— Где?

На самом деле Манни уже знал ответ на этот вопрос.

— Между Мадонной и новым диском трех теноров. На прилавке и в специальных помещениях. Можешь себе представить! Мне, может, и удалось создать загадочный образ покорителя сердец для прессы, но то, как ты работаешь с дистрибьюторами, — это просто фантастика. Как, черт побери, ты этого добиваешься?

Манни красноречиво пожал плечами:

— Ты просто оставь все эти дела мне. — Он обменялся взглядом с Сашей. — Тебе не стоит об этом беспокоиться.

— Мне просто любопытно. Я совсем ничего не знаю о деловой стороне. Если с тобой что-нибудь случится, я пропал. Ни в чем не разбираюсь.

Манни ответил небрежной улыбкой.

— Ничего со мной не случится. Не думай об этом. А в случае чего Саша справится с делами. Правда, Саша? Саша кивнул:

— Да, я знаю, что происходит и что надо делать. Не забывай, Майкл, мы ведь оба неудавшиеся пианисты, исполнители классической музыки. Так что бизнес этот мы знаем, хоть и не состоялись как профессиональные музыканты.

— Ну, если вы так говорите….

— Да, я так говорю, — произнес Манни. — Саша прав. Мы, может, и не состоялись как пианисты, но бизнес этот знаем вдоль и поперек.

Вероятно, так оно и есть, думал Миша. Последние пять лет деньги буквально текут рекой. Он никогда о таком не мечтал. А сейчас с легкой руки Манни у его дисков даже появился собственный лейбл: «Брайтон-Бич» — в честь района Бруклина, населенного эмигрантами из России. Миша знал, что Манни и Саша заключили какое-то соглашение со старыми знакомыми с Брайтон-Бич, такими же молодыми людьми, выходцами из России, так же, как и они, стремившимися попасть наверх. Иногда он рассеянно размышлял о том, что это за люди. Он слышал, что в Брайтон-Бич активно действует большая гангстерская группа эмигрантов из России, однако никогда не расспрашивал ни Манни, ни Сашу об их методах ведения дел или об их связях. Его просто радовало, что диски с его записями продаются во всех магазинах по самой высокой цене.

Он подошел к шкафу, достал смокинг под цвет брюк. Легкий летний двубортный пиджак, сшитый специально для него в Милане самим Версаче. Он надел его, снова оглядел себя в зеркале.

— Колоссально смотрится!

Манни уже оправился после телефонной баталии и обрел свой прежний британский апломб.

— Старик Версаче постарался, ничего не скажешь.

— И в самом деле хорошо смотрится. — Миша отвернулся от зеркала. — Что скажешь, Саша?

— Идеально.

— Ну, вы готовы?

— Как только скомандуешь.

— Тогда пошли вниз. Кажется, я тоже чего-нибудь выпью перед уходом.

Манни удивленно поднял брови:

— Выпьешь?! Ты?! Перед выходом?

— Да. Сегодня мне это не помешает.

Они вышли из просторной спальни с балконом, спустились вниз, в гостиную. Миша растянулся на диване, Манни и Саша сели напротив в старинные кресла.

С годами его жилье в «Отель де артист» наполнилось вещами, купленными во время путешествий по всему миру. В огромной гостиной с потолками двойной высоты, очень похожей на ту, что осталась в квартире родителей, за несколько кварталов отсюда, стояли два концертных рояля «Стейнвей» вплотную друг к другу, так, что на них падал свет из огромных окон от пола до потолка. Из Венеции Миша привез великолепную хрустальную люстру. На полу лежал старинный ковер, некогда яркий, но с годами поблекший от времени и от солнца. Теперь краски как раз такие, как ему нравится. В одном конце комнаты — большой камин с полкой из резного камня, над ним — антикварное зеркало в резной позолоченной раме, тоже купленное в Венеции. Большие удобные кресла и кушетки обтянуты замшей, кожей, гобеленом. По всей комнате расставлены античные столы и столики. Он сам обставил эту комнату и очень гордился ею. Старинная мебель, роскошная обивка, предметы искусства и роскоши не мешали тем не менее чувствовать себя здесь уютно и комфортно, не боясь положить ноги на столик или подлокотник кресла. И еще одна деталь: несмотря на всю роскошь этой комнаты, в ней чувствовалась мужская атмосфера. Хотя бы по этим вот неоклассическим итальянским креслам двухсотлетнего возраста, обитым не тканью, а тончайшей, мягчайшей кожей, и не пастельного, а густого темного цвета.

