Птиц сих сандвичане ловят посредством длинных шестов, у коих верхний конец намазывается клейким веществом, добываемым из дерева. Птички, севши на шест, прилипают и, не имея довольно силы освободиться, становятся добычею охотника.
Я прежде упомянул, что воды, окружающие Сандвичевы острова, изобильны рыбою, но что большая часть оной не слишком вкусна, хотя жители предпочитают ее тем родам, которые для нас приятнее, например акула или собака-рыба есть самый лакомый кусок сандвических старшин. Между здешними рыбами есть один род ядовитый. Рыба сия жителями называется пихи. Она так приметна, что и без рисунка и описания ее легко узнать можно, ибо образование ее головы имеет величайшее сходство с головою совы, и других рыб сего вида здесь нет.
Черепахи также ловятся в некоторых местах разных островов, а раков чрезвычайно много.
Географы и по сие время не согласны, были ли Сандвичевы острова прежде капитана Кука посещены европейцами, или он первый к ним пристал. Куски железа, найденные Куком у жителей сих островов, и высокая цена, какую они полагали на сей металл, выменивая оный от англичан при самом первом с ними свидании, свидетельствуют, что они знали уже пользу, металлом сим приносимую, а получить его они иначе не могли, как от какого-нибудь европейского, занимавшегося обширным мореплаванием народа. Кук утверждает, что с американских берегов могло принести к ним какой-нибудь корабельный член, в коем было железо, или мачту, или пустую бочку, брошенную или случайно упавшую с корабля. Все это могло быть, и я скоро сего решить не могу, но в заключение моих замечаний скажу, что Манини и другие европейцы, давно здесь поселившиеся, меня уверяли, будто у сандвичан есть предание, что на восточной стороне острова Овайги несколько человек белых давно уже поселились и взяли жен и что потомство их и теперь гораздо белее прочих сандвичан; и что там же найден был железный якорь. Кук не мог о сем обстоятельстве слышать по незнанию языка жителей, с которыми он объяснялся, так сказать, по пальцам; но европейцы, живущие между сандвичанами по 20 лет и более, конечно, имели случай выучить язык их и более узнать, нежели капитан Кук.
Глава двенадцатая
Плавание от Сандвичевых островов до острова Гуахан. Пребывание на оном, с замечаниями об островах Марианских. Плавание до Манилы и пребывание в сем порту
По отбытии с острова Атуай во всю ночь на 31 октября правили мы на SSW, имея из NO четверти весьма хороший пассат, который нередко превращался в крепкий ветер. Погода большею частью была ясная, и мы, пользуясь сим ветром, не встретив ничего примечательного, достигли 4 ноября широты 13 ½° в долготе 172° и стали править на запад, по направлению к Марианским островам. 16 ноября, в широте 13 ½°, долготе 204 ½°, день был весьма жаркий: в полдень термометр стоял на 25 ½°, и после того наступила погода чрезвычайно теплая и жары стали несносные; у некоторых из наших людей показалась сыпь и вереда – болезни хотя неопасные, но беспокойные. Я счел за нужное прибавить для питья воды по 5 чарок на каждого человека.[264]
Ноября 19-го в полдень остров Гуахан{246}, к которому мы шли, отстоял от нас прямо на запад в 128 милях, почему ночью мы имели весьма мало парусов, и как ночь была весьма темная и мне показались признаки земли, то в полночь мы бросали лот, однако ж 180 саженями дна не достали, почему и пошли далее. По рассвете приметили, что не токмо никакой земли, но и признаков оной не было. Ровный пассат позволил нам нести все паруса и иметь хороший ход. Погода стояла ясная.
В 3-м часу пополудни, когда по карте должно было находиться подле самого острова, мы только сверху мачт едва могли его видеть; к вечеру открылся он нам и со шканец. Северная его сторона показалась сначала тремя островками, но скоро после мы рассмотрели и низменности, сии возвышения соединяющие. В 6 часов вечера остров стал закрываться. Как вечером, так и ночью стояла совершенная тишина, тучи поднимались со всех сторон и носились в разных направлениях. Вид атмосферы был самый грозный, но порывов ветра не случилось; временно лишь шел дождь.
