По приказу Рэнда большинство команды спустилось вниз. Паруса были убраны, а каждого, кто еще оставался на палубе, могло в любую минуту смыть в море. Катч посторонился, давая Рэнду место у штурвала. Оставалось только пытаться обогнать бурю, моля Бога о том, чтобы «Цербер» продолжал держаться на плаву и его не отнесло слишком далеко в сторону от намеченного курса.

Катчу пришлось повысить голос, чтобы Рэнд его услышал. Ледяной ветер, обычный для этих широт, едва не срывал с него зюйдвестку.

– Все будет нормально! – прокричал Катч. – И раньше доводилось попадать в такие переделки!

Ветер уносил в сторону слова, и Рэнд так и не понял, кого имел в виду Катч: «Цербер» или Клер.

– Ступай на нижнюю палубу, Катч! И ты, и все остальные, кроме дозорных!

Кивнув, Катч повелительно махнул рукой тем из матросов, кто еще не успел привязать себя к мачтам длинной бечевой, сильно смахивавшей на собачий поводок. Цепляясь за все что можно, они один за другим исчезли в люке, который вел вниз, на нижнюю палубу и в трюм. Потом люк задраили чтобы соленая морская вода не попадала вниз.

Ледяные капли одна за другой скатывались по шее Рэнда и стекали за воротник. Волны с шипением заливали палубу, оставляя после себя клочья пены, и через несколько минут лужицы кое-где покрывались тонкой корочкой льда. Не прошло и часа, как снасти превратились в огромную ледяную паутину. Пальцы Рэнда заледенели, и ему приходилось все время разминать их, чтобы они сохраняли подвижность. Ему показалось, что некоторые посинели, но было так темно, что он не мог сказать наверняка. Брызги воды, висевшие в воздухе, словно пыль, почти совсем ослепили его.

Дозорные, стоявшие первую вахту, через положенные интервалы времени криком докладывали ему о состоянии судна. То и дело с замерзших снастей приходилось скалывать лед. И хотя работа была изнурительно-тяжелой, большинство матросов, остававшихся на верхней палубе, были даже рады ей. Оставаясь с наветренной стороны, они поспешно обкалывали лед и проверяли снасти, а ветер, с бешеной силой прижимавший их к такелажу, в то же время поддерживал их, тогда как, оставаясь с подветренной стороны, они рисковали в любую минуту быть смытыми за борт.

Внизу, в своей каюте, Клер с ногами забралась на койку и крепко прижалась спиной к стене, обхватив себя под коленками. Огонь в печурке давно погас, и в каюте стоял пронизывающий холод. Вытащив теплый плащ, Клер завернулась в него, как в одеяло, но холодный воздух быстро пробрался внутрь.

Катч с несколькими матросами зашел забрать из каюты медный чан, позаботившись заодно проверить, чтобы все предметы были надежно закреплены. Доктор Стюарт, как ей сказали, снова слег с приступом морской болезни и вряд ли мог быть ей сейчас полезен. Клер предложила свою помощь, но Катч был неумолим.

– Вы будете в большей безопасности, если останетесь здесь, – возразил он. – Тут вам все знакомо. А я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из ребят время от времени заходил к вам узнать, не нужно ли чего.

Но несмотря на его обещание, никто не приходил. Не то чтобы Клер нуждалась в этом, просто ей хотелось бы лишний раз убедиться, что все в порядке. Она знала, что Рэнд на палубе. Катч уже объяснил ей, что в таких случаях капитан сам встает к штурвалу. Когда судно попадает в шторм, его место там.

Корабль швыряло из стороны в сторону, и Клер казалось, что ее желудок вот-вот вывернется наизнанку. Особенно сильный толчок заставил тяжелый сундук проехаться по полу и с грохотом врезаться в шкаф. Последовавший за ним стул ударился о стену. Перепуганная Клер успела ухватиться за изголовье койки и не свалилась на пол, даже когда «Цербер» лег на другой борт. Чтобы отвлечься, она принялась гадать, что подумал бы Катч, если бы, спустившись к ней, обнаружил ее под койкой.

