Качки состоят из двух длинных жердей или оглобель, прикрепляемых ремнями к двум лошадям, следующим одна за другой. Около середины этих продольных жердей кладутся две перекладины, перевязываемые ремнями, образуя род морской койки; в переплетенное пространство кладется постель и сажается больной. Из такого описания качки и по особой трусости якутских лошадей видно, что они не безопасны.
Речка Ноха не шире 10 сажен, с крутыми и топкими берегами. Не знаю, почему не сделают через нее моста, тем более что она никогда из берегов не выходит. Перевоз состоит из двух лодок, подымающих по четыре вьюка. Сколько времени потеряет купеческий транспорт, если случится с ним несчастье сойтись с другим или разом вместе с несколькими караванами.
Прошло десять дней со дня отправы, и мы отъехали всего 310 верст. Я должен был спешить и потому отделился. Взяв с собой двух мореходов, денщика и в провожатые одного якута, 16-го оставил караван. Вечером для ночлега расположился на берегу величественного Алдана. Дорога к станции выходит на левый берег реки, версты за две ниже перевоза. Эти две версты сухой, битой дороги, окраенной с одной стороны водой, а с другой – роскошным цветником роз, полевых жасминов, фиалок и других распустившихся цветов, представились мне чем-то очаровательным. Я не ожидал встретить в этой части Сибири такой богатой растительности.
Алдан вытекает из Яблоневого хребта, – и после Лены самая большая река из протекающих по Якутской области. В нее впадают все внутренние речки области, начиная от Амги до Удомокрестовской. Алдан своими крутыми, лесистыми берегами, своим каменистым ложем, цветом своей воды много походит на Лену. При перевозе течет одним руслом, шириной около 300 сажен. Казаки содержат перевоз, плата – 30 копеек с вьюка, лошади или человека. Одна часть из выручаемой суммы поступает им, а две в казну. В гребле употребляются якуты. На моем карбасе случился казак, худо понимающий по-русски. Карбасы одной конструкции с судами, в которых перевозят скот из Ораниенбаума в Кронштадт, только несколько менее и без мачты, лошадей ставится по 27, тяжести помещается до 250 пудов. Строятся в Якутске, спускаются вниз по течению Лены к устью Алдана и потом до перевоза тянутся бечевой. От перевоза до устья Алдана считается 400 верст. В одно лето редко удавалось привести новый карбас из Якутска. Гораздо было бы выгоднее строить на берегу Алдана: строевого леса много, стоило бы прислать плотника, знающего свое дело.
Перевоз по быстрине и ширине реки затруднителен. Суда, чтоб попасть к назначенному месту, затягиваются вверх против течения людьми и потом спускаются к перевозу; в этой операции проходит до двух часов, так что в день один карбас не делает более двух, много трех концов взад и вперед. Притом с естественными трудностями крепко соединена лень казаков-перевозчиков, которые твердо уверены, что рано ли, поздно ли, но ни один вьюк не минет их перевоза. Чего бы, казалось, стоило употребить лошадь при затягивании судна вверх против течения? «Да как можно, этого не бывало прежде». И вот со мной на Алданском перевозе сошлось пять транспортов в числе 4000 лошадей и 2000 пудов клади. Последний из прибывших транспортов сколько напрасно потеряет благоприятного времени. Но расчет верен: все они достигнут места назначения – Охотска, все продадут свои товары, с одинаковыми барышами; куда ж торопиться? Таков еще дух торговли в большей части русских.
Станционный смотритель, старик лет под 70, поселившийся здесь с 1810 года, показывал мне огород. В нем растет морковь, редька, репа, огурцы и прочие огородные произведения, капуста вьется большими вилками (кочнами). Церквей нет до Охотска. Что иное, как не религия может надежнее вести к образованию диких племен; теперь якуты пренебрегают знанием русского языка, напротив, тогда старались бы его изучать для собственной пользы. Я слыхал, что предположена постройка 40 церквей по Якутской области. Дай бог, чтоб это спасительное предприятие скорее было приведено в исполнение.
За четверть версты от правого берега Алдана начинается непрерывное болото до речки Торо-урях («Поперечной»).
