Миша только отмахнулся.
— Они же предлагают целое состояние, Миша! Хотят заключить договор на пять лет, по два концерта в год. И все. Будешь выступать только в Москве и Санкт-Петербурге. Столько денег!
Миша поднял руку. Однако Манни уже не мог остановиться, захваченный собственным возбуждением.
— Подожди, подожди! Подумай о поступлениях от записей, от компакт-дисков. Это совсем другие деньги, и в течение целых пяти лет! Люди будут с нетерпением ждать твоих приездов, и с таким же нетерпением они будут ждать, когда выйдут твои компакт-диски. А в конце этих пяти лет мы закажем весь набор. Это же золотая жила! Ты же сможешь получить больше денег, чем за все прошедшее время.
Миша улыбнулся.
— Манни… Подумал ли ты и те продюсеры, с которыми ты разговаривал — кто бы они ни были, — подумали вы о том, что сейчас творится в России? Ты хоть раз спросил себя, откуда в России возьмутся такие деньги? И кто из русских в состоянии заплатить за билет на мой концерт? Кто заполнит концертные залы?
Манни махнул рукой:
— Страна, может быть, и разорена, но, поверь мне, там крутятся огромные деньги. Не волнуйся, мы с Сашей заполним тебе концертные залы людьми с тугими кошельками и драгоценностями, одетыми в костюмы, сшитые на заказ.
Миша задумчиво смотрел на него, сцепив руки под подбородком. Допил виски, поставил стакан на стол.
— Манни, ты прекрасно знаешь, кто эти люди с тугими кошельками. Мерзавцы и бандиты. Они разграбили все, что можно, все, до чего дотянулись их жадные руки. Это они высасывают последние соки из страны, оставляя прочих голодать. Таких полно в «Палас-отеле» в Санкт-Морице, и в Монте-Карло их полно. Они заполонили лучшие отели и рестораны мира. Тратят награбленные деньги.
Возбуждение Манни понемногу улеглось. Теперь он смотрел на Мишу с несчастным выражением на лице.
— Это верно в какой-то степени. Но зато у них есть деньги, чтобы ходить на твои концерты и покупать твои записи. И потом, не все они обязательно бандиты. Некоторые просто воспользовались возможностями, открывшимися при падении коммунизма.
— Я тебя умоляю, Манни! Ты что, в самом деле хочешь, чтобы я играл для такой публики?! Хочешь, чтобы я их как бы легализовал тем, что согласился выступать перед ними?
Манни неловко заерзал в кресле.
— Я не думаю…
— Может быть, когда-нибудь я и поеду в Россию, буду играть там. Но не для таких людей. Не для бандитов.
— Это твое последнее слово?
— Да, это мое окончательное решение. А теперь иди домой и помоги Саше готовиться к отъезду. Я хочу побыть один.
Манни с трудом поднялся на ноги, почти физически ощущая горечь поражения.
Вера сидела на кухне за большим антикварным сосновым столом, прихлебывая кофе н делая пометки в записной книжке. Рядом лежали листы бумаги с записями, в которых она тоже что-то помечала. Она уже отправила Ники в детский сад и теперь еще раз перепроверяла, что назначено на сегодня, составляла список телефонных звонков, на которые необходимо ответить.
Вошел Миша.
— Манни звонил, — подняла она голову. — Сказал, что машина будет через несколько минут. Марио уже отнес твой багаж в холл.
Вера снова наклонила голову к записной книжке, в надежде скрыть свое расстройство от того, что он уезжает.
— Спасибо.
Она всегда так занята, подумал Миша. Ведет дом, ведет работу в аукционном доме, заботится о Ники… и о нем. И все без единого слова упрека.
Он пододвинул стул, сел рядом с ней.
— Вера… Я рад, что мы с тобой поговорили. И хочу, чтобы ты знала… я… как-нибудь постараюсь… исправить… то, что натворил.
Вера сделала глоток кофе. Поставила чашку, стараясь не смотреть на него.
— Что бы ты ни решил, давай попытаемся вести себя как цивилизованные люди. — Она нервно вертела обручальное кольцо на пальце. — Ты знаешь мое отношение. Я… я все равно тебя люблю. И приму в любом случае. Но я хочу нормального отношения.
