— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя! О, Сирина, я люблю тебя!

Она обвилась вокруг него, ловя ртом воздух, потрясенная до глубины души, ощущая себя как одно целое с этим необыкновенным человеком, желая только одного — чтобы это мгновение длилось вечно.

— Я тоже… Я тоже люблю тебя.

Несколько секунд они лежали молча, ожидая, пока дыхание придет в норму. Потом Миша приподнялся на локте, глядя ей в глаза.

— Невероятно. Незабываемое ощущение. Он впился в ее губы.

— А я, оказывается, уже забыла, как это бывает. — Она сжала его ягодицы. — Майкл, лучше тебя никого нет.

Руки его снова начали блуждать по ее телу, словно заново открывая его. Губы опустились к груди. Пламя страсти, нерастраченной до конца, вспыхнуло снова.

Он все еще оставался внутри ее, большой, но неподвижный. Теперь она ощутила, как он напрягается, увеличивается в размерах. Движения его стали быстрее, лихорадочнее. Сирина застонала от наслаждения.

На этот раз они не торопились, сдерживали себя. И все равно достигли вершины одновременно. Потом долго лежали неподвижно, не разнимая рук, не в состоянии оторваться друг от друга.

— Не могу понять, как я жил без тебя все эти годы. Просто не могу этого понять.

— У меня точно такое же чувство.

— С этим ничто не может сравниться. Я теперь не знаю, как смогу жить без этого. Без тебя.

Сирина молчала. На лице ее играла улыбка полного удовлетворения. Она не стала говорить о том, что ему совсем не нужно жить без нее. Она здесь, она в его распоряжении.

Миша целовал ее губы, глаза, нос, лоб, щеки, подбородок.

— Я не могу снова тебя потерять, Сирина. Не могу тебя отпустить.

Ей так хотелось ему поверить. Она тоже не может от него отказаться. Но… положение у них очень сложное, чтобы не сказать больше.

— Я тоже не хочу тебя снова потерять, Майкл. — Она заглянула ему в глаза. — Но что мы можем сделать?

На несколько мгновений он задумался, нежно гладя ее спину, руки, ягодицы.

— Мы можем продолжать встречаться. Просто встречаться, так часто, как только сможем. Вот все, что я могу пока придумать. Он выжидательно смотрел на нее.

— Я бы очень этого хотела. Но как же Вера… твоя семья?

— Вера… — Он тяжело вздохнул. — Я не знаю. Не знаю, что может произойти. — Он крепко сжал ее руку. — Я ничего не могу обещать. Знаю только одно: больше всего на свете я хочу видеть тебя. Не могу снова тебя потерять.

Она провела рукой по его волосам. Помолчала.

— Терпеть не могу всякую ложь… всякий обман. А именно это нам предстоит, если мы будем видеться. Но я тоже не могу от тебя отказаться. Может быть, нам удастся что-нибудь придумать…

Он прижал ее к себе, жадно впился в ее губы.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я это знаю.

Он пожирал ее глазами, губами, руками. Они снова набросились друг на друга, изголодавшиеся, не в силах насытиться друг другом и своей страстью.

Наконец он оторвался от нее.

— Господи… Больше всего мне бы хотелось остаться здесь навсегда.

— Но ты не можешь.

Он нехотя встал с постели. Взялся за одежду. Сирина наблюдала за ним.

— Хочешь принять душ?

Он снова сел на кровать рядом с ней.

— Нет. Хочу сохранить твой запах.

Он поднялся и начал одеваться. Придется поспешить, чтобы попасть к себе в отель вовремя. Надо успеть переодеться к официальному обеду, который назначен на восемь. Он быстро оделся. Сирина встала, чтобы проводить его до двери.

— О Господи, как мне не хочется уходить!

— Придется. У тебя есть все мои телефонные номера, ты знаешь мой график. Позвони, как только сможешь.

— Мы расстаемся ненадолго.

— Надеюсь. А теперь иди, а то опоздаешь.

Он еще раз поцеловал ее, повернулся и вышел.

