Мне не страшен ночью темной

Бес, явившийся некстати,

Что кивает так потешно

С глупой миной у кровати.

Это призрак и к тому же

Слишком немощный для мира,

У него два темных рога,

Как у древнего сатира.

Не его уму лукавить,

Не пред ним дрожать в испуге,-

По всему в нем видно мужа

Благодетельной супруги.

Я боюсь другого беса:

Он не высох в лихорадке,

Рожки шляпою прикрыты,

Когти спрятаны в перчатки.

Он танцует очень ловко,

Разговаривает сладко,

Но в очах его злодейство,

Но душа его – загадка.

Легкомысленный и дерзкий,

Не бояся громовержца,

Он, того гляди, похитит

Нечто милое из сердца…

‹1896›

Дай мне звуков, дай музыки стройной;

Пусть на миг я душой оживу;

Пусть, что было лишь грезою знойной,

Разрешится, как жизнь, наяву.

Я хочу в эти дни голубые,

В ароматные майские дни,

Позабыть свои думы больные,

Что, как змеи, таятся в тени.

В той тени, леденящей мне душу,

Где лучом догоревшей мечты

Только мрачную тьму я нарушу -

Как создаст ее ночь суеты.

Горькой мукой, бессильной борьбою,

Злой обидой врагов и друзей,

Где один я стою под грозою

С беззащитною Музой моей…

‹1896›

Их в мире два, они – как братья,

Как два родные близнеца,

Друг друга заключив в объятья,

Живут и мыслят без конца.

Один мечтает – сильный духом

И гордый пламенным умом.

Он преклонился чутким слухом

Перед небесным алтарем.

Внимая чудному глаголу

И райским силам в вышине,

Он, как земному произволу,

Не хочет покориться мне.

Другой – для тайных наслаждений

И для лобзаний призван в мир,

Его страшит небесный гений;

Он – мой палач и мой вампир.

Они ведут свой спор старинный,

Кому из них торжествовать;

Один раскроет свиток длинный,

Чтоб всё былое прочитать.

Читает гибельные строки,

Темнит чело и взоры грусть;

Он всё: тоску мою, пороки -

Как песни знает наизусть.

И все готов простить за нежный

Миг покаянья моего…

Другой – холодный и мятежный -

Глядит, как демон, на него.

Он не прощает, не трепещет,

Язвит упреками в тиши

И в дикой злобе рукоплещет

Терзанью позднему души.

‹1896›

Дай горе выплакать! Дай вынесть одному

Всю ревность, злость мою и муку!

Ты видишь, я мечусь и окликаю тьму,

Пытая дерзкую разлуку…

Напрасно сердцу вновь, как легковерный друг,

Рассудок шепчет утешенье.

Душа моя в огне; в ней пламень и недуг,

В ней жажда счастья и смятенье!

И холодно в огне, и ропотно в тиши,

Как будто я делю страданья

Другой, измученной, но любящей души

Под гнетом долгого изгнанья…

‹1896›

Они отстрадали на грешной земле,

Все лучшие песни отпели.

И тихо уснули в таинственной мгле,

В подземной своей колыбели.

Года за годами прошли и пройдут.

Мир в гордом величьи лукавит;

Но вечные розы в их звуках цветут

И вечная память их славит.

Их слава растет!.. В непогожую ночь

Так смелый прибой, ударяя

О берег, бежит, рассыпаяся, прочь,

Все гульче и гульче вздыхая…

‹1896›

Июнь. Пронизан мрак полночный

Душистым запахом теплиц.

Спадает яблонь цвет молочный,

Мерцают отблески зарниц.

Над полем жаворонок вьется,

Во ржи синеют васильки,

И солнце весело смеется

В прозрачном зеркале реки.

Светло и радостно и пышно!

Повсюду зной и жизнь и цвет…

Но соловья уже не слышно,

И гуще ночи полусвет.

Прекрасно в солнечном июне,

Но зноем мы утомлены…

Прекрасней было накануне -

Душистым маем – в дни весны!

Тогда звучней журчали воды,

Перекликаясь с соловьем,

И краски юные природы

Сияли новым торжеством.

Тогда по саду негустому

Бродили сны, восторги, лень…

Теперь тропинка гуще к дому,

Но там – раздумье целый день.

И с первым цветом опадает

Мечта – весны моей звено…

Так все светлей, что обещает,

И все темней, что свершено!..

Январь 1896

Сегодня в ночь весна-колдунья

На молодое новолунье

Снега последние смела,

Сережки ивы растрепала

И окаймлять цветами стала

Озер сквозные зеркала.

Зажглась румянцами по тучам,

Прошла дождем в лесу дремучем

И бальзамичною смолой

По хвоям елок проблеснула,

Шум ободряющего гула

Неся в их сумрак вековой…

Апрель 1896

Пышней, чем в ясный день расцвета,

Аллея пурпуром одета.

И в зыбком золоте ветвей

Eщe блистает праздник лета

Волшебной прелестью cвoeй.

И ночь, сходящую в аллею,

Сквозь эту рдяную листву,

Назвать я сумраком не смею,

Но и зарей – не назову!

1896

Взвилась летучая ракета

Из темной зелени ветвей,

И сноп рассыпчатого света

Мелькнул и скрылся от очей;

Вослед ее летит другая,

Огни цветные рассыпая,

И брызги легкие огня

Чертят и брызжут в тьме лазурной,

Но шум и блеск и бег их бурный

Не принесет живого дня.

Напрасно в дерзости надменной

Стремятся чадные огни

Туда, где тихо свет нетленный

Льют звезды в сладостной тени.

Им не затмить звезды прелестной,

Сверкнувшей с чуждой высоты,

Как не затмят любви небесной

Земные, бурные мечты!..

1896

Шел я весною, в сумерках туманных,

Рощей сосновой, тихою дорогой.

Хмурые сосны в думах неустанных

Вслед мне шептали с тайною тревогой:

“Грустно нам, гpyстно, соснам молчаливым,

Грустно нам думать думы вековые!

Снежной метелью, вечером тоскливым

Мы одевались в ризы ледяные;

Пели нам, пели зимние метели;

Слаще их птицы майские споют нам!

Вот из-под снега воды зашумели,

Птицы щебечут в гнездышке уютном.

Долго и долго солнышко нас грело!

Встретили много белых зим и в сен,

Долго росли мы, тихо и несмело,

Много погибло нас, косматых сосен…

Много сорвало бурями сердито…

Плачем смолою, если вечер зноен!

Радостное солнце нами позабыто,

Траур наш темен, ропот наш нестроен”.

Так мне шептали сосны-великаны,

Шлемы колебля в воздухе румяном…

Дымно вставали влажные туманы,

Плыли над ними тучи караваном.

В роще сосновой хвоями и мохом

Почва дышала в трепете унылом…

Плакало сердце; с облегченным вздохом

Слезы катились о далеком милом!..

1896