– Там поглядим, – тихо проговорил он. – Вы во всем виноваты. – Он поглядел уничижительно на Себастьяна Райдера. – Так что, мой милый дружок, не надо спорить. У меня не то настроение.

Дверь в салон была закрыта. Тоби одним ударом распахнул ее и вошел внутрь, таща меня за собой и привлекая к себе изумленные взгляды еще не пришедших в себя гостей Райдера. В центре салона стоял стол. Все, кроме Эндрю Дойла, сидели возле окон, расположенных со всех четырех сторон.

Еще никто не успел произнести ни слова, как Тоби изо всех сил стукнул тростью по столу, отчего дамы и господа вскочили. И Тоби обвел их долгим взглядом.

– А теперь, люди добрые, – голосом, дрожавшим от ярости, проговорил он, – у нас будет небольшой урок истории. Трусы и лицемеры могут уходить. Те же, кто готов смотреть правде в глаза, пусть остаются.

Он замолчал и, заставив меня опуститься в рядом стоявшее кресло, повернулся кругом, полыхнув рыжими волосами.

– В наше время дуэли отменены, – мрачно произнес он, в упор глядя на Хью Ритчи, – но на континенте о них не забыли, так что если кто хочет уйти, но обижен званием труса и лицемера, я с радостью дам удовлетворение.

В наступившей тишине отчетливо слышался ровный гул мотора. Я думала, что все закричат после заявления Тоби, однако, по-видимому, откровения Себастьяна Райдера лишили его гостей дара речи.

Тоби недолго молчал, а когда он заговорил вновь, голос у него немножко потеплел.

– Я был бы рад освободить мисс Клару от правды, которая малоприятна, особенно для молодой девицы. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Однако прежде, чем вы покинете нас, мисс Клара, я хочу поблагодарить вас за то, что у вас единственной хватило ума сообразить, сколько лет было Ханне Маклиод, когда начались ее беды.

Клара сидела, выпрямившись и сцепив руки на коленях.

– Я не хочу, чтобы вы меня освобождали от правды, мистер Кент. Я хочу ее знать.

Ее отец, подавшись к ней, ласково попросил:

– Дорогая, пожалуйста, оставь нас.

– Нет, папа, – наотрез отказалась она, не сводя глаз с Эндрю Дойла. – Я почитаю правду не меньше остальных, тем более один раз я уже несправедливо обидела Ханну. Пусть правда будет неприятной. Я не ребенок. Мне известно, что такое дом терпимости и что там происходит. Сестра Эндрю показывала мне один такой дом, когда я гостила у них, ведь в Мексике меньше этого стесняются. – Она посмотрела на Тоби Кента. – Пожалуйста, сэр, начинайте урок истории.

Мне показалось, что миссис Ритчи и миссис Уиллард ушли бы из салона, если бы не Клара, однако после ее слов у них не осталось выбора, как только последовать ее примеру, хотя мне было совершенно безразлично, останутся они или уйдут. Я знала, что когда Тоби кончит говорить, они, вероятно, пожалеют меня, но это ничего не изменит. Я очень устала и, если бы могла помешать Тоби говорить, непременно сделала бы это, однако я знала, что его уже ничего не остановит.

Он положил трость на стол и скрестил руки на груди.

– Восемнадцать месяцев мы с Ханной были соседями на Монмартре, – тихо начал он. – Я знал, что она из заведения Монтавон, потому что мы дружили и она не сочла нужным скрывать от меня свое прошлое. Поначалу я не имел ни малейшего представления, как она туда попала, но как-то летним воскресным утром мы сидели на берегу Сены и она все мне рассказала. Я ничего не забыл и не удивлюсь, если я единственный, кто знает ее историю.

Он посмотрел на меня, наморщив лоб, а я, как ни странно, ужасно захотела спать, вероятно, в результате пережитого из-за Себастьяна Райдера потрясения. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы сказать:

– Вы правы, Тоби. Больше я никому не рассказывала.

– Кент, вы уверены, что знаете правду? – холодно спросил мистер Ритчи.

Тоби, согнувшись, повернулся спиной к столу, и я поняла, что он борется с душившей его яростью. Так прошли несколько мгновений, после чего он повернулся обратно и, с презрением глядя на мистера Ритчи, тихо проговорил:

– Послушайте, Ритчи, и судите сами. Насколько мне известно, вы были адвокатом до того, как стали членом парламента, так что сами многое знаете. Не хотите просветить публику насчет одного недавнего и очень шумного дела? Я говорю о деле «Королева против Стеда».

