- Считаю, что это один из наиболее важных вопросов, которые мы надеемся решить в данной экспедиции, мэм. У нас мало информации. До сих пор никто не изучал этот вопрос по-настоящему, частично потому, что это казалось… ну, пораженчеством. Однако все больше и больше людей - умных людей, как вы, - начинают задавать этот вопрос. Таким образом, я думаю, настало время заняться им всерьез.

Похоже, мой ответ удовлетворил капитана Харбо, и она сделала знак, чтобы Фауст подал следующее вино. Мне это казалось декадентством, но Лиз явно наслаждалась. Теперь настала очередь белого бургундского, десятилетней выдержки "Домендела Романе-Контэ Ле Монтраше". Капитан Харбо явно гордилась им. На Лиз оно тоже произвело большое впечатление. Очевидно, она знала толк в винах. А я был просто ошеломлен. Еще никогда я не пробовал такого густого мягкого вина с ароматом спелой древесины. Я даже не подозревал о существовании такого вкуса. Когда я сказал об этом Фаусту, он кивнул и ответил:

- Да, можно описать и так. Но правильнее было бы сказать, что это вино имеет мягкий и в то же время сложный привкус фруктов, дерева и кремня, который держится во рту часами.

В его устах это звучало, как стихи. Интересно, нет ли у него на ладонях мозолей от постоянного открывания пробок?

После еще одного шербета, на сей раз ананасового с лаймом, официанты вынесли поднос с жарким. Мы начали с жаренных на мескитовых поленьях перепелов под медовым соусом, продолжили сочными котлетами из новозеландского барашка в мятном желе, плавно перешли к таким тонким ломтикам ростбифа, что корова, скорее всего, отделалась только царапинами - встала и пошла на следующий день после операции, - и закончили медальонами шатобриана под беарнским соусом, таким сложным, что его сопровождала родословная. Прицепом шли тарелки с аккуратным, мелким молодым картофелем, молодой кукурузой, свежим горошком и зеленым сладким картофелем, тушенным в масле и сверху посыпанным сахаром, корицей, изюмом и орехами пекан. Под барашка и говядину Фауст налил "Шато Мутон-Ротшильд" двадцатилетней выдержки, загадочно темное и восхитительно красное. На мой вопрос: "Оно так же хорошо, как лафит "Ротшильд"?" - он лишь прищурился и фыркнул. Я решил держать язык за зубами, не мешать его работе и сосредоточиться на своей, которая в данный момент заключалась в изощренных движениях ножа и вилки.

На десерт - Лиз едва не свалилась со стула и закричала, увидев его, - подали влажно блестевший шоколадный торт со сладкой корочкой толще кровельной дранки, мороженое с черным шоколадным кремом, классическое французское шоколадное мороженое с таким содержанием жира, что в Калифорнии его запретили бы, шоколадный мусс а-ля Бульвинкль, облитый взбитыми сливками и обсыпанный хрустящими шоколадными иголочками, фрукты в шоколаде, землянику, дольки апельсина, вишни и персики) и в довершение всего - невероятных размеров вазу, доверху заполненную шоколадными трюфелями со светящимися голографическими картинками, выдавленными на них.

А по краям снова цветы, разнообразные сыры, фрукты, шербеты, которые должны были служить прокладками. Глаза у Лиз остекленели. Я был ошеломлен, ошеломлен и еще раз ошеломлен. Какие бы волнения ни испытывал любой из нас за этим столом ранее, все они были смыты потрясающим каскадом шоколадных чудес, которые кондитер гордо подкатил к нам. Фауст открыл бутылку тридцатилетнего "Шато д'Икем". Оно содержало столько сахара, что по вязкости приближалось к сиропу. Между нами говоря, я предпочел бы полить им блины. Но все-таки у меня хватило соображения не ляпнуть это Фаусту.

А потом, неожиданно - появился кофе!

Горячий кофе! Настоящий кофе! Из колумбийских зерен! Свежемолотых! Я вдыхал запах, как память золотого века! Здесь, должно быть, разместилось местное отделение рая! Аромат был такой густой, что по нему можно было залезть наверх. Я застонал, когда Шон наливал его в чашечку из турки.

Поднимающийся пар извивался в восхитительнейших корчах восторга. Я даже не помнил, сколько времени обходился без этого густого насыщенного аромата.

Боялся попробовать его - просто смотрел в изумлении.

