— Самое страшное, — повторил он.

— Ты видел смерть и вернулся.

Несмотря на еще затуманенное сознание, он сообразил, что ноющая боль в боку подтверждает ее правоту. Он пошевелился, чтобы сбросить с себя тяжелые меха. Она, положив на него руку, ласково, но твердо удержала Оризиана. Ясные глаза неотрывно смотрели на него. Он видел, что в этих глазах нет ни малейшего изъяна; ни единого порока в чистом поле, окружавшем крошечные зрачки кольцом блестящего кремния. Глаза Иньюрена не были так прекрасны; все-таки в них было что-то от человека. И тут многое вернулось к Оризиану, слишком многое, чтобы это можно было охватить, привести в порядок и как-то к этому приспособиться. В груди, словно задремавшая птица, встрепенулся страх.

— Где Рот? — спросил он.

— Рот?

— Мой щитник. Он был со мной, когда… когда уложил меня в лодку.

— Большой человек? Он здесь. Он жив.

Она вглядывалась в его лицо и как будто касалась его взглядом. Ему стало неловко.

— Где он?

— Здесь, — повторила она.

— Я хочу его видеть.

Она встала и сразу показалась очень высокой:

— Подожди. Я спрошу.

Оризиан провел рукой по животу. Он был очень пустой: частью от голода, частью от тяжелых и горьких воспоминаний, за которые цеплялся его мозг. На одном из них он на мгновение задержался.

— Фариль, — еле слышно произнес он.

Она уже почти вышла, но обернулась.

— Я не слышала.

— Мне приснился Фариль, — пробормотал он.

— Твой брат.

Оризиан хотел спросить, откуда она знает его брата, но оленья шкура уже опустилась за ее спиной.

Вошел Рот, и Оризиан еле успел скрыть удивление. Его щитник выглядел теперь совсем по-другому. Куда делась его дородность? Лицо похудело. Глаза, перед тем как вспыхнуть при виде Оризиана, были тяжелыми. Когда Рот входил, за его спиной Оризиан заметил неясные фигуры. Незнакомцы остались снаружи.

Рот положил широченную руку на плечо Оризиана.

— Хорошо снова видеть тебя. А то я боялся, — мягко сказал старик.

Оризиан попытался сесть, но Рот слегка придавил его:

— Полежи еще. Не утомляйся.

— Я в порядке, — возразил Оризиан.

— Может быть, может быть, а все-таки ты получил плохую рану, и, наверное, ее лучше пока не тревожить. Кто знает, какой еще вред могли нанести эти вмешавшиеся не в свое дело существа.

Оризиан подцепил пальцем повязку.

— Они сделали мне эту примочку.

— Тогда лучше не любопытствовать, что там, — сморщился Рот.

— Как долго это длилось?

— Семь дней, Оризиан.

— Семь дней? Я думал, два, ну, может, три. Ничего не помню.

— Семь. И большую часть времени в движении. Мы пришли сюда только три дня назад. Они все время не говорили мне, что случилось. Ни разу не дали взглянуть на тебя. Да еще отобрали меч. Мой меч, с которым я не расставался полжизни!

Оризиан только тут заметил синяки, уже почти сошедшие, на щеках и лбу Рота, и тонкую красную линию на переносице. Рана уже начала зарубцовываться. Можно себе представить, как рвался к нему этот человек.

Он сказал:

— Ладно, по крайней мере мы опять вместе.

— Вместе. Только пленники в лагере лесных людей. Я хотел доставить нас в Гласбридж, и, правда, старался, но я не очень хорошо управляюсь с лодкой, и течение было сильное. Они притащили нас в Кар Энгейс. Лесные твари взяли нас почти сразу, как мы высадились. — Лицо щитника исказила гримаса боли. — Прости, Оризиан, что я утащил тебя против твоей воли. У меня не было выбора. Я не хотел, чтобы ты последовал за отцом.

— Ты мой щитник, и ты спас мне жизнь. Разве это забудешь? Я был… да ладно, оставим это. Ты не знаешь, где мы?

— Трудно сказать. Мы шли все время, без остановок. Я бы сказал, мы все еще где-то в Кар Энгейсе. Может быть, на южных склонах Кар Крайгара, но не думаю, что мы прошли всю эту землю.

Оризиан немного подумал:

— И что мы будем делать? — поинтересовался он.

— Подождем, пока ты немного поправишься. Надеюсь, этим существам не придет в голову убить нас раньше, чем нам выпадет шанс удрать.

