— Честная? — возмутилась леди Лидия. — Ну, что ты говоришь!

— По-моему, — не сдался Тони, — это некрасиво.

— Нам не до тонкостей! — сказал сэр Герберт. — В сущности, мы ему только поможем. Откроем глаза, как говорится.

— А, ясно! — сказал Тони. — Чистый альтруизм.

— Ты тут ни при чем, — заверила леди Лидия. — Поживи пока в Лондоне.

— Хорошо.

— Если мистер Прайс останется здесь, — сказала Полли, — как я попаду в город?

— Я вас подвезу, — сказал Тони, немного менее мрачно. — Вы готовы?

— Только попрощаюсь с миссис Прайс.

— Жду через десять минут у входа.

— Спасибо, лорд Дройтвич.

— Зовите меня Сид.

Леди Лидия обернулась к Полли.

— Не могу выразить, мисс Браун, как мы вам благодарны.

— Молодец, каких мало, — согласился Фредди.

— Спасибо, леди Лидия, — сказала Полли. Семейство почтительно смотрело ей вслед.

— Какая умница! — вздохнул сэр Герберт.

— Гений, — объяснил Фредди. — Редкостный дар.

— В жизни не встречал такой девушки, — сказал Тони. Вайолет странно на него посмотрела.

— Это заметно, — сказала она.

Нависло неприятное молчание, но тут явился Сид.

— Что такое? — с подозрением спросил он. — Вроде вас было поменьше.

— Моя невеста, мисс Уоддингтон, — представил Тони. — Мой будущий тесть, мистер Уоддингтон. Лорд Дройтвич.

Сид удивился.

— Эй! — крикнул он. — Вы что, сдались?

— Вот именно, — сказал Тони. — Уезжаю, оставляю все вам. — Он вынул связку ключей. — Этот, золотой, от вашей гардеробной, этот — от винного погреба, этот — от почтового ящика. Про остальные объяснит Слингсби. Да, вот ключ от лондонского дома на Арлингтон-стрит, а вот — от замка. — Он бросил связку на стол. — Давайте мне ключи от парикмахерской, и мы в расчете.

Сид тупо глядел на него. События разворачивались слишком быстро.

— До свиданья, тетя Лидия, — сказал Тони. — Привет, дядя Герберт. Пип-пип, Фредди.

— Пип-пип, стариканчик.

— До свиданья, Вайолет.

— До свиданья, Тони.

— Au revoir, лорд Дройтвич. Встретимся при Филиппах.[65] Он вышел. Сид растерянно огляделся.

— Эй! — сказал он. — Чего это? Ему никто не ответил.

— Пора одеваться к обеду, — сказала мужу хозяйка.

— И верно!

— Как, папа, идем?

— Э? А! Да-да.

Фредди мрачно посмотрел на Сида.

— Что вылупился? — спросил тот. — Надумал чего, а?

— Да вот, — отвечал Фредди, — представляю вас в Палате лордов. Люблю посмеяться.

— Тьфу! — сказал Сид.

Но его никто не услышал. Фредди ушел. Он постоял, подумал, подошел к портрету над камином, несмело принял прежнюю позу — подбородок кверху, сжатый кулак. Потом отошел, и ему явилась новая мысль.

Заложив одну руку в проем жилета и помахивая другой, он неуверенно начал:

— Лорды! Можно сказать, я тут в первый раз… И смущенно умолк. В комнате был Слингсби.

— М-дэ… — сказал дворецкий.

— Эй, дядя Тед…

Дворецкий стал еще мрачней, чем обычно.

— Да, ваша милость?

Как и семейный совет, Сид решил говорить небрежно.

— Сказали, а? — осведомился он.

— Угм, — отвечал мажордом. — Одеваться пора, к обеду.

— Во что?

— Там приготовлено.

— Да мне б помыться…

— Это верно. Помыться бы не мешало.

— Дядя, налей мне ванну, — попросил Сид.

— Сам наливай, — отвечал Слингсби. И величаво удалился.

Недели через две после сенсации в высшем обществе, которую мы только что описали, друг Фредди Чок-Маршалла, Кубик Бриднорт, решил, что самое время подровнять волосы. Прихватив шляпу и трость, он отправился в Салон Прайса. Время — без малого час, день недели — суббота.

