Глава V
1
Ровиль-сюр-Мэр лежит на берегу Ламанша. В Париже и в других городах можно увидеть плакаты, призывающие там отдохнуть, все как один — восторженные. Как и многие морские курорты, Ровиль был когда-то рыбачьей деревушкой, где дети моря в синих фуражках ловили рыбу или играли в шары. Потом его настиг прогресс. На Promenade des Anglais,[102] длиной с милю, стоят два казино, а отелей просто не счесть — и тебе «Карлтон», и «Принц Уэльский», и «Бристоль», и «Мирамар», и самый роскошный — «Сплендид». Ровиль гордится «Сплендидом», и не зря — там есть бармен Филипп, служивший в Париже, Chez Jimmy,[103] и блестящий оркестр, и несравненная кухня, и сад, где можно покончить с собой после казино, и очень дорогие номера, большей частью — с балконами, выходящими на море.
Терри как раз стояла и смотрела на берег. Золотой песок в крапинках зонтиков был очень красив (см. плакаты), но она хмурилась, а там и сказала сестре:
— Знаешь, мне скучно.
— Еще бы! — поддержала Кейт.
— Я думаю, здесь не лучше, чем в Сэн-Роке.
— Хуже.
— Да, — Терри вошла в комнату. — Мы ни с кем не знакомы. Я думала, на курортах все общаются, но нет, ничего подобного. Наверное., нужны рекомендации. Прямо бойкот какой-то! Почему бы Дейлу Карнеги[104] не написать что-нибудь вроде: «Как не чувствовать себя изгоем на морском курорте» или «Как познакомиться с молодым человеком, у которого карие глаза и шрам на щеке»?
Кейт настороженно выпрямилась.
— С кем — с кем? Кто это?
— Не понимаю.
— Кто этот субъект со шрамом?
— Да так, один… Живет в отеле. Занятный такой, похож на Грегори Пека.[105]
— Он с тобой заговаривал?
— Что ты! Это же Ровиль. Тут никто ни с кем не заговаривает, пока вас не представят друг другу два епископа и кавалерственная дама. Жаль, что Джо уехала!
— Если бы ты была умнее, ты бы тоже уехала.
— Не люблю сдаваться.
— Ну, знаешь!
— А вообще-то ты права. Уедем?
— Хоть сейчас.
— Хорошо. Едем домой.
— Когда?
— Когда скажешь. А я пойду поплаваю, все же занятие.
2
Маркиз в ослепительной панаме беседовал с сыном на террасе отеля. Последние дни он был немного простужен и вышел в первый раз.
— Поразительно! — развивал он занимавшую его тему. — Я на минуту растерялся. Главное, откуда ни возьмись… Мяч говорил: «Миссис Пеглер…» Я же не знал, что она разошлась с Квокенбушем! Вообще, мог бы знать, она все время разводится. До меня был Роке, раньше — еще какие-то…
Джеф предположил, что к разводу привыкают, как к наркотикам.
— Думаешь — ну, один-то раз! Но нет. Приходится повторить, а то замучает ломка. Так и втягиваешься. Какая печальная судьба!
— Ты считаешь, ее надо жалеть?
— Если ты такой добрый, да.
— Оно конечно, но все-таки, посуди сам, какая-то тут есть неточность, какая-то несобранность. То она миссис Квокенбуш, то миссис Пеглер… Что ж, придется терпеть. Хотя вообще терпеть ее трудно. Ты ведь сам говорил, что она женщина жесткая.
— Куда уж жестче! И как ты на ней женился?
— Сам не пойму, — отвечал маркиз. — Правда, паукам еще хуже.
— Прости, не понял.
— У них очень трудная жизнь. Наш Супэ их собирает. Так вот, после свадьбы она его ест.
— Кто кого?
— Паучиха, своего мужа.
— Вот это да!
— Супэ сам видел.
— Вообше-то с голоду…
— Что ты говоришь! А так врать не буду, Гермиона меня не съела или не доела.
— Я часто думал…
— Что?
— Нет, ничего. Маркиз оживился.
— Ты хочешь спросить, что я в ней нашел. Ни-че-го, мой мальчик. Я пошел на это ради тебя. А ты — сбежал из дома. Зачем я принес жертву, а? Бежал. В Америку.
