— Там еще девушка, — прибавил Фредди, — очень хорошенькая. Кто это?

— Маникюрша.

— Откуда вы знаете?

— Слингсби сказал, — Вайолет встала. — Что ж, пойду пройдусь, взгляну на эту няню. Все-таки женщина, целовавшая моего жениха…

— Говорят, я был очень милый ребенок, — сказал Тони.

— Пойдете со мной?

— Мне надо купить батарейку.

— Что ж, передам этой няне, что вы жаждете ее поцелуев.

— Только без слез, — прибавил Тони, — Всухую.

— Как говорится, «sec»,[61] — сказала Вайолет. — Ладно, пока.

Закрыв за невестой дверь, Тони вернулся к столику и увидел, что младший брат смотрит вдаль совершенно рыбьим взглядом. Ему это не понравилось. Он нередко чувствовал, что Фредди гораздо мудрей и опытней его.

— Ну, что, Червяк? — нежно спросил фаф Дройтвичский.

— Да так, Жаба, — откликнулся достопочтенный Фредерик. Они помолчали. Тони очень хотелось узнать, не огорчен ли брат помолвкой.

— Как ты, вообще? — осведомился он. — Ну, насчет нас. За или против?

Фредди нахмурился, словно верховный жрец, беседующий с юным прислужником.

— Вообще-то, за, — ответил он. — Но и против.

— Не понимаю.

Фредди снял с рукава пушинку. Серьезность его граничила с суровостью.

— Надеюсь, — сказал он, — ты понимаешь, что Суп сможет хлопать тебя по спине?

— Да, наверное…

— Хорошо, твое дело. Но если он думает, что я введу его в «Трутни», он глубоко ошибается.

Тони немного поразмыслил.

— Ты прав, — признал он. — Ему там не место. Ты лучше скажи насчет меня. Повезло мне, верно?

Фредди смотрел на него с нежной жалостью.

— Врать или не врать?

— Не ври.

— Значит, говорить правду?

— Вот именно.

— Тогда, надеюсь, ты понял, что тебя подцепили?

— Подцепили?

— Разыграли все как по нотам.

— Какая чушь!

— Ничего подобного.

— Зачем я такой девушке?

— Зачем мышка мышеловке?

— Да я еще вчера и не думал…

— Ничего, она думала.

— И все-то ты знаешь!

— Да, Антони Клод Уилбрэм Брюс, — твердо отвечал Фредди, — я знаю все и никогда не ошибаюсь.

— Слушать противно!

— А ты не горюй. Значит, ты ценишься на рынке. В общем, поздравляю. Ты будешь очень счастлив… наверное.

— Почему «наверное»?

— Да так, к слову пришлось.

Ответ, трепетавший на устах Тони, нам неизвестен. Беседу прервал молодой человек с отвратительными усиками.

— Пардон, — сказал незнакомец. — Я думал, тут никого нету. Здрасьте, милорд.

Тони с трудом переключил мысли с неприятного разговора на неприятного посетителя.

— А, Сид! — добродушно сказал он. — Не сразу вас узнал. Это Сид Прайс, — напомнил он брату.

— Как жизнь, мистер Фредерик?

— Ф-ф-фуф, — сурово ответил Фредди.

— Мама здорова? — спросил Тони.

— Да не очень, милорд. Опять на нее нашло. Как говорится, приступ.

— Какая жалость! Она что-нибудь приняла?

— Бутылку, не меньше, милорд.

— У няни больное сердце, — объяснил Тони брату.

— Да? — холодно откликнулся тот.

— Что ж, — сказал Тони, — я рад, что она приехала. Где она, в людской?

— Да, милорд. Как говорится, немного не в себе. Фредди заморгал от боли.

— Жаль, — сказал Тони. — Наверное, она хочет меня видеть?

— Хочет-то хочет, а увидит две штуки, ха-ха-ха!

— Господи! Ей так плохо?

— Понимаете, милорд, при этих самых припадках надо пить бренди. А вот вы не рассердитесь, если я скажу?

— Пожалуйста, Сид, говорите.

— Волос у вас плохой.

— Голос?

— Волос. Стригут плохо. Да что с них взять, с деревенщины? Вот у нас в Лондоне…

— Ах, эти столичные жители!

— Ну! — сказал Сид. — Уж кто-кто, а мы-то столичные. Чья лавочка была? Наша. Отца, значит, деда, прадеда, прапрадеда. У меня бритвы есть, набор, так они прапрапрадеда. Во-от такие, прям ножи!