Мост через речку Торо-урях снесен, и мы перебрались вброд. На ночлеге в первый раз появились комары и москиты в такой силе, что все вынуждены были укрыться в волосяные сетки, которыми нарочно запаслись в Иркутске.
18 июня. От четырех дней ведра тропинки подсохли; с левого берега Белой («Тылках»), через которую мы переправились в полдень, страна принимает иной вид, болот и озер не приметно, почва становится каменистой. Белая при переправе шириной до 70 сажен, течение до 13 верст в час, вода светла, русло каменисто, берега усеяны валунами различных цветов и пород, между которыми попадается много зерен кварца и розового порфира. Белая считается в числе золотоносных рек по приискам, кажется с 1833 года, купца Баснина. 19-го ночевали на станции Чернолесской, проехав 44 версты. Дорога выходит несколько раз на берег Белой, которая величаво протекает одним руслом под самой станцией, но выше и ниже раздробляется на многие протоки.
Не доезжая 22 верст до Чернолесской станции лежит на пути горный хребет, называемый Силлях. В иных местах тропинки пролегают по краям утесов, спускающихся отвесно к реке: по скатам гор видно много кедрового кустарника и багульника в цвете. В этот день мы девять раз переправились вброд через различные протоки, стремящиеся с высей гор в Белую.
За 18 верст по ту сторону Чернолесской станции начинается собственно горная страна, образуемая отраслями Станового хребта, отроги которого тянутся на северо-восток к Чукотскому мысу. Путь уклоняется к югу, переходит на берега горного потока Кункуй-Самаа, протекающего извилинами в узких глубоких долинах, обставленных горами, в иных местах представляющими голые утесы, в других поросшие лиственницей. До Чаг-Дальского хребта, на расстоянии 14 верст, мы переезжали вброд проток Кункуй-Самаа двадцать пять раз, не считая мелких разливов Путь через хребет Чаг-Даль идет крутой спиралью, спуск довольно полог и болотист. Из растений видны кедровые кустарники, образующие своими симметрично раскинутыми ветвями опрокинутые купола. Никогда не зреющие орехи составляют вкусную пищу жителя этой страны, обоготворяемого якутами медведя.
За Чаг-Дальским хребтом почва горно-каменных пород переходит в известковые и сланцевые: гранитных не видно. Путь продолжает извиваться по узким долинам, опустошаемым наводнениями протоков Чохона, Итабыт и Барыбыл. Виды дики и унылы. Кроме неба и утесов, нет предмета, на котором бы остановился взор путешественника; на некоторых почти неприступных пиках виднеются кресты, поставленные проезжающими; но с вершины горного хребта, через который пролегает Нюно-Хана, Охотский путь, отстоящий от Чаг-Дальского в 45 верстах, вид великолепен. Окружные горы кажутся небольшими холмиками. Воздух ощутимо реже. Проток Кыты-Кыламы берет свое начало на вершине Нюно-Хана; тропинки переходят верст на 30 с берега на берег этого быстрого протока, потом, пересекая речку Сарды, входят в узкое ущелье гор черного сланцевого аспида, обгибают через так называемые Семь хребтов – Сетты-Давак – и протягиваются, извиваясь, по узкой каменистой долине, наполненной кругляками известкового сложения, до станции Аллах-Юна, которая расположена при речке того же названия в довольно обширном разлоге гор.
Общий вид страны от Чернолесской станции до Аллах-Юна горист и не представляет удобных мест для водворения оседлого жительства; не видно хороших лугов для продовольствия лошадей. Проходящие транспорты довольствуются, и то не везде, небольшими клочками земли, производящей скудную, редкую траву. Все такие лоскутки известны проводникам, и если они в пору остановки на ночлег наедут на истребленный передовыми транспортами лужок, то вынуждены бывают ехать несколько верст вперед.
24-го. На станции, освежась после семидневного поста молоком, переправились через речку Аллах-Юна в двух плохих лодках и, отъехав 7 верст, остановились на ночлег для отдохновения лошадей на берегу небольшого озера, из которого кочующие поблизости якуты наловили нам мелких карасей.