- Пейте, - подбодрил меня Шон. Он улыбался, словно принес рождественский подарок.

Медленно, обеими руками, я поднял чашку и держал ее перед собой, вдыхая невероятный забытый запах. Наконец отпил первый глоток и чуть не потерял сознание от глубины ощущения.

- О да! - ликующе воскликнул я. - Да!

Лиз меня понимала. Она слизывала шоколад с пальцев в забавном приступе жадности.

- М-м, это даже лучше секса, - решила она и тут же покраснела.

- Вечер еще не закончился, - заметил я. - Не делай поспешных выводов.

- Ты посмотри на нас, - засмеялась она. - Мы ведем себя как дети.

- Мы ведем себя как поросята.

- И-и-и, и-и-и, - согласилась Лиз.

Капитан Харбо держалась так, словно смерть от переедания шоколада была на борту обычным делом.

- Не стесняйтесь, - подбодрила она. - Там, откуда это взялось, еще много. - Но мы-то с Лиз не сомневались, что она заказала эту роскошь специально в качестве свадебного подарка. - Я боюсь, - конспираторски зашептала она, - что вас отсюда не выпустят, пока вы не отведаете от каждого десерта на тележке. - И еще больше понизила голос: - Генри очень обидчив.

Вот он, тот, что держит большой тесак.

- Вы суровый бригадир, леди, - рассмеялась Лиз. - Так мы пробудем здесь всю ночь.

Капитан Харбо похлопала ее по руке.

- Все мое время и весь шоколад - ваши. Сегодня ваша свадьба.

От нее требовались только эти слова. Неожиданно Лиз расплакалась.

- Это самая лучшая свадьба из всех, какие у меня были.

Она шмыгнула носом и заморгала. Потом смутилась.

Фауст поставил перед нами два больших, суженных кверху бокала для бренди.

- Простите, - всхлипнула Лиз, махнув рукой. - По-моему, я пьяна.

- Надеюсь, что так, - заметил Фейст, или Фауст, или кто он там был, с невозмутимым видом. - Иначе весь вечер пошел бы насмарку.

Когда Лиз наконец перестала смеяться - и плакать, - она в последний раз вытерла глаза и воскликнула:

- Ой! Ой! Пожалуйста, не смешите меня больше. Я не выдержу.

Фауст поставил откупоренную бутылку на стол и сказал:

- "Наполеон", выдержка шестьдесят лет. Это бренди вполне подходит для рюмочки на ночь.

Мы с Лиз ошеломленно уставились друг на друга.

- Подходит? - переспросила она. - Вы преуменьшаете. Я не представляю себе, что может быть лучше.

Я могу, - сухо заметил Фауст. - Я должен был подать "Ниерштайне Клостергартен Сильванер унд Хюксельребе Трокенбееренауслезе" урожая 1971 года вместо "Шато д'Икем" к шоколаду. Увы… - Он вздохнул и посмотрел так, словно просил прошения. - Было разлито всего двести пятьдесят бутылок этого отборного сухого вина, и последнее мы подали императору Японии. Я не уверен, что он смог оценить его, однако… в дипломатических интересах… ладно, не обращайте внимания. Каждый старается как может.

И он удалился.

Мы с Лиз больше не могли сдержаться и расхохотались ему вслед. А потом посмотрели на капитана Харбо.

- Спасибо вам, спасибо и еще раз спасибо за обед - и развлечение. Он изумителен!

- Он адекватен, - поправила капитан Харбо. - Я и сама думаю, что ему не следовало упоминать этот "Трокенбееренауслезе", но… в наше время так трудно найти хорошего помощника. - Она говорила это совершенно серьезным тоном, но в ее глазах мерцал озорной огонек. - Я собираюсь оставить вас одних. Это ваша первая брачная ночь. Наслаждайтесь видом сколько хотите.

Когда пожелаете вернуться в свою каюту, Шон проводит вас. Если понадобится что-нибудь еще, позвоните в этот колокольчик. Пошли, Генри. Обещаю, что генерал Тирелли не нанесет оскорбления твоему шоколадному буйству. Возможно даже, тебе придется отвозить ее в каюту на тележке.

Когда они ушли, я посмотрел на Лиз.

- Потрясающая леди.

- Ты тоже заметил, да? Открой-ка рот. Попробуй вот это…

- М-мф. С-см-т. Гм-мд… - После долгих секунд смакования я произнес: - Ты была права. Я только что пережил свой первый оральный оргазм.