– Хм-м… рубин.
– Языки пламени взовьются вверх? – спросила она.
– Оранжевый. – Губы Рэнда двинулись выше. – Ты знаешь, что на свете бывают оранжевые сапфиры?
– А палящее солнце – что это такое? – У Клер пересохло во рту, когда пальцы Рэнда сжали ей ягодицы. Он рывком подвинул ее к краю стола. – Это желтый?
– Существуют и желтые сапфиры, – пробормотал он, медленно раздвигая ей бедра. Смешанный аромат ее тела и его собственного семени стал сильнее. – Жара и зной выжгут травы под корень, как острый серп.
Перед мысленным взором Клер встали острые лезвия, в ярком солнечном свете отливавшие серебром.
– Серебро… бриллиант?
Покачав головой, Рэнд прижался щекой к ее бедрам.
– Серп, – напомнил он, – трава… изумруд. Пальцы Клер запутались в кудрях Рэнда.
– Реки бурные… выйдут из русел своих, – запинаясь, пробормотала она.
– Дожди беспрерывные будут лить, – напомнил Рэнд.
– Дожди… что-то бледно-голубое… Аквамарин?
– Да. – Теплое дыхание коснулось ее кожи, как вздох. – Затянется небо, каждый день будет лих.
Клер прикрыла глаза – ей казалось, все тело ее плавится, как воск.
– Не знаю, – заплетающимся языком пролепетала она.
– Вспомни, какое бывает небо перед штормом, – прошептал он. – Глубокого темно-синего цвета.
– Сапфир!
Подняв голову, он принялся расстегивать пуговицы на ее пеньюаре.
– Откинься назад, Клер.
Послушавшись, она позволила ему поднять ее рубашку и почувствовала, как его горячие губы прижались к ее животу. Мысли мешались у нее в голове. Клер мучительно старалась вспомнить следующую строчку заклятия.
– Глаза… глаза потускнеют…
Рэнд улыбнулся.
– Тени… они фиолетовые… как аметисты, – тихо подсказал он.
Клер едва слышно вскрикнула, и ответом на это был торжествующий смех Рэнда. Он ласкал ее кожу губами и языком, осторожно, нежно, чувствуя, как по телу пробегают волны наслаждения, упиваясь чуть слышными стонами Клер. Руки ее, выпустив его волосы, вцепились в край стола, и он услышал тихий скребущий звук.
Она кусала губы, все ее тело под его ласками дрожало мелкой дрожью. Рэнд увидел, как ее обнаженная кожа покрылась мурашками. Сжигавший его жар передался ей. Где-то в глубине ее существа медленно разгоралось пламя.
Запрокинув голову, Клер хрипло выкрикнула его имя. Ее тело выгнулось дугой. Сквозь шум крови в ушах она услышала стук, с которым свалился на пол стул, когда Рэнд поднялся. Стоя между ее раздвинутыми бедрами, он расстегнул брюки и через мгновение оказался уже глубоко внутри ее. Дыхание со свистом вырвалось у нее из груди, глаза широко раскрылись.
Широко разведя в стороны бедра Клер, Рэнд мощными, глубокими толчками врывался в ее тело, и она, запрокинув голову, подчинилась ритму его движений. Казалось, этому не будет конца. Прерывистые стоны, срывавшиеся с губ Клер, только подстегивали его. Тело Рэнда, уже не подчиняясь ему, жило своей жизнью, подводя их к вершинам экстаза. Вдруг он дернулся, разом оцепенел и тяжело навалился на нее.
Клер тихо лежала под ним. Голова Рэнда покоилась у нее на груди. Сам он все еще оставался внутри ее. Закрыв глаза, она слушала, как бьются в унисон их сердца. Тишину в каюте нарушало только хриплое, прерывистое дыхание обоих.
Слегка отодвинувшись, Рэнд поднял голову и заглянул в лицо Клер. Лунные лучи, прокравшись в каюту, омыли призрачным светом ее бледное лицо, еще хранившее следы только что испытанного наслаждения. Обнаженное тело казалось сделанным из серебра. Сам не понимая почему, он вдруг почувствовал, как всем своим существом потянулся к ней.
Взяв себя в руки, Рэнд потихоньку отодвинулся от Клер, потом помог ей сесть и привести в порядок одежду. Застегивая собственные брюки, он краем глаза заметил, как пальцы Клер смущенно теребят пуговки пеньюара.
– Что-нибудь случилось? – тихо спросила она, не поднимая головы.
– Что ты имеешь в виду?
– Что-то изменилось, я чувствую это.
Нахмурившись, Рэнд привычным жестом взъерошил волосы, в очередной раз не в силах понять, как Клер удается так легко проникать в его мысли.
