* * * Умирая, томлюсь о бессмертьи. Низко облако пыльной мглы… Пусть хоть голые красные черти, Пусть хоть чан зловонной смолы. Приползайте ко мне, лукавьте, Угрозы из ветхих книг, Только память вы мне оставьте, Только память в последний миг. Чтоб в томительной веренице Не чужим показался ты, Я готова платить сторицей За улыбки и за мечты. Смертный час, наклонясь, напоит Прозрачною сулемой… А люди придут, зароют Мое тело и голос мой. 1912 * * * Ты письмо мое, милый, не комкай, До конца его, друг, прочти. Надоело мне быть незнакомкой, Быть чужой на твоем пути. Не гляди так, не хмурься гневно, Я любимая, я твоя. Не пастушка, не королевна И уже не монашенка я — В этом сером, будничном платье, На стоптанных каблуках… Но, как прежде, жгуче объятье, Тот же страх в огромных глазах. Ты письмо мое, милый, не комкай, Не плачь о заветной лжи И его в твоей бедной котомке На самое дно положи. 1912 Исповедь Умолк простивший мне грехи, Лиловый сумрак гасит свечи, И темная епитрахиль Накрыла голову и плечи. Не тот ли голос: «Дева! Встань…» Удары сердца чаще, чаще… Прикосновение сквозь ткань Руки, рассеянно крестящей. 1911 Царское Село * * * В ремешках пенал и книги были, Возвращалась я домой из школы. Эти липы, верно, не забыли Нашу встречу, мальчик мой веселый. Только, ставши лебедем надменным, Изменился серый лебеденок. А на жизнь мою лучом нетленным Грусть легла, и голос мой незвонок. 1912 Царское Село * * * Со дня Купальницы-Аграфены Малиновый платок хранит. Молчит, а ликует, как Царь Давид. В морозной келье белы стены, И с ним никто не говорит. Приду и стану на порог, Скажу: «Отдай мне мой платок!» 1912. Осень * * * Я с тобой не стану пить вино, Оттого что ты мальчишка озорной. Знаю я – у вас заведено С кем попало целоваться под луной. А у нас тишь да гладь, Божья благодать. А у нас светлых глаз Нет приказу подымать. 1913. Декабрь * * * Вечерние часы перед столом, Непоправимо белая страница, Мимоза пахнет Ниццей и теплом, В луче луны летит большая птица. И, туго косы на ночь заплетя, Как будто завтра будут нужны косы, В окно гляжу я, больше не грустя, На море, на песчаные откосы. Какую власть имеет человек, Который даже нежности не просит… Я не могу поднять усталых век, Когда мое он имя произносит. 1913. Лето IV
* * * Как вплелась в мои темные косы Серебристая белая прядь — Только ты, соловей безголосый, Эту муку сумеешь понять. Чутким слухом далекое слышишь И на тонкие ветки ракит, Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь, Если песня чужая звучит. И еще так недавно, недавно Замирали вокруг тополя, И звенела и пела отравно Несказанная радость твоя. 1912 * * * Я пришла тебя сменить, сестра, У лесного, у высокого костра. Поседели твои волосы. Глаза Замутила, затуманила слеза. Ты уже не понимаешь пенья птиц, Ты ни звезд не замечаешь, ни зарниц. И давно удары бубна не слышны, А я знаю, ты боишься тишины. Я пришла тебя сменить, сестра, У лесного, у высокого костра. Ты пришла меня похоронить. Где же заступ твой, где лопата? Только флейта в руках твоих. Я не буду тебя винить, Разве жаль, что давно, когда-то, Навсегда мой голос затих. Мои одежды надень, Позабудь о моей тревоге, Дай ветру кудрями играть. Ты пахнешь, как пахнет сирень, А пришла по трудной дороге, Чтобы здесь озаренной стать. И одна ушла, уступая, Уступая место другой, И неверно брела, как слепая, Незнакомой узкой тропой. И все чудилось ей, что пламя Близко. Бубен держит рука. И она, как белое знамя, И она, как свет маяка. 1912 |
