В марте 1979 года Андрей знакомится с одним из самых знаменитых советских экстрасенсов Владимиром Сафоновым. Книги Сафонова «Нить Ариадны», «Нечто», «Несусветная реальность» и другие расходились в «самиздате» многотысячными копиями.

Тарковский отмечает в дневнике, что Сафонов ставит диагноз даже по фотографии пациента, и затем приводит список заболеваний своих родных и даже собаки (!), определенных экстрасенсом по фотоснимкам.[80] Далее Андрей пишет, что Сафонов определил:

У Ларисы:

1. Поражена правая часть головы (пространство вокруг правого глаза).

2. Урологическая зона (как он выразился, «Бермудский треугольник»).

3. Правое бедро (я об этом не знал. Оказалось правдой). У Ольги:

1. Лобная часть головы (мы ничего не знаем).

2. Область сердца.

У Дака:[81]

1. Задние ноги (знаем).

2. Печень (не знаем. Все после чумки?).

Оказавшись в Италии, Андрей продолжил занятия йогой, медитациями и т. д. 1 августа 1979 года он записывает:

1-й урок медитации. Кажется, получается. Вечером (сейчас) не очень. Мне кажется, что я засыпал, а не видел своих голубых пульсаций». На следующий день: «Медитация утром. Глубже, но иногда засыпал. Плохо, что день голодания попал на первый день медитации. Голубых пульсаций не было.

Еще через пару дней он записывает последовательность состояний, которые можно достичь в результате медитаций. Будем снисходительны, перечитывая этот список – Андрей иногда был большим ребенком, которому так хотелось верить в то, что на свете есть чудеса и они подвластны воле человека – стоит только сосредоточиться и пройти необходимые ступени медитации.

1. Бодрствование.

2. Сон.

3. Гипноз.

4. Трансцендентальное сост[ояние].

5. Космическое.

6. Единство.

7. Божественное.

8. Абсолютное.

Все эти состояния становятся доступными в результате медитации.

Еще один знакомый Тарковского, обладавший даром «предвидения» – Сергей Митрофанов. В дневнике (22 ноября 1979 года) Андрей описывает очередную их встречу:

Мы созвонились, и он пришел. Много рассказывал о йоге. Все гадания, спиритизм и проч[ее] он объясняет одним и тем же способом – получением информации при помощи концентрации. Он два раза гадал мне: раньше и вот теперь:

1. Вопрос (раньше): Стоит ли мне круто менять жизнь, начиная ее почти наново, во всяком случае, в новых обстоятельствах. Ответ: Да, стоит. Если все останется по-прежнему, сказал он, то я погрязну в денежных делах и буду иметь много врагов. Если я изменю жизнь, то ко мне придет слава. (Раз слава, то будет и работа, вот что главное.)

2. Вопрос (теперь): Имею ли я моральное право на эти изменения? Ответ: Да, имею.

3. Вопрос (теперь): Верить ли, что Б. Л. Пастернак сказал мне правду о четырех фильмах?

Ответ: Нет, не верить, это не так.

4. Вопрос (теперь): Смогу ли я взять с собой Андрюшу? Ответ: Да. И это будет зависеть от женщины.

(От Ларисы? Джанкарлы? Послихи?)

Вопрос об Андрюше (удастся ли его взять в Италию, а позднее – выпустят ли Ларису за границу вместе с Тяпой), Тарковский задавал буквально каждому «ясновидящему» – и в России, и в Италии. Все, как один, давали утвердительный ответ. И все, как один, попали пальцем в небо. Андрюшу выпустили только после того, как генсеком стал Горбачев и в СССР началась перестройка.