— Должно быть, это клан Лис, — сказал Оризиан. — Им не за что причинять нам вред. Они не похожи на Белых Сов…

— Мне думается, что в мыслях у лесных тварей не больше человеческого, чем в их глазах. Никогда не доверяй им, Оризиан. Мы здесь должны стоять друг за друга.

Оризиан хотел сказать, что все будет хорошо, что из этого клана отец Иньюрена, но он знал, что для Рота в этом нет разницы. Щитник всю свою жизнь был бойцом на службе Крови Ланнис, и всю жизнь для него было только две звезды, за которыми он следовал неукоснительно: угроза со стороны Кровей Гир с севера и киринины, которых полно в лесах долины. Даже Оризиан, знавший, что Лисы и Белые Совы — не одно и то же, все-таки не мог совсем уж выкинуть из головы рассказы об убитых лесниках и сожженных в своих хижинах семьях.

Вернулась женщина. И в глазах, и в руках Рота сразу появилась напряженность, хотя он даже не повернулся к ней.

Она сказала:

— Хватит разговаривать. Выходите оба.

— Ему нужно отдыхать, — буркнул Рот, все еще избегая смотреть на нее.

К удивлению Оризиана, она рассмеялась таким звучным музыкальным смехом, какого он никогда не слышал. Разве только у Иньюрена. Рот нахмурился.

Она сказала:

— Довольно отдыхать. Он уже поправился.

И подошла, чтобы помочь Оризиану подняться, но тут между ними вклинился Рот. Он мощной рукой обхватил Оризиана и легко поднял его с постели. Женщина протянула накидку из густого темного меха. Рот схватил накидку и обернул ею плечи Оризиана.

— Хватит тебе сил? — спросил он.

Оризиан уже подумал об этом. Хотя он чувствовал себя довольно слабым, но боль не слишком давала о себе знать, и тело, кажется, было согласно с женщиной — отдыха ему уже достаточно.

Мускулы у него были вялые, и голова кружилась, но он кивнул:

— Да.

Всем телом повиснув на руке Рота, Оризиан вслед за женщиной вышел на белый свет. Глаза отвыкли от света, и сначала он щурился, но вот его лица коснулся слабый ветерок, и прохладный воздух вызвал в нем такое ощущение, будто он в жаркий летний день окунулся в воду. Он поморгал и вздохнул полной грудью, потом легонько тряхнул головой. Женщина с веселой улыбкой наблюдала за ним.

Чистый и ясный солнечный свет падал с запада. Собака с лаем пронеслась мимо, то попадая в тень, то опять выскакивая на свет. Орава ребятишек с криками и смехом догоняла ее. Увидев Оризиана и Рота, стоявших возле палатки, они замерли как вкопанные, сбились в кучку и уставились на них. Оризиан следил за собакой и видел, как она исчезла между хижинами.

Они находились в большом лагере кирининов-Лис. Куполообразные палатки, сделанные из шкур и кож, рассыпались по всему лесу, насколько хватал глаз. Между ними передвигались киринины, бегали собаки и несколько коз бродили по лагерю, объедая траву и кустарник. Стоял яркий, свежий зимний день. Мирная картина.

Потом недалеко от той хижины, в которой лежал, он увидел некий предмет из переплетенных ветвей и травы на шестах: не то чтобы портрет, но явно изображение лица. Он помнил его, несмотря на то, что тогда находился в полубреду.

— Что это? — спросил он.

Женщина проследила за его взглядом, но ничего не ответила. Собрались киринины. Они явились, словно повинуясь неслышному зову, образовали около Оризиана и Рота широкий полукруг и стали их разглядывать. У многих из них были копья. Рот беспокойно переминался с ноги на ногу. Женщина что-то сказала на родном языке. В толпе кое-кто легонько кивнул. Взрослые помешали детям, но те, пробравшись у взрослых под ногами, опять оказались впереди.

— Голоден? — спросила женщина.

Оризиан кивнул. Толпа безмолвно расступилась. Проходя сквозь их строй, Оризиан чувствовал, что его тоже наполняет неловкость, словно она передалась ему от Рота. Серые глаза окружающих внимательно следили за ними. Эти люди, так близко, что только руку протяни и дотронешься, оказались не совсем такими, какими он себе их представлял. Когда он о них думал, ему казалось, что они должны быть худыми, почти хилыми. Но при всем изяществе их фигур, в них чувствовалась не только сила, но и уверенность. Даже их молчание ощущалось, скорее как спокойствие, чем как безразличие. Он рад был чувствовать руку Рота: в ней была не только опора, но и защита.