Мистер Ритчи посмотрел на меня с пониманием, хотя я совершенно не знала, о чем говорит Тоби. Прошло несколько секунд, прежде чем мистер Ритчи произнес:

– Малоприятное дело.

Тоби кивнул.

– Особенно для тех, кто стал жертвой негодяев, – мрачно подтвердил он. – Итак, вы расскажете или предоставите это сделать мне?

Мистер Ритчи пожал плечами.

– Хорошо. – Он посмотрел на миссис Уиллард и на Клару. – Боюсь, наш хозяин и мистер Кент поставили нас в условия, когда эвфемизмы не годятся. Придется говорить прямо. Так что заранее прошу прощения. Упомянутое дело не совсем обычное. Мистер Стед был почтенным издателем вечерней лондонской газеты «Полл Молл Газетт». Так вот, он узнал, что некоторые дома терпимости в Лондоне имеют обыкновение использовать девочек тринадцати лет в угоду своим клиентам, которые... как бы это сказать... предпочитали молоденьких девушек, и пришел в ужас.

– Говоря языком Библии, – перебил его Тоби, – мы имеем в виду мужчин, вожделевших к девственницам, и чем моложе, тем лучше. Тринадцатилетние ведь считались совершеннолетними. Газеты называли этот процесс «Судом над куплей-продажей девиц».

– Низкопробные газеты, – брезгливо вставил мистер Ритчи.

– Низкопробные газеты были совершенно правы, – возразил ему Тоби. – Не надо забывать, что эти самые клиенты вовсе не были разбойниками и невежами из Ист-энда, как не были известными вольнодумцами или даже распутниками. Все они были добропорядочными дворянами с незапятнанной репутацией. – Он махнул рукой. – Пожалуйста, продолжайте, мистер Ритчи.

Я вспомнила, что Тоби когда-то изучал право, и перестала удивляться его знакомству с лондонскими процессами, хотя меня поразило то обстоятельство, что он ни разу не упомянул при мне об этом деле и вообще ни разу не напомнил мне ничего из того, о чем я ему рассказала.

– Не буду вдаваться в подробности, – продолжал мистер Ритчи. – Скажу только, что мистер Стед, дабы разоблачить негодяев, отправился в Ист-энд и купил там тринадцатилетнюю девочку, дочь трубочиста, за три фунта стерлингов. Девочку отправили в приют, а потом ее взяли к себе мистер и миссис Брэмвелл Бут, которые занимались миссионерской деятельностью в Ист-энде и позже основали Армию спасения. Девочку привезли в парижскую квартиру мистера и миссис Бут, а мистер Стед написал в своей газете о том, как легко любому мужчине купить невинную девочку.

В салоне стало совсем тихо. Все смотрели на мистера Ритчи, хотя время от времени я ловила на себе жалостливые взгляды, да и сам мистер Ритчи казался потрясенным. Мистер Уиллард сидел мрачный и щурил глаза, словно ему было больно. Эндрю Дойл все еще стоял и, бледный от гнева, сжимал и разжимал кулаки. Сэр Джон Теннант, положив руки на набалдашник трости, сидел с непроницаемым лицом. Джеральд опустил голову.

– К сожалению, – вновь заговорил мистер Ритчи, – мистеру Стеду не хватило здравого смысла, хотя намерения у него были самые похвальные. Его привлекли к суду за похищение и приговорили к двухмесячному тюремному заключению, поскольку его мотивы не вызывали никаких сомнений. Думаю, что в результате этого процесса в 1886 году был принят закон, устанавливавший возраст совершеннолетия – шестнадцать лет и предусматривавший более жесткое наказание за то, что стали называть «куплей-продажей белых рабынь». – Мистер Ритчи повернулся к Тоби: – Вы удовлетворены, мистер Кент? Я так понимаю, что эта молодая женщина стала жертвой именно такого преступления?

– Совершенно удовлетворен, – ответил Тоби, – и Ханна, как вы правильно поняли, была именно жертвой. Возможно, одной из последних жертв, потому что соответствующий закон для нее опоздал.

Бенджамин Уиллард, не отрывавший глаз от стола, вдруг поднял голову и спросил: