Здесь следует небольшое объяснение: зоолог-препаратор г-н Вознесенский независимо от своих трудов на пользу императорской Академии наук, успел во многих из нас вдохнуть страсть к собиранию естественных предметов в стране, до того времени столь мало известной ученому свету. При отправлении экспедиции на север он сообщил мне первые начала оцепирования236 птиц и снабдил некоторыми необходимыми наставлениями для сбора насекомых и растений. Выполняя, по крайнему моему разумению, все обязанности, принятые мной добровольно по званию начальника, и неся всю тяжесть труда наряду с подчиненными, я не мог уделять времени столько, сколько бы следовало для составления коллекций страны, вполне заслуживающей внимания человека, посвятившего себя естественным наукам. Признаюсь, этому частью способствовало и мое невежество и весьма много недостаток способов для сбережения того, что приобретено. Так, все собранное мной неполно, несовершенно и разве может извиниться только тем, что заманчиво подает надежду к богатой жатве в крае, нами поверхностно осмотренном[60].
27 мая в четвертом часу пополудни при нашедшей от ONO туче с дождем был первый гром. Термометр Реомюра показывал +15,5°.
К 15 мая был отделан киль большой лодки и поставлены штевни, как следующее происшествие заставило совсем прекратить работы и по необходимости обратить к экспедиции человека, приставленного к ее постройке. Птица пролетела; мы принялись за промысел рыбы. Отправя двух человек на противную сторону для постановки сетей в устье реки Сундакакат, староста артели с моим толмачом поехали вечером осматривать поставленные в речке Нулато сети и, по обыкновению, с ружьями. Староста, находясь на корме и приметя утку, взвел курок на второй взвод, но скрасть не мог, и птица улетела; между тем течением повернуло лодочку в сторону; впопыхах, схватясь за весло, он позабыл отвести курок и как-то при приставаньи к сетям за него зацепился завязками бродовых торбасов, ружье выстрелило и раздробило Курочкину большой палец правой руки. Мне предстояло более труда успокоить оробевшего байдарщика, нежели подстреленного. Тунгус поступил в фельдшера, рану обсыпали pulvis stypticus237, и палец вложили в берестяной лубок; через два месяца остался один шрам; однако в первые дни мы опасались воспаления; трое суток бедный Курочкин не мог спать; со всем тем во вторую ночь, не желая невольным стенанием нарушать покой своих товарищей, больной подметил гулявшего близ берега бобра и успел его убить левой рукой.
С 16 мая начали спускаться к нашей артели с промыслами, и так как это были туземцы реки Юннака, то мы обходились друг с другом, как старые знакомые; только трое из их соплеменников приезжали с Квихпака. Веселое это племя нас развлекало; песни и пляски продолжались всю ночь, а с зарей все спешили в обратный путь, сказывая, что торопятся встретить верховых жителей Юна, приходящих к реке, только чтоб запастись рыбой.
19 мая спущена на воду неводная лодка, вместо гвоздей шитая вересом. За неимением перки для верчения дыр, ухитрились сделать нечто подобное из сломанного бурава. К 26-му окончен невод, и для удовлетворения своего самолюбия должен прибавить, что эта работа произведена собственно мной. По рыболовству я оказался самым сведущим человеком в Нулато; наглядность этого производства приобрел я в службе на рыбном море Хвалынском. По причине высокой коренной воды, не имея возможности приступить к постановке запоров, с 28 мая мы постоянно в 20 тоней доставали от 20 до 30 сигов, то есть в редкую тоню две рыбы. Этого было бы весьма недостаточно для насыщения 12 человек, 10 собак и 5 щенков, но мы расходовали ветчину, сами убили четырех бобров, столько же купили у туземцев и временем приносили когда утку, когда и пару из расположившихся выводить детей на ближайших озерках.
Туземцам на своих легких берестяных лодочках было довольно удобно подыматься вверх по течению среди леса и хлама, но у нас не доставало для того силы, и мы вынуждены были дожидаться исполнения воды; к тому умеренные, но порывистые ветры из северо-восточной четверти, дувшие постоянно первые числа июня, были для нас противны. Заметя, что суточная прибыль воды на 3 июня уменьшилась, мы расположились отправиться в ночь с 4-го на 5-е.