Миша подошел к шкафчику из позолоченного дерева. Налил себе виски, положил несколько кубиков льда из серебряного ведерка, долил воды, размешал пальцем. Обернулся к Манни и Саше:

— Хотите еще джина с тоником? Манни встал:

— Я сам возьму.

Миша опустился на диван, обитый замшей шоколадного цвета, скинул с ног легкие туфли, положил ноги на кофейный столик от Джакометти из бронзы и стекла.

Зазвенел телефон.

— О Господи, опять! — простонал Миша.

— Я возьму. — Манни взял трубку. — Слушаю. — Он прикрыл трубку рукой. — Это Рэчел. Я сейчас.

Рэчел — невероятно исполнительная и агрессивная секретарша Манни и Саши — одна из немногих знала этот номер.

Миша махнул рукой:

— Можешь не торопиться.

Саша встал, подошел к столику с напитками, смешал джин с тоником для себя и Манни, поставил один стакан рядом с Манни, с другим вернулся обратно на свое кресло. Молча сделал глоток джина. Миша удовлетворенно оглядывал гостиную, наслаждаясь роскошью, уютом и тишиной, нарушаемой лишь голосом Манни. Хорошо снова оказаться в Нью-Йорке, на целое лето, после долгих месяцев бесконечных путешествий. Последние четыре года он гастролировал практически без перерыва и наконец потребовал от Манни, чтобы тот полностью освободил ему три месяца. Сейчас он мечтал об уединенных занятиях за роялем дома, о возможности просто расслабиться вдали от сценических огней, от студий звукозаписи, от фанатичных поклонников, критиков, бесконечных переездов.

Манни что-то орал в телефонную трубку. Интересно, в чем там дело? Насколько он знал, Саше и Рэчел приходится постоянно мириться с таким тоном. Последнее время Манни все чаще срывается на крик.

Он попытался отвлечься. Хорошо бы сегодня никуда не ходить… Но нельзя. Сегодняшнее мероприятие слишком важное, от него никак нельзя отказаться.

Вера закончила занятия в Лондоне. Только недавно вернулась в Нью-Йорк и уже начала работать в качестве служащей знаменитого аукциона «Кристи», в отделе мебели и декоративного искусства нью-йоркского филиала фирмы. Сегодня ее родители устраивают большой прием в ее честь в своей грандиозной квартире на Пятой авеню. Он бы ни за что не пошел, если бы не Вера.

Вера… Он сделал глоток виски, поморщился. Так что же ему делать с Верой? Он уже тысячу раз задавал себе этот вопрос. В конце концов решил: они должны поговорить о своем будущем. Сегодня же вечером. Да, наступил решающий день. Хотя сегодняшний вечер и задуман в ее честь, но в какой-нибудь момент они смогут улизнуть наверх, в ее комнату с террасой, и поговорить. Сначала он собирался еще подождать, однако после последнего ее письма (а какие прекрасные письма она писала ему на протяжении всех гастролей!) он решил поговорить с ней как можно скорее. Итак, сегодня вечером.

— Эй! — подошел к нему Манни.

— Эй! — ответил Миша. — В чем там дело? Какие-нибудь неприятности?

— Да нет, все как обычно. У кого-то нервный срыв, у дирижера еще что-то. Ну, ты все это знаешь.

— И кто же на этот раз? — спросил Саша. Манни бросил на него многозначительный взгляд:

— Потом поговорим. — Он с усмешкой обернулся к Мише: — Рэчел говорит, тебе звонила какая-то итальянка, Паола, как ее там… Миша усмехнулся, но ничего не ответил.

— Вышеупомянутая особа, — продолжал Манни, — кажется, жутко расстроена. Последние две недели звонит каждый день, каждый час. Говорит, что потеряла твой домашний телефон.

Миша сделал глоток виски. Поставил стакан на столик.

— Надеюсь, Рэчел не дала ей этот номер?

— Конечно, нет, старина. Но эта девица мешает ей работать своими звонками и… ведет себя все более агрессивно… выражается… Миша пожал плечами:

— Пусть Рэчел скажет ей, что я собираюсь жениться. Может быть, таким образом мы от нее избавимся.