Анжела Флорес утверждает: Андрей знал, что Россия вскоре изменит свой облик. Он сказал ей об этом в 1982 году и огорчался, что не будет жить в то время, когда Россия станет иной… Вот слова Андрея в пересказе Анжелы:

Страдание русских – это недуг большой, связанной души. Моему народу брошен вызов. Он будет мучиться, претерпевать страдания из-за легкомысленности кучки людей во время перехода тоннеля от старой к новой жизни. Христианство России освободится внезапно, как гроза; это будет одна из тех сильных гроз, которые приносят очищение. Никакая сила не остановит эту христианскую реку…

Сколько раз Андрею Тарковскому приходилось заново строить свой дом! Помимо семейных и бытовых проблем, случались катастрофы, связанные с работой, с творчеством, когда рушилась тщательно возводимая им постройка. Взять, например, историю с пленкой, на которой снимался «Сталкер»… Фильм этот «на корню» (до съемок) купил западный кинопрокатчик Гамбаров под одно имя Тарковского. В качестве платы была получена кинопленка «Кодак». Большую часть ее выделили Сергею Бондарчуку для съемок «Степи» и Андрею Кончаловскому на «Сибириаду». А с тем, что получил Тарковский, произошла драматическая история, о которой мы уже упоминали – из-за неправильной проявки погибла большая часть отснятого материала.

Заново создана семья.

Заново снят фильм.

Заново строится жизнь – за рубежом.

Как перенести фатальное, текучее непостоянство судьбы? Где та опора, которая ставит человека выше обстоятельств? Эти и подобные вопросы занимали его всегда.

Из заметок к замыслу фильма «Искушение Св. Антония»:

Некто хотел спастись и вдруг почувствовал себя предателем, Великим Грешником, противопоставив себя всем остальным. Себя – жизни.

Эта запись говорит о той проблеме, которая сильно волновала Андрея в конце жизни: этично ли спасаться одному, когда гибнет остальной мир? Не есть ли это самый большой грех, самое большое предательство?[82]

Андрей такого предательства не совершил. Он жил и страдал болями мира до последней своей минуты. И – работал, пока позволяли силы. Он строил Дом, которым для него было искусство, искал ответы на «проклятые» вопросы человеческого бытия.

Андрей размышляет в фильме Донателлы Баливо:

Пугает ли меня смерть? По-моему, смерти вообще не существует. Существует какой-то акт, мучительный, в форме страданий. Когда я думаю о смерти, я думаю о физических страданиях, а не о смерти как таковой. Смерти же, на мой взгляд, просто не существует. Не знаю… Один раз мне приснилось, что я умер, и это было похоже на правду. Я чувствовал такое освобождение, такую легкость невероятную, что, может быть, именно ощущение легкости и свободы и дало мне ощущение, что я умер, то есть освободился от всех связей с этим миром. Во всяком случае, я не верю в смерть. Существует только страдание и боль, и часто человек путает это – смерть и страдание. Не знаю. Может быть, когда я с этим столкнусь впрямую, мне станет страшно, и я буду рассуждать иначе… Трудно сказать.

Нет, по-другому рассуждать он не стал.

Рассказывает Франко Терилли:

Незадолго до смерти Андрей прислал мне из Парижа листок, на котором были нарисованы бокал и роза. Ему уже было трудно писать. За несколько дней до его смерти мне позвонили и попросили, чтобы я на другой день связался с Андреем – он хотел сказать мне что-то очень важное.

Письмо Андрея Тарковского к Франко Терилли, написанное за 11 дней до смерти

Когда я дозвонился, он поднял трубку, но ничего не сказал. Я понял, что он хотел проститься со мной молчанием.

А за год до этого, кажется, в декабре 86-го он позвонил мне из Флоренции: приезжай сейчас же. Я приехал. Не вставая с постели, он попросил Ларису оставить нас вдвоем.

– Не бойся того, что я тебе скажу, – произнес Андрей, – сам я этого не боюсь. И он сообщил, что накануне был звонок из Швеции – анализы показали, что у него рак и что жить ему осталось совсем немного.

– Я не боюсь смерти, – Андрей говорил это так спокойно, что я был поражен…

Посылая Франко Терилли листок с рисунком, в тот же день Андрей сделал последнюю запись в дневнике:

Гамлет… Весь день в постели, не поднимаясь. Боли в животе и спине. И еще нервы. Не могу пошевелить ногой. Шварценберг не понимает, откуда эти боли. Я думаю, что мой старый ревматизм разыгрался от химиотерапии. Руки невыносимо болят. Это тоже что-то вроде невралгии. Какие-то узлы. Я очень плох. Я умру?.. Гамлет?.. Но сейчас у меня совсем нет никаких сил ни для чего – вот в чем вопрос.