не так уж много счастья. То маленькое, что случилось здесь, должно быть разделено.

- М-м. Но это - это сверхубийственно.

- Сверхубийства не существует. Мертвый он и есть мертвый. - Она уютно прижалась ко мне.

- Интересно, не было ли здесь чего-то большего?… - сказал я. - По-моему, все они боятся, что наступает конец. И таким способом отметили это. Отпраздновав собственное величие.

- Я не жалуюсь, - прошептала Лиз. - Мы заслуживаем этого.

- Честно говоря, моя сладкая маленькая шоколадка, мы действительно заслуживаем. Ты и я, возможно, являемся последней надеждой человечества сохранить то, что когда-то было на этой планете великим. Мы те, кто может переломить войну. Я думаю, они помогли нам очень сильно прочувствовать, за что мы сражаемся.

- Ну, тогда они преуспели, - с наслаждением вздохнула она. - Но мне не нравится, что в твоих устах это звучит так серьезно.

- Это и есть серьезно. Зато теперь я видел, что ты можешь сделать с целой тележкой шоколада. Леди, вы убьете любого, кто встанет между вами и шоколадным мороженым.

Лиз презрительно фыркнула:

- Неправда. Сначала я предупреждаю.

Я обнял ее покрепче.

- Я обещал тебе шоколад. Ты обещала мне детей. Надеюсь, что все наши обещания будут сбываться так же легко.

Лиз снова погрузилась в молчание. Бывали моменты, когда она замыкалась в собственных мыслях. Я знал, что есть вещи, которыми она, наверное, никогда не поделится со мной, но так и должно быть. Однако если она делилась, то делилась до конца.

- Завтра будет длинный день, - сказала она. - Нам предстоит масса работы.

- Большей частью она будет заключаться в ожидании, - заметил я. - Все оборудование готово. Каждый знает, что ему делать. Тебе и мне в основном придется стоять и смотреть, хорошо ли мы подготовили людей к работе. Мы вступим в дело только в том случае, если что-то пойдет не так.

Сказав об этом, я тут же пожалел. Мне не хотелось даже предполагать такое.

Но все оказалось в порядке. Лиз просто пожала мне руку, как бы утешая.

Потом села прямо и сказала:

- Наверное, нам надо принять перед сном что-нибудь отрезвляющее.

Я искоса взглянул на нее. Хватит на сегодня экспериментов с отрезвляющим.

- Если мы это сделаем, придется, вероятно, заниматься весьма причудливым сексом.

- Хорошо, - согласилась она. - Я буду хористкой, а ты датским догом.

- Нечестно. Ты всегда хочешь быть хористкой…

Я проснулся, чувствуя себя намного лучше, чем, возможно, заслуживал.

Честно говоря, просто превосходно. Мягко, шелковисто. А?…

Что-то случилось с простынями. Ощущение было такое, словно я одет…

Я поднял одеяло и посмотрел.

Да, так и есть.

Однако минуту. Как это могло случиться?

Я был одет в голубую ночную рубашку Лиз. Длинную. Из натурального мягкого шелка. Я почувствовал себя ужасно. Она была надета задом наперед.

Этикетка оказалась на моем горле. Я представлялся себе полным идиотом, и в то же время настроение было невероятно приподнятое. Помимо воли я рассмеялся. Интересно, это и есть ощущения извращенца? К такому можно привыкнуть.

Я выполз из-под одеяла и растянулся на спине, вспоминая, усмехаясь и отсутствующе улыбаясь в потолок. Погладил сквозь мягкую ткань свой напрягшийся член. Я думал о моей жене, моей любовнице, матери моих детей…

Сначала ночная рубашка была на Лиз. Честное слово. Она знала, что я люблю смотреть на нее в возбуждающем нижнем белье, - и любила надевать его.

Она говорила, что в нем она чувствует себя хорошенькой. Я начал понимать, что она имела в виду. Прошлой ночью была… потеха. Удивительная и смешная.

Неожиданная и восхитительная.

Когда она вышла из ванной, я уже лежал в постели, ничего не подозревая, поджидая, листая брошюру с инструкциями, не то чтобы вчитываясь - даже не рассматривая рисунки. Сначала я даже не поднял головы, просто повернулся и, положив книжку на ночной столик, выключил ночник. Но потом до меня дошло, что она не двигается. Я поднял глаза и увидел, что она ждет, когда я на нее посмотрю.

Лиз стояла в двери ванной с распущенными волосами, рассыпавшимися по ее плечам, окруженная нежным персиковым ореолом. Специально обработанная ткань ее рубашки светилась и переливалась, как радуга. Еще более яркой радугой сверкали волосы. Высокая и гибкая, Лиз казалась золотистым ангелом, от коего исходило неземное сияние.

Усевшись в кровати, я ошеломленно смотрел на нее. Она подошла к открытой стеклянной двери балкона. Прохладный и сухой ночной бриз пахнул свежей зеленью. Сладкие испарения джунглей поднимались от крон деревьев и окутывали беззвучно плывущий по небу корабль. Воздух вокруг нас слабо светился отблеском прожекторов дирижабля, у ночи был золотой сотенок. Мы плыли в промежутке между темными джунглями и светлыми облаками. Янтарные лучи полной луны, вышедшей из-за далекого горизонта, косо падали через окна, окутывая все шелковой паутиной.

- Если бы мы могли плыть так вечно, - сказала Лиз. - Просто уплывать за пределы мира в бесконечное небо. Навсегда…

Она вглядывалась в ночь, словно видела свою самую сокровенную мечту.

Потом наконец снова повернулась ко мне. Быстрым, чисто женским движением откинула волосы со лба, пригладила их рукой. Ее запястье было таким тонким, пальцы такими изящными; вся она была ангельски прекрасна.

- Знаешь что? - неожиданно сказала она.

- Что?

- Ты милый. - Ее лицо осветила улыбка.

Я не знал, что ответить. Горло вдруг сдавил спазм. Поэтому я просто сглотнул и позволил себе понежиться в захлестнувшей меня волне смущения и счастья.

Она подошла ко мне, как восхитительное видение, как богиня из сновидений. Ее глаза сияли. На лице отражалась удивительная смесь невинности, радости, чистоты, здоровья, доброты и старомодного вожделения. Я точно знал, кого она мне напоминает…

- Ты ведь голубая фея, да? - прошептал я.

- Я то, что ты хочешь во мне видеть, - с хрипотцой прошептала она.

- Я не могу говорить неправду, - медленно произнес я. - Увеличивается у меня не нос.