Доктор Мариэтта Шрайбер красноречиво подняла аэрозольный инжектор. Она держала его перед моими глазами, пока я не замолчал.

- Заткнитесь, - распорядилась она. - У меня нет на вас времени. Ни у кого нет. Я предлагаю выбор: либо вы замолчите и будете молчать дальше, либо я вколю вам снотворное, и вы будете спать, пока вас отсюда не заберут. - Она опустила инжектор. - Я бы предпочла сэкономить лекарство, не вы один ранены.

- Нет, - сказал я чуть быстрее, чем следовало. - Я не люблю снотворное.

От него в голове начинают бормотать разные голоса. Если уж я схожу с ума, то, по крайней мере, хочу знать, до какой степени.

Доктор Шрайбер не улыбнулась.

- Не смешно, Маккарти. Вы невыносимый человек. - Сейчас она была сильнее меня и пользовалась этим. Я не мог дать ей сдачи. - Вы самый невежественный человек, какого я когда-либо встречала. Вы испорченный мальчишка. Вы пользуетесь своими связями, чтобы давить людей всмятку. Вы их позорите, доводите до отчаяния, до суда, губите их репутацию, а иногда убиваете. Я ненавижу вас. Ненавижу все, что вы делаете. Ненавижу, как вы это делаете. И я бы пальцем не пошевелила, чтобы помочь вам, если бы мне не приказала лично президент Соединенных Штатов.

Я бы мог многое сказать ей в ответ, но вместо этого промолчал. Шрайбер все еще держала наготове шприц.

- Я буду хорошим, - пообещал я. - Пожалуйста, не усыпляйте меня.

Она мне не поверила, но шприц все-таки убрала.

- Я не собираюсь нянчиться с вами. И никому не позволю тратить на вас время. Предупреждений не будет. В следующий раз кто-нибудь подойдет и уколет вас. И мы будем колоть вас до тех пор, пока не сможем сбагрить куда-нибудь подальше. Понятно?

- Я не причиню больше беспокойства, обещаю.

Она по-прежнему не доверяла мне. И правильно делала.

- Можно мне получить телефон? - спросил я.

Шрайбер колебалась. Она явно прикидывала, какие неприятности я могу ей доставить, если дозвонюсь в Хьюстон. Или куда-нибудь еще.

- Клянусь, я не буду создавать помех никому.

- Я не хочу, чтобы вы обращались к кому-либо через мою голову.

- Это не в моем стиле, - успокоил я. - Я играю по правилам.

Доктор Шрайбер фыркнула:

- Простите, но я не настолько вам доверяю.

Она нагнулась и вышла из палатки, оставив меня гадать, сколько нам еще осталось жить. Я сомневался, что мы протянем до вечера.

Времени у меня было в избытке, чтобы оценить юмор сложившейся ситуации.

У меня отобрали мою работу, моих солдат, мою жену, связь с внешним миром и, наконец, возможность двигаться. В один момент я деградировал до полностью зависимой вещи.

Осознавать это было невыносимо.

Хуже того - я пообещал самому презираемому мною человеку, что смирюсь с такой судьбой. Я гадал, как бы поступил Форман на моем месте, и мне страстно захотелось получить пистолет. Я сделал глоток из фляги, пожевал брикет "НЗ" и стал прислушиваться к звукам окружавших нас горячих и влажных джунглей.

День был пасмурный, становилось все темнее.

Я подумал, не помолиться ли мне, но… это безнадежное дело. Один раз это сработало - когда я заблудился в розовой метели с Дьюком, но теперь кошмарный образ Дикого Билла Айкока стоял между мною и Богом. А кроме того, Бог в аду, так зачем же нужна молитва? Что мне очень было нужно - так это телефон, но он был той вещью, которую я мог получить в последнюю очередь.

Я как раз задумался, что буду испытывать, если сдамся, когда из-под полога палатки показалась голова Шона.

- Как вы себя чувствуете? Хорошо?

- По-разному - только не хорошо.

- Я принес вам подарок, - сообщил он и, оглянувшись, быстро проскользнул в палатку, держа одну руку за спиной. - Но это дорого стоит.

- Сколько?

- Один поцелуй.

- Шон… - устало прошептал я.

- Вам очень понравится подарок, - ухмыльнулся он.

- Ты ни за что не уступишь, не так ли?

Он радостно ухмыльнулся.

- Нет, думаю, что не уступлю. - Он показал мне свой подарок. Телефон. - Это мой собственный, но он напрямую подключен к всемирной сети, так что, возможно…

- Откуда ты узнал, что мне нужен телефон?

- Доктор Шрайбер приказала даже близко не подпускать вас к любому средству связи.

- Значит, ты нарушаешь приказ? У тебя будут неприятности.

- Я не работаю на доктора Шрайбер. Меня наняла экспедиция. Если вам нужен телефон, то, наверное, для чего-то важного.

- Ты прав. Я попытаюсь спасти жизнь Лиз.

Шон вдруг помрачнел и опустил голову.

- Что ты скрываешь от меня? - спросил я.

Его слова тянулись болезненно медленно.

- Нашли ящик с последними записями бортового журнала, который она хотела забрать с собой. Он лежал в самой исковерканной части салона. И ее телефон тоже нашли.

- Но?… - Я еще был не готов расстаться с надеждой.

- Ее не нашли. Дальше они пройти не смогли. Мне жаль, Джим, - неохотно сказал он, - но ее перестали искать. Людей не хватает. Каждый на счету.

- По чьему приказу?

Он замялся.

- Доктора Шрайбер.

- Так я и знал. - Потом я вспомнил: - Где капитан Харбо?

- Она получила травму при крушении. Кома. - Нижняя губа Шона дрогнула.

Казалось, он вот-вот заплачет. - Неизвестно, выживет ли.

- Она выживет, - пообещал я. - Она сильная леди.

Шон с надеждой кивнул.

Он вложил телефон в мою руку. Потом, наклонившись еще ближе, понизил голос до шепота:

- Можете не целовать меня, если не хочется. Я пошутил.

- Неправда. Ты надеялся.

Он смутился.

- Иди сюда.

-А?

Ты слышал.

Он опустился на колени перед моей койкой. Приподнявшись на локте, я вплотную придвинулся к его лицу. Погладил его волосы. И в самом деле, красивый мальчик. Я облизнул губы и закрыл глаза.

Ничего не последовало.

Я открыл глаза. Шон смотрел на меня со странным выражением. Его глаза блестели от слез.

- Что с тобой? - спросил я.

- Вы ее действительно любите?

- Больше всего на свете.

Он вздохнул:

- Если бы меня тоже кто-нибудь так любил…

Грусть и страстное желание в его голосе потрясали.

Шон поднялся с колен.

- Подожди, - сказал я. - А как же поцелуй?

- Вы не хотите…

- Уговор есть уговор.

Я взял его за руку и потянул обратно.

Сначала Шон колебался, но я не отпускал его. Наконец он понял, что не выйдет из палатки, пока сделка не состоится, и с растерянным видом наклонился надо мной. Я потянулся, нежно поцеловал его в губы и почувствовал, что не могу оторваться. На вкус он был таким же приятным, как и на вид. Наконец мальчик отстранился и посмотрел на меня удивленно, восхищенно и вопросительно.