* * * Это – время великих надежд на моё вымиранье. Вот уйдут поколенья, которые… Ждите расцвета! Как я счастлива, Господи, быть вымиранья на грани И не быть под наркозом вранья, чьи надежды на это — На моё вымиранье, на то, что уйдут поколенья Очевидцев, свидетелей… Милые, ждите расцвета! Оставляю вам это люблёвое стихотворенье — Знак любви моей нежной, с оплатой входного билета. * * * Идя со временем не в ногу и не в шею, Я с каждым годом понемногу хорошею, — Тут все большеют, а я вовсе не большею, Поскольку детским остаюсь я существом. Большенье свойственно периодам крушенья, Когда большие принимаются решенья, И тут возможностей полно для обольшенья, Но обольшеть нельзя поэтским веществом. Для обольшенья есть источники питанья, Большие замыслы, большие испытанья, А весь мой замысел – не больше трепетанья, Того не больше, что способно трепетать И, трепетательной природой обладая, Как воздух, снег и колокольчик – дар Валдая, Не больше быть, чем точка, точка, запятая В портрете рожицы, листающей тетрадь. Я не люблю вас, вы – плохие, На каждом врёте вы шагу, Вращаясь в мусорной стихии, В её питательном кругу. На этой сказочной работе, Сплотясь в могучий коллектив, На понт вы публику берёте, Расцвет помойки раскрутив. И, одиночеством томимы, На ваш помоечный арбуз Летят за славой пилигримы, Как члены – в творческий союз. Они Гомера и Шекспира Уже готовы замочить, И людоеда от вампира Нельзя в их шайке отличить. И мне ворюги не милее — Они последнее сопрут, Когда, от голода белея, Тут старики и дети мрут. Не я за вашу пью победу, На ваши лавры мне плевать, В другую сторону я еду — И вовсе не преподавать!..  * * * Не лезьте в зеркала Оплакивать морщины, — Разденьтесь догола, Целуйте плоть мужчины, Который положив Уста на ваши чаши, Прекрасен тем, что жив, Целуя тайны ваши. Божественны права — В любви купаться, в неге Живого существа, Чьи влажные побеги Питает благодать Витающего духа!.. А счастьем обладать Нельзя, где чувство сухо. Дай Бог на склоне лет Вам лирикой невинной Продлить большой секрет В два раза с половиной! Сказать, что это – бред, Нельзя при всём желании… Такой большой секрет Для маленькой компании. * * * Когда взглянул бы, например, Гомер На то, что в нём увидели потомки, Свой приспособив хищный глазомер, Чтоб расписать его мозгов потёмки, Цитатами развесить по углам Своих миров кубических, – тогда бы Прозрел он: что за грандиозный хлам Плодят (посмертно!) дивные силлабы, Какие тут, ну прямо под рукой, Цветут горации в горшочках и проперции, Настурции, лукреции… Какой Расцвет аграрной и морской коммерции!.. Каких вергилиев, катуллов семена От населения аптеки принимают, Кладут в коробочки, наклеивают на Латыни этих специй имена, Потом больные их, конечно, принимают Наружно, внутренне, сварив и процедив, — Кому питьё, кому натирка и примочка… Весной и осенью бывает рецидив, Но миф поможет из античного горшочка: Одну действительность заменит он другой, Где недействительность воздействует так сильно, Что чаша с ядом топает ногой Документально, скотски, нагло, стильно. Общение с Сократом утомляло, О чём известно из толковых книг. О днях военных вспоминал он мало, Хотя и был, я знаю, фронтовик. Ни для какой блистательной карьеры Не мог от кресла оторвать он зад, Не лез он в политические сферы, И не лобзался с демосом Сократ. Бывало, выйдет босиком пошляться Глухой зимой по улочкам родным, И вдруг – демоний (нам ли удивляться?), Незримость, примагниченная им. И что скрывать?.. Что мог часов по тридцать Стоять Сократ в плаще на голу плоть, Пока демоний весь не испарится И языки не станут чушь молоть? Блаженный ненавистник беззаконий, Он свято чтил гражданские права, Согласно коим демос и демоний Его убили волей большинства. Он сделал всё, чтоб жизнь не удлинилась, Он понял всё и смерти захотел. Ещё сменил бы демос гнев на милость, — Но был демоний послан не за тем… |