А деньги на все это давал Брюс Кармайл… Непонятно отчего, Салли понимала: когда (на «если» у нее не хватало оптимизма) он их потеряет, она окажется некоторым образом в долгу перед ним, словно все произошло по ее вине. Ей совершенно не хотелось быть в долгу перед мистером Кармайлом.

Рыжик сказал, что заглянул на тот случай, если ей захочется опять все переставить, однако у Салли совсем не осталось замечаний. Теперь ее занимали дела, куда более обременительные. Усадив Рыжика в кресло, она принялась изливать ему свои беды. Беседа с ним ее успокаивала. В мире, где после краткого затишья вновь наступил хаос, он казался основательным, что утешало.

— Я бы не волновался, — заметил Рыжик, спокойный, как мисс Винч, после того, как Салли изобразила ему неистового Филлмора на фоне разорительных ревю.

— Легко вам так говорить, — воскликнула она. — Как же тут не волноваться? Филлмор — совершенный младенец. А теперь еще валяет дурака. Окончательно потерял голову. И остановить его я не могу! Вот что самое ужасное. Раньше стоило мне посмотреть ему в глаза, и он, поджав хвост, уползал к себе в корзинку, а теперь я как будто никакого влияния на него не имею. Только фыркает и опять бегает кругами, изры-

гая пламя.

Рыжик попытался обратить ее внимание на светлую сторону.

— Я думаю, вы преувеличиваете. Я хочу сказать, вполне вероятно, он нашел какого-то лопуха… То есть, может, ваш брат не все расходы взял на себя. Может, поблизости оказался какой-нибудь там Джонни с пухлым бумажником. Это часто бывает. В газете читаешь, что такой-то продюсер ставит спектакль, а на самом деле банкноты отсчитывает какой-нибудь тип, который остается в тени.

— В том-то и дело! Все хуже некуда. Филлмор сказал, что деньги дает ваш кузен мистер Кармайл.

Это крайне заинтересовало Рыжика. Он подпрыгнул на стуле.

— Вот это да! — воскликнул он.

— Именно. — Салли по-прежнему волновалась и все же была довольна, что ей наконец-то удалось поколебать его невыносимую бесстрастность.

Рыжик хмурился.

— Это уж слишком! — заметил он.

— Я тоже так думаю.

— Мне это не нравится.

— И мне.

— Знаете, что я думаю? — сказав он, со свойственной ему прямотой набрасываясь на эту деликатную тему. — Он в вас влюбился.

Салли вспыхнула. Она уже поразмыслила над имевшимися уликами и пришла к такому же заключению, однако смутилась, услышав это от кого-то еще.

— Я знаю Брюса, — продолжал Рыжик, — и поверьте, он не из тех, кто без причины пустится на риск. Денег, конечно, у него тонны. Его папаша был тот самый Кармайл из «Кармайл, Брент и K°» — угольные шахты в Уэльсе, и все прочее… Думаю, он оставил ему около тысяч пятьсот. Да мой кузен вообще может не работать, если не хочет. Конечно, ему по средствам субсидировать все спектакли, какие ему понравятся. Только это на него совсем не похоже, в том-то и штука. Он такого делать не станет, нет у него спортивного духа. Помню, всю Семью натравил на меня, когда узнал, что я проиграл кое-что на скачках. Если он и вправду раскошелился на такое рискованное предприятие, тут что-то есть, помяните мое слово. А я не вижу другого объяснения, кроме… Ну, то есть, стал бы он так делать просто, чтобы ваш брат считал его отличным парнем и другом?

— Да вряд ли, — согласилась Салли. — Ну, хватит об этом. Расскажите лучше, как вы съездили в Чикаго.

— Хорошо. Но позвольте еще пару слов про этого мота. Я не понимаю, каким образом это все касается вас. Вы же помолвлены с другим. Когда Брюс подкатит к вам и скажет: «Не желаете ли?» — вы просто ответите, что он промахнулся и может отчаливать. Вручаете ему шляпу, и он уходит.

Салли неловко рассмеялась.

— Думаете, все так просто? По-вашему, девушкам это нравится? Да что там обсуждать. Это ужасно, и разговорами тут ничего не решишь. Так что давайте сменим тему. Как вы съездили в Чикаго?

— О, хорошо. Довольно грязный город.

— Все так говорят. Но вам-то что, вы же из Лондона.

