Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

- Ты выглядел таким хорошеньким, когда спал в ней, что мне не хотелось тебя будить. - Она подошла к кровати и поцеловала меня, только слегка мазнув губами. Я схватил ее за руку и повалил на себя.

- У меня возникла идея, - сказал я. - Если ты пообещаешь не кричать об этом во все горло, я покажу тебе, как сильно могу высунуть язык.

Насмеявшись вдоволь, она обняла меня и поцеловала - на этот раз как полагается. Она прижималась ко мне и целовала меня до тех пор, пока последняя капля крови не отлила от моего мозга. Полотенце упало на пол, забытое, а она легла в постель рядом со мной, и мы обвились вокруг друг друга. Какое-то время говорили только наши пальцы.

- У нас есть время?

- Молчи и целуй меня.

Я подчинился превосходящей силе. Ну, превосходящей идее, во всяком случае. После еще более продолжительного молчания мы остановились, чтобы отдышаться.

Вот теперь я могу ответить на твой вопрос.

- Какой?

- Помнишь, однажды ты спросил, почему я люблю тебя?

- Я очень боялся за тебя. За нас.

- Не бойся, - сказала она, радостно пришпилив меня к кровати. - Потому что теперь я наконец знаю ответ. На стоящий ответ. Ты готов? Я назову истинную причину, почему так сильно люблю тебя, мой сладкий маленький мальчик в мамочкиной ночной рубашке. Частично потому, что мне нравится, как ты краснеешь, но в основном потому, что с тобой лучше играть, чем с кем бы то ни было.

Я ошеломленно уставился на нее.

- Ты не шутишь?

- Нет, не шучу. - И она поцелуем поставила точку. - Ты не боишься и не стыдишься. Ты так же сильно любишь играть, как и я. - Она застенчиво улыбнулась. - Иногда у меня возникают глупые, извращенные желания — они ничего не значат, но мне все равно хочется их удовлетворить. Ты единственный мужчина из всех, кого я знаю, который хочет разделить их со мной. Ты прелесть, Джим, потому что не боишься показаться глупым. Поэтому я тоже могу быть глупой рядом с тобой. А кроме того, ты выглядишь лучше меня в моей ночной сорочке.

- Нет, хуже, - возразил я. - На тебе она оттопыривается в двух местах, а на мне только в одном.

- Это дело вкуса, - сказала Лиз, и по какой-то причине это показалось нам таким смешным, что мы начали смеяться и не могли остановиться.

Мы хохотали так сильно, что едва не задохнулись. Пароксизм веселья унес нас безнадежно далеко. Каждый раз, когда кто-нибудь останавливался, чтобы перевести дыхание, смех другого снова заражал обоих. Она лежала на мне и ничего не могла поделать с собой, а истерические спазмы накатывали на нас волна за волной. Мы смеялись, хихикали, хохотали, икали, задыхались, изнемогая от беспричинного смеха.

А потом, когда мы наконец пришли в себя, не имея даже сил отдышаться, я глупо ухмыльнулся и сообщил:

- А знаешь, мне нравится в твоей рубашке.

- Я имел в виду сразу обе причины.

- Мне тоже нравится в моей рубашке.

Она позволила своим пальцам заняться исследованием, они прошлись вниз и вверх, потом внутрь, пока она не обнаружила единственную часть моего тела с гладкой кожей и ласково проследила ее по всей длине. Ее пальцы были как бархат.

- Если ты будешь продолжать стоять на своем, - простонал я, - мне придется вылезти из рубашки.

- Если ты будешь продолжать стоять, - со значением заметила Лиз, - то мне придется влезть в рубашку.

- Давай! А ну-ка рискни!

И она рискнула. И я рискнул. Мы оба рискнули. Целых два раза.

Потом Лиз заказала завтрак прямо в постель. Его принес Шон. Свежие яйца, взбитые с маслом! Апельсиновый сок! И настоящий кофе! Подарок от капитана. Шон показал себя безукоризненным джентльменом. Он подавал еду, не замечая моего наряда. Возможно, ему доводилось видеть гораздо больше; чем я мог себе представить. Но я был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить.

Он, впрочем, намекнул, что рубашка надета задом наперед.

- Лучше, если этикетка будет сзади. Позовите меня, когда потребуется еще что-нибудь.

Лиз сумела удержаться от смеха, пока дверь за ним не закрылась. А потом едва не прыснула кофе на одеяло.

