— Потом, потом, — сказал сэр Герберт. — Сейчас главное — миссис Прайс.

Мистер Уэзерби мгновенно ожил. Это его касалось, и он снова обрел ту прыть, которую обретают стряпчие, если тронуть их сердце.

— Для меня очевидно, — сказал он, — что она должна снова подписать отказ.

— Именно, — согласился сэр Герберт. — Вы ее и убедите. Ваши доводы весомей наших.

— Нас она слушать не будет, — пояснила леди Лидия. — Герберт несколько раз взывал к ее высшему «я», и все без толку.

— Понимаете, — прибавил сэр Герберт, — она очень суеверна. Ей кажется, что это знамение. Такой знак с неба.

— Конечно, вы ее убедите! — вступила леди Лидия. — Она темная старая женщина. Если говорить торжественно… сурово… ну, вы знаете, юридическим тоном…

Мистер Уэзерби умудренно кивнул. Он не сумел бы найти такие слова, но совершенно соглашался с хозяйкой.

— Понимаю, понимаю. Лучше будет сейчас составить бумагу, чтобы иметь ее наготове.

Он поднялся и подошел к столу, но заметил, что сообщество увеличилось. Безупречно одетого пришельца бурно приветствовали родные.

— Фредди! — воскликнул сэр Герберт. — Я думал, ты не приедешь.

Фредди кивнул и пояснил:

— Передумал, знаете ли. Привет, тетя Лидия.

— Доброе утро, Фредди. Ты знаком с мистером Уэзерби?

— Конечно. Здравствуйте, мистер Уэзерби. Как там иски и киски?

Стряпчий угрюмо улыбнулся, сел к столу и стал строчить пером по бумаге. Леди Лидия обратилась к племяннику:

— А почему ты решил приехать?

— Важное дело. Где Тони?

— В саду. С… невестой.

— Что? — Фредди вздрогнул. — Я думал, Вайолет его бросила.

— Да. Это другая, Полли Браун. Фредди очень обрадовался.

— Неужели Тони подцепил такую девушку? Молодец! Да, прямо скажу, молодец!

— Рада, что тебе это нравится…

— А уж он, я думаю, рад! — не унимался Фредди. — У меня для него тоже хорошие новости. Будет петь и плясать.

Сэр Герберт, звонивший в звонок, вернулся и спросил:

— Какие новости?

Племянник посмотрел на него сурово.

— Такие, — сказал он. — Только для Тони. Прости, дядя Герберт, ты чересчур любопытен.

И, погрозив баронету пальцем, он направился в сад. Леди Лидия пожала плечами, заметив при этом:

— Ну и семейка!

Открылась дверь, появился Слингсби.

— Вы звонили, сэр Герберт?

— Где миссис Прайс?

— Здесь, сэр Герберт.

— За дверью?

— Да, сэр Герберт.

— Пусть войдет. Останьтесь и вы. Нам будет нужен свидетель.

Мистер Уэзерби встал с бумагой в руке.

— Готово? — спросил сэр Герберт. Юрист вручил ему бумагу.

— Прекрасно.

Дверь открылась снова, и появилась мамаша Прайс в черном шелковом платье.

Мамаша была трезва и настороженна. Ей все это не нравилось. Как греки и римляне, она руководствовалась знамениями и, когда Тони сжег документ, сочла это знаком небес. Иначе говоря, она считала, что ошиблась, поставив подпись.

Две недели жила она в таком убеждении, но сегодня, на Мотт-стрит, ей перешла дорогу черная кошка. Мнения об этих кошках разделяются. Одна школа мысли полагает, что они к счастью, другая — что к беда. Третья, самая маленькая, считает ее просто предупреждением. К этой школе принадлежала и мамаша Прайс, а потому не знала, чего, собственно, ждать. Тем самым держалась она, как Даниил, только что попавший в львиный ров.[83]

— А, миссис Прайс! — сказал сэр Герберт.

— Да, Сырырбырт, — согласилась она, хотя и несколько нервно.

— Садитесь, — сказала леди Лидия таким голосом, словно с удовольствием бы предложила ей чашечку цикуты.

— Спасибо, Ледилиди.

— Это, — сообщил сэр Герберт, — мистер Уэзерби, наш поверенный.

Мамаша Прайс, осторожно присевшая на краешек кресла, поднялась и сделала книксен. Тревога снедала ее. Из разных журналов она знала все о семейных поверенных. От них добра не жди. Им по силам отменить последнюю волю, похитить наследника, что там — убить баронета. Этого Уэзерби она заподозрила сразу, и теперь, ерзая в кресле, жалобно глядела на хозяйку.

