Его смерть я не ощущаю. Если бы он умер в полном здравии ума и памяти – это было бы страшным потрясением. А он угас тихо, как восковая свеча из собственного стихотворения. И потому – как бы незаметно. И потому – будто бы и не умер, а существует где-то рядом (материально существует). Или, может, у меня атрофировалось чувство смерти? Бог весть!
В конце концов, жизнь каждого из нас – это своего рода жертвоприношение. Иногда осознанное, иногда нет. Но как страшно думать о том, что жертва напрасна, что поступки и слова наши будут разглажены временем, словно пляжный песок – волнами прибоя…
Впрочем, Тарковским, отцу и сыну, это не грозит. Их участь – вечная жизнь и вечное горение:
Я свеча, я сгорел на пиру.
Соберите мой прах поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться…
…Идут съемки финала «Жертвоприношения». Уже горит дом Александра, когда посредине съемки сцены внезапно отказывает кинокамера. А дом сгорел. Нет дома.
Узнав о неполадке, Андрей в ужасе хватается за голову. Но через минуту решает: строим дом заново.
С великим трудом убеждает продюсера в необходимости переснять сцену. На остров привозят необходимые материалы, и плотники возводят точную копию сгоревшего дома – для того, чтобы он тут же был сожжен.
Гениальная метафора судьбы…