— Да? — откликнулся Фредди.

— А. то! Хотите, покажу?

— Буду ждать с нетерпением, — холодно пообещал младший брат, направляясь к двери.

— Ты уходишь? — огорчился старший.

— Да. Мне нехорошо. Видимо, приступ. Сид мрачно глядел ему вслед.

— Вот из-за них, — сообщил он, — бывают революции. Добрый Тони поспешил смягчить обиду.

— У него манера такая.

— Манера? А вот из-за такой манеры кровь потечет по мостовым.

— Как неприятно! — поежился Тони. — И скользко… Не сердитесь на Фредди, Сид. Может, он и высокомерен, но служит вашим интересам. Помните, вы мне дали лосьон? Фредерик пытается его пристроить. Вспомните об этом, когда дойдет до гильотины. Кстати, когда вы ждете эту вашу революцию?

— Со дня на день.

— Ну, тогда я еще успею съездить за батарейкой. А вы тут посидите, отдохните. Можно картины посмотреть. Вы их любите?

— Мне вот эта нравится, — отвечал Сид.

Беседуя, он ходил по комнате, и сейчас остановился перед портретом мужчины в латах с воинственным подбородком, который держал руку на эфесе длинного и, вероятно, острого меча.

— Ктой-то? — с уважением спросил Сид.

— Один мой предок, — отвечал Тони. — Ричард Длинный Меч. Король Шотландии назвал его лжецом, а он дернул короля за нос. Посадили, естественно.

— От это да!

— Приговорили к казни, а дочь принесла этот меч в тюрьму. Ну, он и убежал.

— Да, люди были…

— Смотрите-ка! — воскликнул Тони.

— А что, милорд?

— Странно… Вы на него похожи.

— Эт я?

— Да, похожи. Сид захихикал.

— Ни сном, ни духом, милорд! Мои предки с вашими не знались. Только вот мамаша, но она — женщина приличная.

Тони засмеялся.

— Да что вы, Сид, я просто так. Ну, пока. Хотите закурить — сигареты вот здесь.

— Спасибо, милорд.

Тони вышел в сад, а Сид, хотя был не прочь закурить, не сразу направился к столику. Он постоял перед портретом и даже принял похожую позу, вздернув подбородок и сжав невидимую рукоять.

— Дела-а… — вымолвил он.

Пока он говорил, дверь открылась, и вошел Слингсби. Его величавые черты затуманила забота. Сид очнулся и сказал:

— Ку-ку, дядя Тед!

— Где мамаша? — спросил дворецкий.

— А кто ее знает? Может, у вас?

— Нет, не у меня. Бродит по дому. Это нехорошо.

— Да ладно, чего она сделает! Любит старые места… Все ж, целых два года прожила, когда его милость нянчила.

— Мало ли что она любит! Ее место — среди слуг. И тебе тут торчать нечего.

Сид Прайс решил, что самое время осадить наглого дядю.

— Да? — сказал он. — А мне его милость разрешил. Мало того, я сейчас закурю.

— Еще чего!

— Его милость предложил, — гордо сказал Сид. — Съели, а? Дворецкий застыл на месте.

— Да как ты…

Сид сжал правый кулак.

— Молчи, смерд! — вскричал он. — А то рассеку надвое!

— Ты что, сбрендил?

— Шутка, дядя Тед. Его милость сказал, что я похож на этого типа.

— Вот как?

— Да-да, сказал. И верно, похож. Одно лицо. Он всмотрелся в картину.

— Дэ! Из меня-то граф получше бы вышел, чем из этих самых. Подумаешь, аристократы!

— Да ты что? — возмутился Слингсби, хотя такой величавый человек не может это полностью выразить. — Завел, понимаешь, в моем доме эти свои разговорчики!

— В чьем, в чьем? — грубо фыркнул Сид. — Шляпы долой перед графом Слингсби! Чего там, перед целым герцогом!

Дворецкий гневно смотрел на племянника, жалея примерно в сотый раз, что не он его воспитывал. Судьба современной молодежи нередко тревожила Слингсби, а в Сиде Ланселоте Прайсе были все ее худшие черты.

— Ух, высек бы я тебя!.. — сказал он, отдуваясь. — Жаль, руки не доходят.

Сид не зря ходил на дебаты в рабочем предместье.

— И не дойдут, — парировал он. — Куда вам!

Последовала перебранка. Дворецкий старался как мог, но Сид превосходил его в искусстве спора, и спасся он лишь потому, что в комнату вошла женщина.