Салон, как мы, возможно, упоминали в нашей хронике, расположен рядом с Гайд-парком, на Бромтон-роуд, в тупичке, именуемом Мотт-стрит. Именно здесь поколения Прайсов вели нескончаемую войну с упорными волосами лондонских жителей. Здесь прадед срезал прыщик на подбородке самого Веллингтона[66] и получил нагоняй, ибо герцог не скрывал своих чувств. Почти вся знать, обитающая к югу от парка, стриглась здесь дважды в месяц. Лорд Бриднорт, чья семья жила на Кадоган-сквер, тоже так делал.

Как постоянный клиент, он был уязвлен, что его не обслужит хозяин. Когда он вошел, Сида не было. В салоне находился только усатый человечек в очках, которого звали Джордж Кристофер Мич, хотя посетитель этого не знал и знать не хотел.

Мич окутал клиента простыней и приступил к делу. Дойдя до той фазы, когда к затылку приставляют зеркало, он его приставил, а Кубик посмотрел и остался доволен, хотя был весьма придирчивым.

— Неплохо, — сказал он.

Джордж Кристофер Мич убрал зеркало.

— Побрить, сэр?

— Нет, спасибо.

— Помыть, сэр?

— Нет, спасибо.

— Смазать? Опрыскать?

— Нет-нет.

— Хорошо, сэр.

Мич с достойной покорностью снял простыню, и Кубик явился миру, словно бабочка из кокона. Явившись, он вгляделся в свое румяное отражение.

— Да, — сказал он, — неплохо.

— Спасибо, сэр.

— Конечно, Прайс еще лучше…

Мичу эти слова не понравились. Две недели назад он служил у самих Труффитов, покинул их — по чистому недоразумению, и считал, что такой далекий запад, как Бромтон-роуд — рангом пониже, даже если речь идет об историческом заведении Прайсов. Словом, он не соглашался с тем, что стрижет хуже бывшего хозяина.

— Мне не довелось, — сухо сказал он, — видеть работу мистера Прайса.

— Он всегда меня стриг, — объяснил Кубик. — И отца, пока у него были волосы. А как же так вы его не видели?

— Мистер Прайс тут не был две недели, сэр. Договорился со мной и отбыл.

— А, вы новенький?

— Да, сэр. Я служил у Труффитов, — со значением сказал Мич.

— Значит, Прайса нет две недели?

— Именно так, сэр.

— Что ж это с ним?

— Он за городом, сэр.

— Отдыхает?

Мич таинственно понизил голос, забыв свои обиды.

— Мне представляется, сэр, что он ушел на покой.

— То есть как?

— Так, сэр. Насколько я понимаю, у нас новый хозяин.

— Вот это да! — воскликнул Кубик. Он удивился. Ему всегда казалось, что Прайс вечен, как Британский музей. Сюда водила его няня, чтобы подстричь локоны. Он просто не представлял, что династия может смениться.

— Неужели он продал парикмахерскую?

— Не могу сказать точно, — важно отвечал Мич, — но вот Уже две недели, как мистер Прайс тут не был, а один человек то и дело заходит. Я полагаю, присматривается.

— Какой еще человек?

— Очень приятный, сэр, молодой. Прекрасные манеры. Некий Антони.

— Да? — сказал Кубик.

Он был консервативен и не любил перемен. Ну, что это? Салон столько лет переходил от отца к сыну, и вдруг его покупает какой-то незнакомец с манерами!

Что ж, такие времена, печально подумал он. Того и жди, закроют «Чеширский сыр» и Симеона.[67] Или Итон и Харроу.[68]

— Надеюсь, он ничего, — сказал Кубик. — А то сюда ходит много народу.

Тут дверь отворилась, и он увидел безупречный силуэт своего друга Фредди, который, по его мнению, находился в Ленгли-энд.

— Привет! — сказал он.

— Привет, Кубик!

— Ты в Лондоне? — спросил лорд Бриднорт, видимо, полагая, что это — мираж или видение.

Фредди заверил, что он в Лондоне.

— А Тони?

— М-мэ, — сказал Фредди. — Д-да, он тоже в Лондоне.

— Значит, все тут?

— Да. Вчера приехали.

Говорил Фредди осторожно, словно взвешивал слова, и смотрел странно. Ему совсем не хотелось, чтобы молодой поставщик сплетен проник в опасную зону. До сих пор никто не узнал, что случилось в роковой летний день, но зарекаться нельзя. Он не знал, что Кубик ходит сюда с детства, и его присутствие показалось ему подозрительным.