Вместо Курочкина поступил к экспедиции из команды артели уроженец Калифорнии креол Никифор Талижук, знающий приморский язык и весьма способный понимать все туземные наречия. Мы удостоверились опытом, что собственно подарки туземец не считает ни во что; другое дело подарки после расторжек: тут он полагает, что выторговал вещь, которую получает в придачу. Чтоб не испортить будущности торговли заселения нашего в Нулато и самому примениться к ценности пушных промыслов в верховье Квихпака, я решился взять часть товаров собственно для покупки мехов.
Байдара была разбита на шесть весел по-баркасному; мне приходилось сидеть на корме; править веслом на большом течении тяжело, но недаром составилась пословица «Голь на выдумки хитра»: дверные крючья заменили рулевые, сковородные ручки согнулись в петли, и руль был навешен обыкновенный.
Груз состоял следующий: 21 пуд сухарей, то есть на три месяца, считая по пуду в месяц на человека; 1 пуд 30 фунтов сухарей для угощения туземцев и Татлека, взятого в этот поход толмачом; 30 фунтов ветчины; 131/2 фунта чая; по 8 фунтов сахара на человека; 13 фунтов соли; 18 фунтов пороха и патронов; 1 винтовка; 2 дробовика; 2 фузеи; 6 пистолетов; 4 топора; 1 пальма; чемодан с астрономическими инструментами и палатка.
Собственно из товаров было взято: 20 фунтов табака;, 11 фунтов бисера белого, красного и черного; 80 ниток бус стального цвета; 6 пар серег бронзовых; 24 пары серег со стеклянными под эмаль подвесками; 3 пары браслетов медных; 2 пары железных; 4 гамзы якутских; 75 щелкушек238; 40 колокольчиков; 6 гребней роговых; 4 огнива; 3 небольших зеркала; 4 ножа якутских; 9 ножей чищельных; 8 топориков алеутских; 400 игол; 22 перстня медных; 6 трубок оловянных; 517 штук пуклей; 10 пуговиц дутых; 20 пуговиц форменных морских.
28 мая/9 июня 1843 года хронометр состоял позади среднего времени в Нулато на 1 час 10 минут 09,69 секунд. Суточный его уход был -0,85 секунды[61].
4 июня. В 10 часов вечера, помолясь Богу, мы простились с нашими нулатовскими сотоварищами. Куда мы пошли, сами не знали, но льстились надеждой, что достигнем хребта, отделяющего британские владения от наших. Я предполагал, что нам привелось разрешить гипотезу сира Мэкензи относительно истинного направления Большой Реки, протекающей к западу от Каменного Пояса. Не сомневаясь, что он точно слыхал о реке Квихпак и никак о Сушитнаке, впадающей в Кенайский залив, я здесь вначале должен признаться, что труды наши касательно этого вопроса пропали почти даром, потому что обзор Квихпака на протяжении 200 миль кверху от Нулато не может быть принят окончательно удовлетворительным.
5 июня. Малооблачно, до 7 часов вечера тихо, потом NNO свежий.
В 3 часа утра, найдя близ одного разлога не потопленную площадку, мы остановились для отдыха, пройдя от Нулато не более 4 миль. Течение вообще сильное, при выдавшихся утесистых мысках рвет, как говорится, с огня; один из таких мысов, на протяжении 50 или 60 сажен, мы огребали ровно 40 минут. Вскоре после остановки подплыли к нам три лодки торговцев с реки Юннака; от них к обеду мы поживились журавлем и еще не отвалили с места, как, сдав свои промысла в Нулато, они соединились с нами.
Палатка оказалась тесной для 8 человек, но главное, чтоб не быть беспокоиму от команды при записке журнала и производстве астрономических вычислений, я сшил себе в Нулато полог из крашенины, подобный тем, какие обыкновенно употребляются астраханскими рыбаками. Не замечая больших комаров во время ночи, мы поленились поставить свои палатки и за то заплатили бессоницей. Не сказать о комарах и москитах ни слова – значило бы умолчать об ощутительнейшем мучении, которое привелось нам испытать во время этого похода, мучении, к которому привыкаешь, как к необходимому злу, но не имеешь ни средств, ни воли от него освободиться.