Шторм, постоянно менявший направление, продолжался несколько дней. Так уж случилось, что «Цербер» был вынужден обогнуть мыс Горн с зарифленными парусами. Мачты, реи, весь такелаж, пропитавшись водой, покрылись тонкой корочкой льда. Словно этого было мало, разбушевавшийся океан обрушил на несчастное судно тонны воды, и, несмотря на непрерывно работающие помпы, в трюме стояла вода. Вскоре дождь сменился снегом. Он покрыл белым покрывалом палубу, запорошил глаза дозорным, масло в лебедках замерзло, и паруса приходилось ставить вручную. Замерзшие пальцы болели невыносимо, но, поскольку все внимание матросов было приковано к работе, ни у кого, к счастью, не было времени думать, переживут ли они этот шторм.

Но Клер почти ничего не знала о том, что происходит у нее над головой. Время от времени кто-то из команды приносил ей тарелку с холодной закуской – ни одна печка на корабле не топилась – и торопливо рассказывал, как обстоят дела. Она уже знала, что одного из матросов смыло за борт, когда он сменялся с вахты. Если бы не минутная передышка, которую неожиданно дала им буря, судно попросту отнесло бы прочь с этого места. Клер догадалась, каким тяжелым испытанием стала для Рэнда необходимость решить, отправиться ли на поиски несчастного: ведь это означало рискнуть жизнью сразу шестерых человек ради того, чтобы попытаться спасти одного. Шлюпка могла и не вернуться, и ему это было известно. А решение, от которого зависели не только жизни людей, но и то, что будет на его совести до конца жизни, нужно было принять мгновенно. Клер гадала, как бы поступила она, случись ей оказаться на его месте, и решила, что была бы счастлива, если бы эта доля ее миновала.

Справиться со штормом, обогнуть мыс Горн и оказаться вместо Атлантического в Тихом океане заняло у них больше недели. На пятый день Клер поняла, что заболела. К тому времени она уже догадалась, что ее недомогание никак не связано ни с морской болезнью, ни с непрерывной качкой, ни даже с необходимостью день за днем питаться холодной пищей. Даже стоявший в каюте пронизывающий холод имел лишь косвенное отношение к той боли, что, казалось, ломает и скручивает ей кости. На шестой день она убедилась, что никакое количество одеял уже не может уберечь ее от холода. Она жестоко простудилась и знала, что вскоре к ознобу прибавится горячка, а вслед за ней и бред – это лишь вопрос времени.

Стоя у постели Клер, Рэнд смотрел на нее неестественно раскрасневшееся лицо. Под его взглядом доктор Стюарт менял ей на лбу холодный компресс.

– Это самое лучшее, что вы можете придумать? – язвительно поинтересовался он и тут же с тревогой добавил: – Катч сказал мне, что она в таком состоянии уже много часов.

– И пробудет еще столько же, – успокаивающе пробормотал доктор. – К тому же я в точности следую лечению, предписанному мисс Банкрофт еще ее лондонским лечащим врачом.

– Из чего можно сделать вывод, что сами вы ни с чем подобным никогда не сталкивались.

Маколей отвел глаза от своей пациентки и покосился на капитана.

– Нет. Вряд ли можно ожидать, что врачу в городе представится возможность часто сталкиваться со случаями тропической лихорадки, верно? – сухо огрызнулся он. – Поэтому я позаботился ознакомиться с ее анамнезом, составленным лечившими Клер докторами. Как я понимаю, капитан Гамильтон, лихорадка, свалившая с ног мисс Банкрофт, обладает достаточно характерными особенностями. Врач, лечивший ее, составил подробное описание этой болезни, а потом передал свои заметки ее крестному, который, в свою очередь, ознакомил с ними всех врачей, впоследствии наблюдавших за здоровьем Клер. Я считал, что вам это известно. Болезнь очень редкая, единственный известный мне случай – это мисс Банкрофт.

Рэнду чрезвычайно не понравилось все, что он услышал. Все то время, что наверху бушевал шторм, его хотя бы поддерживала мысль, что он что-то может сделать. Даже перед лицом вздымавшихся до неба волн и ураганного ветра он не терял надежды, зная, что судьба корабля и жизнь команды находятся в его руках. Но на этот раз все было иначе. У него не было ни знаний, ни опыта, чтобы победить болезнь, свалившую Клер; ему приходилось надеяться на другого. А этот человек не внушал ему доверия.