Он молча кивнул. Ему хотелось сказать, что он тоже любит ее. Но вероятно, сейчас она эти слова не воспримет. Прежде чем он успел что-либо сказать, загудел зуммер домофона. Прибыла машина. Пора ехать в аэропорт.
Вера поднялась.
— Ну иди же. Не стоит заставлять водителя ждать.
Несколько мгновений он стоял в нерешительности. Потом неожиданно для самого себя подошел к ней, положил руки ей на плечи и поцеловал в губы. Оторвался, посмотрел ей в глаза. Вера встретила его взгляд. Ей так хотелось прижаться к нему и не отпускать. Но она не решалась.
Миша на мгновение сжал ее плечи. Резко повернулся и вышел. Глаза ее наполнились слезами. Она смотрела ему вслед, повторяя про себя: «Пожалуйста, вернись ко мне! Вернись к нам с Ники!»
Миша нервно переминался с ноги на ногу в ожидании лифта. Взгляд его упал на мезузу над дверью. Ту, которую он купил много лет назад вместо отнятой, московской, дедушки Аркадия. Он потянулся, провел пальцами по холодному металлу. Внезапно осознал, как давно он не вспоминал старика. Интересно, что сказал бы его наставник о его теперешней жизни? Кажется, он уже знает ответ. Ничего хорошего. Сказал бы, наверное, что страсти взяли над ним верх в ущерб добродетели.
«Прости меня, дедушка Аркадий, — взмолился он. — Прости и помоги. Я совсем растерялся. Сам себя не понимаю».
Миша благоговейно коснулся мезузы губами. Услышал, что пришел лифт, и поспешно вытер слезы с глаз.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Осень 1999 года
Верхний Уэст-Сайд, Манхэттен
Пожилой россиянин вошел из холла в просторную гостиную в сопровождении неизменных охранников в неизменных черных кожаных плащах и ковбойских ботинках. Погрузил ступни в толстый пушистый ковер, оглядел огромную комнату с дорогой мебелью, картинами и скульптурами. Сквозь французские двери виднелась круговая терраса с массой вечнозеленых растений, высоко над головами простых смертных, над шумом городских улиц.
Один из громил даже присвистнул:
— Вот это да! Культурно жить не запретишь. Второй круто развернулся:
— Твою мать!
— Оставайтесь здесь! — приказал пожилой, не обращая внимания на их восторги. Он прошел к французским дверям, вышел на террасу. Остановился у перил, глядя на город. День выдался прохладный, но ясный. Он мог разглядеть мост имени Джорджа Вашингтона к северу и даже сады Нью-Джерси. Да, некоторые люди умеют жить! И умеют со вкусом тратить деньги. Деньги, которые получили отчасти благодаря ему.
Он мог распознать в людях признаки хорошего вкуса и утонченности, когда они попадались на его пути, и всегда им завидовал. Такие люди неизменно вызывали в нем враждебность. Держатся, как правило, свысока, не воздают ему должное.
Он устал от этого задавалы. Ему все это осточертело. Поэтому он и приехал сюда сегодня. Он сделал последнее предложение — невероятно щедрое, но все же не разорительное для него и его организации с учетом будущих прибылей. Если, конечно, Михаил Левин его примет. С именем Левина в качестве вывески они без проблем смогут снять и заполнить лучшие концертные залы, продавать компакт-диски, заключать договора с огромными прибылями. У них все готово, все на мази. Требуется лишь громкое имя, чтобы запустить гигантскую машину в движение. И он намерен получить ответ сегодня же, здесь, на его территории. Он скоро должен вернуться. Ошеломим его неожиданным появлением, так, чтобы испугался как следует. Если ему удастся уговорить Левина, все в порядке, никакие дальнейшие действия не понадобятся. Если же нет… там будет видно.
Фактически Левин абсолютно беззащитен. У него есть жена, ребенок и любовница. Их всех можно использовать, чтобы заставить его сотрудничать.
Он, конечно, знал, что сегодня Михаил отбыл в Японию. Лучшего времени не найти. Левин с любовницей — в Японии, его «друзья» — в Японии, жена с ребенком — здесь.
Он вернулся в гостиную. Один из его сторожевых псов рассматривал мебель и картины, другой, растянувшись на диване, листал какую-то книгу.