— Она меня просто выжила. Значит, ты пожертвовал собой, без вздоха, без стона?
— Да. Теперь твоя очередь.
— Ну, пап!
— При чем тут «ну, пап»?
— Если ты хочешь женить меня на Мэвис…
— Я сказал о ней хоть слово?
— Нет, но у тебя глазки блестели, когда ты нас знакомил.
— И зря. Она выходит за Карпентера.
— Они помолвлены?
— Еще нет, но Гермиона не отступит. Хотя, если ты приналяжешь…
— Спасибо, обойдусь.
— Ладно, она какая-то странная. Знает только два слова: «Да, тетечка».
— Я слышал и «Нет, тетечка».
— Неужели? Все равно, о-ней не поболтаешь.
— Равно как и с Мячом. Они очень подходят друг другу.
— Духовное родство?
— Оно самое.
— Ты прав. Странный, однако, этот Мяч. Казалось бы, очень щедрый, но есть в нем и прижимистость. Заговорили мы про зонтичный клуб, он обещал любую сумму, сколько я захочу. Так, да? А назавтра вылез мрачный, молчит… — Тут маркиз заметил, что сын куда-то смотрит. — Ты меня слушаешь? Сам вижу, нет. В чем дело?
— Прости, пап. Там девушка прошла. Наверное, к морю.
— Какая такая девушка?
— Американская. Портье мне сказал, ее фамилия Трент. Живет тут, в «Сплендиде».
Маркиз встрепенулся. Живет в «Сплендиде»! Да что там, американки вообще богаты. Прав этот Ирвинг Берлин, «Благослови Бог Америку».[106]
— Хорошо бы с ней познакомиться, — отрешенно заметил Джеф.
— Положись на меня.
— А что ты сделаешь?
— Да тысячу вещей.
— Назови хоть три.
— Хватит одной. Возьму лодку и сообщу ей, что будет шторм. Беру к себе, подплываем к берегу — et voila![107]
— Однако, мозги у тебя!
— А ты что думал?
— Наверное, сработает.
— Еще бы!
— Она не осадит человека твоих лет.
— Каких лет? Нет, каких это лет? Я себя чувствую на двадцать. А как я ее узнаю?
— Это легко. Ангел Боттичелли[108] в алой купальной шапочке. Видны и волосы, солнечные лучи. Глаза — как небо. Руки, губы, зубы, да все вообще — лучше некуда. На носу — две веснушки. Как тут не узнать!
3
Примерно через 45 минут миссис Пеглер вышла на террасу с Фредериком Карпентером и своей племянницей Мэвис. Она была красива, сурова, а искусная прическа и тонкие темно-серые брови придавали ей сходство с барышней самого начала века, которая о чем-то задумалась. Так оно и было; миссис Пеглер думала о своем бывшем муже и его сыне.
Чувства ее, когда они встретились на яхте, были сильнее его чувств. Он удивился; она ужаснулась, словно заметила на тропинке ядовитую змею. Ей стало ясно, что зреет заговор, призванный разрушить ее терпеливые труды.
От кого-то из брошенных мужей, то ли Рокса, то ли Квокенбуша, Гермиона получила добрую долю акций искристой воды «Фиццо», причем контрольным пакетом владел Карпентер. Племянники ее, Мэвис и Честер Тодд, владели не менее искристой водой «Чистый источник». Естественно слить эти воды воедино, соединив узами брака Мэвис и Карпентера.
Все шло прекрасно, пока откуда-то не выполз этот змий. Маркиза она знала. Опыт показал ей, что он просто не может упустить богатую невесту. Сперва втерся в доверие к Карпентеру, а потом притащил сынка, уповая на его пресловутый шарм.
Джефа она терпеть не могла, но честно признавала, что его романтический вид опасен для Мэвис. Слава Богу, та почти не выходила (последствия морской болезни), но здесь, на суше, опасность ждет ее.
Думая обо всем этом, Гермиона пересекла террасу и увидела в углу, за столиком, своего бывшего мужа, который живо беседовал с блондинкой в летнем платье от Диора. Надо сказать, они сразу узнали друг друга.
— Это вы! — воскликнул маркиз.
— Я, — отвечала Терри.
— М-да… — резюмировал собеседник.