– Ты ошибаешься. – Обхватив ее руками за талию, Рэнд попытался снять ее со стола, но Клер, вцепившись обеими руками в его край, не двинулась с места.
– Ты обманываешь меня, – тихо проговорила она, сообразив, что только что позволила ему овладеть ею прямо на его рабочем столе. – Я сделала что-то не так и теперь ты презираешь меня?
– Нет! – прорычал Рэнд. – Бог ты мой, конечно же, нет!
– Тогда в чем дело? – упрямо спросила Клер. Подняв с пола упавший стул, Рэнд с грохотом поставил его на пол и тяжело опустился на него, краем глаза заметив, как головка Клер, вздрогнув, повернулась на звук.
– Извини, – сердито прохрипел он. Клер пожала плечами.
– Теперь ты злишься.
Рэнд чуть слышно выругался.
– Ты просто как собака, вцепившаяся в кость!
Нисколько не обидевшись, Клер кивнула.
– Большая, сердитая собака, – добавил он. Улыбнувшись, Клер оскалила зубки и чуть слышно щелкнула ими.
Смущенно покачав головой, Рэнд посмотрел на нее, и губы его тоже раздвинулись в улыбке.
– Понимаешь, – словно признаваясь, пробормотал он, – я только потом, когда все уже закончилось… только потом вспомнил, что ты слепа.
Что-то сжалось в груди Клер. Ей стало трудно дышать, но она заставила себя слушать – ведь она сама просила его рассказать, напомнила она себе.
– Дальше!
– Это все, – прошептал он.
– Не может быть. – Подбородок Клер дернулся. – Выходит, ты почувствовал жалость ко мне, Рэнд? Да? Я угадала?
– Нет.
– Тогда, выходит, ты пожалел себя! Пожалел, что связался со слепой…
– Прекрати, Клер!
– … навязал себе на шею женщину…
– Клер!
– … достойную одного лишь презрения за то, что позволяет вытворять с ней все, что угодно. Рэнд отшатнулся, как будто она ударила его.
В темных глазах Клер сверкали слезы, нижняя губа дрожала.
– Ты и сейчас жалеешь меня, Рэнд.
– Нет, – тихо возразил он. – Забудь об этом.
Она склонила голову, словно та оказалась слишком тяжелой для тонкой шеи и хрупких плеч. Руки Клер, вцепившиеся в край стола, разжались, и она медленно сползла на пол. Стояла такая тишина, что она не слышала даже дыхания Рэнда и не имела ни малейшего понятия, где он. И не ожидала, что первый же сделанный ею шаг заставит ее оказаться в его объятиях.
Рэнд крепко обнял ее, прижав головой к своему плечу. Клер тихо заплакала, и Рэнд вдруг почувствовал, что и у него к глазам подступили слезы.
– Это была боль, – признался он. – Вот что я почувствовал. Не жалость, нет. Я вдруг отчаянно захотел, чтобы ты прозрела… чтобы я мог увидеть, как моя страсть отражается в твоих глазах. Впрочем, ты была не так уж далека от правды. Но то, что я чувствовал, касалось меня… я думал о том, что хочу сделать с тобой.
Стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, Клер дрожала.
– Не знаю… не знаю, что будет со мной… если я никогда больше не смогу видеть!
Встряхнув ее за плечи, Рэнд отодвинул Клер от себя, взглянул в залитое слезами лицо.
– Что это значит? – хрипло спросил он. Ее голос упал до сдавленного шепота.
– Никогда не жалей меня, Рэнд, слышишь? Я не нуждаюсь в жалости. Ты даже представить себе не можешь, как я мучаюсь при мысли о том, что ты испытываешь ко мне только жалость. – Она чуть слышно засмеялась. – Или можешь?
«Нет, – подумал он, – не могу». Жалеть Клер? Это немыслимо.
– Ты любишь меня? – требовательно спросил он.
Веки ее чуть заметно дрогнули – это был единственный знак, что она слышала. Ей вдруг показалось, что земля поплыла у нее под ногами, а тело внезапно стало легким и оторвалось от пола, как мыльный пузырь.
– Да, – выдохнула она чуть слышно.
Снова прижав ее к себе, Рэнд уткнулся лицом в копну ее волос.
– Тогда не смей говорить мне, что не знаешь, что с тобой будет, – задыхаясь от клокотавшего в нем гнева прохрипел он. – Вернется ли зрение к тебе или нет – ты будешь со мной! Мы состаримся вместе, и когда мои глаза потускнеют, ты научишь меня, как обходиться без них. Клер была слишком потрясена, чтобы говорить.