Сирина вернулась в спальню. Вытянулась на кровати, чувствуя себя более счастливой, чем когда бы то ни было. К этому новому ощущению счастья, однако, примешивался страх перед тайной связью. Можно только надеяться, что произойдет несбыточное и тайная связь перерастет во что-нибудь иное. Внезапно ее словно холодной волной окатило. А не слишком ли она торопится? Вдруг он больше вообще не позвонит? Что, если для него достаточно одной этой встречи, несмотря на все, что он говорил… Дрожь прошла по ее телу. Она стала лихорадочно припоминать. Вспомнила, как он говорил, вспомнила все, что происходило между ними. Нет, так притворяться невозможно. Майкл действительно ее любит.

Миша поймал такси, сказал водителю, куда ехать. Откинулся на сиденье. Голова шла кругом. Казалось, никогда в жизни не ощущал он такого блаженного удовлетворения. Нет, их встреча действительно предопределена судьбой, сделавшей им обоим такой несказанно щедрый подарок. Такой дар не отвергают. Ему хотелось кричать на весь мир о своей радости. Но вот это как раз совершенно невозможно. Придется хранить свою радость глубоко в себе. Лишь с одной Сириной сможет он делить ее.

Он рассеянно смотрел в окно на венские архитектурные красоты. Прекрасная декорация для возрождения любви… Потому что это действительно любовь. Настоящая большая любовь.

Ему пришлось напомнить себе, что существуют и другие вещи, которые необходимо принимать во внимание. Например, Вера… и Николай. Его семья. Он обязан их оберегать. Это реальность, от которой никуда не уйти. Есть и еще одна реальность — неверность, обман. Он ведь любит Веру… Он тяжело вздохнул. Насколько все было бы проще, если бы он ее не любил. Конечно, это совсем не та любовь, какую он ощущает к Сирине. Не та всепоглощающая страсть, захватывающая целиком.

Он сам напрашивается на неприятности. Тогда, много лет назад, их бурная, взрывная любовь потерпела крах, должно быть, оттого, что оба они были слишком молоды. И слишком различны и по происхождению, и по многому другому. Теперь это уже не так. Оба они повзрослели. Ее образ, чарующий в своей изысканной красоте, снова предстал перед его глазами. Губы сами собой раздвинулись в улыбке. Она, безусловно, очень повзрослела за эти годы. Он тогда сказал правду: слава и деньги ей к лицу. Сирина стала более уверенной в себе, более утонченной, умудренной опытом, более терпимой, менее взрывной.

И все же угрызения совести не оставляли его. У него есть все, чего только можно пожелать. Красивая преданная жена, прекрасный здоровый сын, который его обожает, карьера, которой не многие музыканты мира могут похвастать. Деньги, слава. Вчера вечером он выступал перед особами королевской крови во дворце Шенбрунн-Палас. Это чего-нибудь да стоит. А сейчас он собирается на обед к князю и княгине фон Валленберг.

До сих пор ему необыкновенно везло. Судьба проявляла к нему редкую благосклонность. И всем этим рисковать?

Судьба ведь не всегда была к нему столь великодушна. Не всегда осыпала такими щедрыми дарами. Он по опыту знает, что жизнь может быть гораздо хуже… гораздо тяжелее…

1968-1998 Брайтон-Бич, Бруклин

Этот клуб оказался едва ли не самым обшарпанным и унылым местом, какое он когда-либо видел в жизни. Хотя с другой стороны, чего еще он мог ожидать? По ночам здесь все сверкало огнями и позолотой, полированной медью и бронзой, отсвечивало черным и ярко-красным. По ночам здесь всегда полно народа. Бесконечные банкеты, танцевальные вечера или концерты. Мужчины в костюмах, сшитых на заказ, или смокингах, с напомаженными волосами, и их разодетые супруги или подруги, с яркой косметикой на лице, в роскошных туалетах, увешанные драгоценностями и — практически в любую погоду — в шикарных мехах.

Сейчас, при дневном освещении, ему внезапно открылось, какое это грязное, захудалое, захламленное заведение. И взглянуть-то вблизи противно. Этот покрытый липкой грязью ковер… Его чуть не стошнило при мысли о том, что придется пройти по нему в своих дорогих ботинках. И эта жуткая обивка… По вечерам матовая черная краска успешно скрывала электропроводку, трубы, дешевую арматуру. Сейчас, при свете дня, это бросается в глаза, выглядит кустарным и неприглядным. И все покрыто жирным слоем грязи.