— Да нет, мне ничего. Вообще-то я неплохо провел время. Посмотрел пару спектаклей. Ходил на них как представитель вашего брата. Ничего, хорошие. Кстати, удивительно, с кем только не столкнешься, когда вот так мотаешься.

— Вы говорите так, словно прогуливались по улицам с закрытыми глазами. Встретили кого-нибудь знакомого?

— Одного типа, которого не видел много лет. Вообще-то мы вместе учились в школе. Такой Фостер. Хотя вы его, наверное, знаете. По крайней мере, имя должны были слышать. Он написал пьесу, на которую ваш брат дал деньги.

У Салли подпрыгнуло сердце.

— Так вы видели Джеральда… Фостера?

— Столкнулся с ним как-то вечером в театре.

— И вы правда учились вместе.

— Да. Он даже был со мной в одной команде в последнем классе, тоже играл в регби.

— Тоже полузащитник схватки? — спросила Салли, улыбаясь.

Рыжик остолбенел.

— Двух полузащитников схватки в команде не бывает— сказал он, потрясенный ее неосведомленностью. Полузащитник схватки — это такой полузащитник, который участвует в схватке и…

— Да, вы мне уже объясняли в Ровиле. Так кем же тогда был Джеральд… мистер Фостер? Шесть и семь восьмых, или что-то вроде?

— Он был крайний трехчетвертной, — ответил Рыжик с подобающей серьезностью. — Довольно быстрый и верткий, однако делать обратный пас в центр так и не научился.

— Какая неприятность! — посочувствовала Салли.

— Если на крайнего трехчетвертного бежит крайний из другой команды, а сбоку его прижимает пятнадцатый номер, — горячился Рыжик, — единственное, что ему остается, если он не хочет вылететь в аут, дать обратный пас.

— Понимаю, — сказала Салли. — Как же я сама не подумала. Наверное, вы ужасно обрадовались встрече. Столько всего надо было обговорить.

Рыжик тряхнул головой.

— Да не так уж и много. Мы никогда особо не дружили. Видите ли, этот Фостер был просто гнида.

— Что!

— Гад, — пояснил Рыжик. — Дрянь. С ним у нас мало кто общался в школе. Лично я его всегда не выносил.

Салли окаменела. Вплоть до этого момента Рыжик ей нравился и когда-нибудь потом, несомненно, понравится снова, однако, услышав эти слова, она обнаружила, что смотрит на него с нескрываемой враждебностью. Да как он смеет сидеть тут и говорить так о Джеральде?

Ничего не подозревавший Рыжик, между тем, раскуривал сигарету и развивал свою тему:

— Странно все-таки в школе. Обычно если человек отличился в спорте — играет в крикет, или регби, или еще что, — популярности ему просто не избежать. А вот эта гнида Фостер как-то Умудрился, никто его особенно не любил. Конечно, были у него какие-то приятели, но вообще ребята его избегали. Возможно, потому что он немного важничал… задирал нос, знаете… Лично я с ним не общался, потому что он был нечестным. Конечно, это не сразу замечаешь, надо пожить с человеком какое-то время, но мы-то с ним прожили под одной крышей…

Салли удалось сдержаться, хотя голос у нее немного дрожал.

— Должна заметить, — сказала она, и тон ее насторожил бы Рыжика, не будь он так занят, — что мистер Фостер — большой мой друг.

Однако Рыжик по-прежнему пытался прикурить; занятие не из легких, когда от окна тянет сквозняком. Голову он наклонил, а руки сложил коробочкой, которая наполовину скрывала его лицо.

— Послушайтесь моего совета, — бормотал он. — Не связывайтесь с ним. Гнусный тип.

Говорил он с рассеянной медлительностью человека, погруженного в дело, и Салли больше не могла сдерживать пылавший внутри огонь.

— Может быть, вам интересно узнать, — сказала она, выстреливая слова сквозь сжатые зубы, — что за Джеральда Фостера я выхожу замуж.

Голова Рыжика медленно появилась из сложенных чашей рук. В его глазах застыло удивление и какой-то ужас. Сигарета безвольно свисала изо рта. Ничего не говоря, он сидел, ошеломленно уставившись на Салли. Спичка обожгла ему пальцы, он вздрогнул и выронил ее. Резкая боль словно разбудила его. Он заморгал.

— Вы шутите, — тихо проговорил он, и в голосе его была какая-то тоска. — Этого не может быть.