— А можно я капельку выпью, Ледилиди?

— Нет!

— Ну, ладно, — смирилась мамаша, безутешно сопя.

— Поймите, миссис Прайс, — вкрадчиво сказал сэр Герберт, — мы пригласили вас не на пир и не на банкет. Это — деловое совещание. Позже вас угостят портвейном.

— Спасибо вам большое, Сырырбырт…

— Ну, что ж, Уэзерби, начнем, — сказал баронет. Юрист, протиравший до сих пор очки, надел их и сухо, резко покашлял. От этих неприятных звуков свидетельница затряслась, как желе. Можно было и не кидать на нее дополнительный взгляд над очками, чтобы сообщить, что охота началась. Если бы зловещий служитель закона крикнул «Ату ее, ату!», это бы ничего не прибавило.

— Миссис Прайс, — начал он.

— Да, сэр?

— Насколько я понял, вы нервничаете.

— Чего я делаю, сэр?

— Беспокоитесь, — перевел сэр Герберт.

— Да нет, Сырырбырт, меня в автомобиле укачало.

— Ага, ага… Что ж, возьмите себя в руки. Бояться вам нечего, если… Как вы считаете, Уэзерби?

— Именно, — подтвердил юрист. — Если вы скажете правду.

— Всю правду, — уточнила хозяйка.

— И ничего кроме правды.

— Ой, Господи! — пробормотала мамаша, несмело поднимая руку.

Сэр Герберт взглянул на юриста.

— Подпишем бумагу? — сказал он.

— Вот именно.

— Другими словами, документ?

— Именно, именно, — подтвердил поверенный, держащий упомянутый листок.

Все помолчали. Мужчины и леди Лидия серьезно смотрели друг на друга. Мамаша заползла в кресло, как черепаха в панцирь. Странные слова свистели над ее головой, и она совсем пала духом. Бодрости ей не прибавил и новый кашель юриста.

— Итак, миссис Прайс…

— Да, сэр?

Он вперил в нее очки.

— Мне известно, — грозно произнес он, — что вы распространяете крайне сомнительные слухи, пытаясь принести вред нынешнему лорду Дройтвичу, то есть лишить его имений и титула.

Из двадцати слов этой фразы мамаша поняла не больше семи, но покорно ответила:

— Да, сэр.

— Теперь скажите, миссис Прайс, небывало ли у вас галлюцинаций?

— Чего, сэр?

— Ну, видений.

— Нет, сэр.

— А на мой взгляд, бывали. Вы обладаете очень богатым воображением, — произнес юрист, все больше походивший на удава, гипнотизирующего жертву. — Я утверждаю… утверждаю, миссис Прайс… что ваша история — чистейшая фикция.

— А что это, сэр? — осторожно спросила мамаша. Юрист опять покашлял, а кроме того, постучал по столу футляром от очков.

— Задам вам несколько вопросов, — сказал он. — Любите ли вы читать, миссис Прайс?

— Да, сэр.

— Что именно?

— Журнал такой, «Фэмили Геролд».

— Так-так. А ходите ли вы в театр?

— Да, сэр. Если пьеса хорошая… Чувствительная.

— Та-ак. Теперь слушайте, миссис Прайс. Напомню вам, что подмененные дети — распространенный сюжет журнальных рассказов, что же до пьес, именно эту ситуацию пародирует покойный У. Ш. Гилберт в «Отмщении младенца».

— Это вы к чему, сэр?

— К тому, миссис Прайс, что на вас заметно повлияли рассказы, мелодрамы и, быть может, горячительные напитки.

— Вот именно! — вступил в беседу сэр Герберт.

— Точнее не скажешь, — одобрила и леди Лидия.

По всей вероятной, супруги едва удержались от крика «Ура!».

Мамаша не сразу поняла речь юриста, но вскоре все-таки встала и даже подбоченилась.

— Садитесь, — сказал поверенный. Она послушно села, прибавив:

— Сию минуту, сэр.

— Теперь, — продолжал он, — мы переходим к следующему пункту. Две недели назад вы подписали документ, гласящий, что в указанной истории нет ни слова правды.

— Да, сэр. Его сожгли.

— Это мне известно. Не беспокойтесь, я приготовил другой. Будьте добры, подойдите сюда.

Он указал на стол.

— Возьмите перо, миссис Прайс. Прошу! Вот здесь, вот здесь.