Стансы Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь. Как крестный ход идут часы Страстной недели… Я вижу страшный сон. Неужто в самом деле Никто, никто, никто не может мне помочь? В Кремле не надо жить. Преображенец прав, Здесь зверства древнего еще кишат микробы: Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы, И Самозванца спесь – взамен народных прав. Апрель 1940 Москва Тень Что знает женщина одна о смертном часе? О. Мандельштам Всегда нарядней всех, всех розовей и выше, Зачем всплываешь ты со дна погибших лет И память хищная передо мной колышет Прозрачный профиль твой за стеклами карет? Как спорили тогда – ты ангел или птица? Соломинкой тебя назвал поэт. Равно на всех сквозь черные ресницы Дарьяльских глаз струился нежный свет. О тень! Прости меня, но ясная погода, Флобер, бессонница и поздняя сирень Тебя – красавицу тринадцатого года — И твой безоблачный и равнодушный день Напомнили… А мне такого рода Воспоминанья не к лицу. О тень! 9 августа 1940. Вечер * * * Соседка из жалости – два квартала, Старухи, как водится, – до ворот, А тот, чью руку я держала, До самой ямы со мной пойдет. И станет совсем один на свете Над рыхлой, черной, родной землей И громко спросит, но не ответит Ему, как прежде, голос мой. 15 августа 1940 * * * Не недели, не месяцы – годы Расставались. И вот наконец Холодок настоящей свободы И седой над висками венец. Больше нет ни измен, ни предательств, И до света не слушаешь ты, Как струится поток доказательств Несравненной моей правоты. <7 ноября> 1940-1941 * * * Один идет прямым путем, Другой идет по кругу И ждет возврата в отчий дом, Ждет прежнюю подругу. А я иду – за мной беда, Не прямо и не косо, А в никуда и в никогда, Как поезда с откоса. 1940 Мужество Мы знаем, чтó ныне лежит на весах И чтó совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах. И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, — И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки! 23 февраля 1942 Ташкент * * * De profundis! [3] – Мое поколенье Мало меду вкусило. И вот Только ветер гудит в отдаленьи, Только память о мертвых поет. Наше было не кончено дело. Наши были часы сочтены, До желанного водораздела, До вершины великой весны, До неистового цветенья Оставалось лишь раз вздохнуть… . . Две войны, мое поколенье, Освещали твой страшный путь. 23 марта 1944 Ташкент * * * Пора забыть верблюжий этот гам И белый дом на улице Жуковской. Пора, пора к березам и грибам, К широкой осени московской. Там все теперь сияет, все в росе, И небо забирается высоко, И помнит Рогачевское шоссе Разбойный посвист молодого Блока… 1944–1950 Памяти Александра Блока Он прав – опять фонарь, аптека, Нева, безмолвие, гранит… Как памятник началу века, Там этот человек стоит — Когда он Пушкинскому Дому, Прощаясь, помахал рукой И принял смертную истому Как незаслуженный покой. 7 июня 1946 * * * И снова осень валит Тамерланом, В арбатских переулках тишина. За полустанком или за туманом Дорога непроезжая черна. Так вот она, последняя! И ярость Стихает. Все равно что мир оглох… Могучая Евангельская старость И тот горчайший Гефсиманский вздох. 1947 Ленинград. Фонтанный Дом * * * И сердце то уже не отзовется На голос мой, ликуя и скорбя. Все кончено… И песнь моя несется В пустую ночь, где больше нет тебя. После августа 1953 * * * Не с лирою влюбленного Иду пленять народ, Трещотка прокаженного В моей руке поет. Успеете наахаться, И воя, и кляня, Я научу шарахаться Всех «смелых» – от меня. Я не искала прибыли И славы не ждала, Я под крылом у гибели Все тридцать лет жила. <25 июля> 1956 |