На рассвете 21 ноября, когда открылся нам Гуахан, мы увидели, что в ночь нас к нему приблизило; в сие время мы находились от северо-восточной его оконечности милях в 15 к юго-востоку. Поутру небо выяснело, но тучи лежали по всему горизонту. При слабом ветре из юго-восточной четверти мы едва подавались вперед, правя к южному концу острова. Вскоре после полудня все небо покрылось тучами, и во втором часу, при ветре от NO, пошел проливной дождь. Хотя остров находился от нас в 6 или 8 милях, но по причине сильного дождя он скрылся от нас, как будто в тумане.
В исходе третьего часа дождь прекратился, облака начали исчезать и скоро совсем прояснело. Тогда берега острова открылись вместе с маленьким островком, находящимся при юго-западной стороне Гуахана. Мы правили вдоль полуденной стороны Гуахана к южной оконечности сего маленького островка и при маловетрии из северо-восточной четверти шли под всеми парусами не более 1 ½ мили в час.
Будучи милях в 7 от берега, бросили мы лот, но 120 саженями не могли достать дна. Между тем увидели две лодки, к нам шедшие, из которых одна приблизилась прежде и впереди нас поворотила в сторону, почему я велел убрать лишние паруса и махать ей белым флагом, привязанным к шесту. На сей сигнал лодка тотчас подъехала к нам. На ней были три нагих индейца и один мулат в европейском платье. Он взошел на шлюп, и мы узнали от него о местоположении залива Умата, где находится губернатор. По его словам, нам надлежало обойти по южную сторону Кокосового острова и править прямо к берегу Гуахана, находящемуся в одной испанской лиге{247} от помянутой оконечности, где мы должны были увидеть залив. Впрочем, мы не могли узнать о причине его приезда, а должно было думать, что его послали разведать о нашем шлюпе. Я дал ему о нас записку к губернатору. Он тотчас отправился к приближавшейся уже к нам десятивесельной шлюпке и, подъехав к ней, сказал несколько слов. Тогда лодка и шлюпка под парусами и на веслах пустились к берегу, и мы прошли своим путем.
Во всю ночь небо было ясно и дул весьма тихий ветер; мы шли под небольшими парусами в таком расстоянии от берега, что слышали шум бурунов; временно переменяли курс, чтоб обогнуть остров. До 6 часов утра 22-го числа с 6 часов вечера мы прошли, взяв общее плавание по прямому курсу, только 15 миль; но по рассвете Кокосового острова не видели, почему я заключил, что он, слившись с берегом в пасмурности, был неприметен. А к востоку открылся нам высокий, ровный, утесистый, полуостровом выдавшийся мыс; на самой высоте оного мы рассмотрели испанский флаг, а подле мыса двухмачтовое судно. Посему мы полагали, что это залив Умата, к которому мы лавировали при свежем ветре от северо-востока.
Вскоре приехал к нам испанец и уведомил, что он, по повелению губернатора, доставляет на приходящие сюда корабли съестные припасы. Около полудня мы подошли к самому заливу. Испанец брался привести шлюп в настоящее якорное место, но я не решился поручить ему такое дело, а хотел прежде узнать положение прохода и все обстоятельства, с оным сопряженные. После нужных изъяснений я увидел, что если он и знает проход, то о морском деле никакого понятия не имеет. Сие заставило меня, лавируя у входа, послать с испанцем офицера в крепость – просить у губернатора настоящего лоцмана.
Шлюпка наша отправилась; но скоро я увидел, что она идет не в крепость, а вдоль берега к югу. Я не знал сему причины, доколе не пристало к нам во 2-м часу пополудни бывшее в виду гребное судно, на котором, по повелению губернатора, приехали вчерашний мулат, лоцман и англичанин по имени Джонсон, служащий в испанской службе прапорщиком. От них мы узнали, что это не залив Умата, но Калдера и что течением, всегда здесь стремящимся к северо-востоку, в ночь так далеко подало нас к северу.