- О господи, - задохнулась она. - Ну и репутация у тебя будет.

- В тебе говорит ревность, - фыркнул я. - Как ты думаешь, в розовом я был бы таким же хорошеньким?

"Горячее кресло", передача от 3 апреля (продолжение):

РОБИНСОН…Хорошо, доктор Форман. Давайте вернемся к этой вашей "сердцевинной группе". Хторранское заражение - идеальное прикрытие для ваших замыслов. У вас же есть секретный план, не так ли?

ФОРМАН. Если я вам скажу, каким же он будет секретным?

РОБИНСОН. Ага!

ФОРМАН. Это шутка, Джон. Вы помните, что такое шутки, а?

РОБИНСОН. Но у вас все-таки есть секретный план, не так ли?

ФОРМАН. Это никакой не секрет. Просто план.

РОБИНСОН. А?…

ФОРМАН. Секретный план заключается в том, что нет никакого секретного плана. Сердцевинную группу интересует не власть, а операционный контекст. Если я могу позволить себе маленький каламбур, то контекст - это текст и все остальное тоже.

РОБИНСОН (бросает скептический взгляд в камеру). Кончайте трепаться, док. Если хотите поговорить о том, как сражаться с червями, я к вашим услугам. Но когда вы начинаете толковать о контекстуальных сферах сознания, я просто засыпаю. Все, что вы говорите, по сути сводится к одному: нам не победить червей, пока мы не выработаем правильного мировоззрения. Вы используете это как предлог, чтобы исподволь влиять на выборных лиц, принимающих решения. Ладно, хотел бы я знать, кто выбирал вас?

ФОРМАН. Вот оно! Вам мешает скептицизм. Вы продолжаете считать, что находитесь вне сферы самосознания. Вы не осознаете, что вы, и ваше шоу, и наша дискуссия - все это составные части процесса. Потому и ведете себя так, словно не несете ответственности за все остальное, что происходит в этой сфере самосознания.

РОБИНСОН. Перестаньте, перестаньте сейчас же - помните, о чем мы договорились? Если вы собираетесь жить на этой планете, то должны говорить на нашем языке. А сейчас вы что сказали? Можете перевести это на нормальный человеческий язык?

ФОРМАН. Виноват, я все время забываюсь. Прошу прошения, что переоценил ваш интеллект. Давайте немного помедленнее. Представьте себе круг, хорошо? Смотрите, для вас я рисую его в воздухе. Проводя линию, человек делает различие. Отделяет одну совокупность понятий от другой совокупности понятий.

Как только вы провели линию, вы начали сортировать: эти идеи будут по эту сторону от нее, внутри круга, а эти останутся за его пределами. Теперь все, лежащее внутри данной области, является составными частями процесса победы над хторранским заражением и восстановления Земли, а все вне ее к этому не относится. Вы реагируете на нашу дискуссию так, словно находитесь за пределами круга, но это не так. Вы - в том же самом круге, что и все мы, потому что тоже хотите поражения хторран и восстановления Земли, даже если считаете меня шарлатаном и болтуном. Так что мы спорим в действительности не о различиях, Джон, а о том, как найти что-то общее, чтобы действовать заодно.

РОБИНСОН. Остроумно. Хорошо, у вас есть круг, битком набитый идеями. Что будет, если я приду в этот ваш круг со своей идеей, которая покажется вам неподходящей? Меня "отсортируют", как Дороти Чин, верно? ФОРМАН. Это не мой круг. Это наш круг. Он принадлежит всем нам. Я не могу отсортировать вас, вы сделаете это сами. Смотрите, круг - контекст - это то различие, которое мы сделали, когда согласились с целью. Мы равняемся на контекст. А сейчас сложная часть: люди не соглашаются не с целями, если они достаточно широки, чтобы включать их личные устремления. Они бывают несогласны с методами. Призыв к действию почти всегда увязает в трясине разногласий. И вместо результатов мы имеем политические партии.

РОБИНСОН. Значит, если я правильно вас понимаю, вы за ликвидацию всех оппозиционных точек зрения…

ФОРМАН. Опять вы за свое.

РОБИНСОН. О, я выражаюсь не так многословно, конечно, но разве не правда, что ваши тренировки создают замкнутый менталитет? Группа людей совместно переживает очень интенсивное промывание мозгов. Разумеется, выжившие должны ощущать своего рода братство.

27
{"b":"115462","o":1}