— Да, — выговорил он после целого ряда «А? Что? Вы здесь?» — Я подумал. Нам надо увидеться. Вы не зайдете? — Конечно, конечно.

— Ну, молодой человек, — сказал лорд Тилбери, — я рад, что вы одумались.

Бифф не слушал, он смотрел. Длина — подойдет, ширина — да ладно, можно затянуть ремень.

— Тилбери, — сказал он, — снимайте брюки.

Известие о том, что Бифф не в полиции, а дома, то есть у Джерри, было истинным ударом для Пилбема. Именно из-за этого по агентству пополз слух: «Босс — не в себе». Стенографистка Лана предупредила стенографистку Марлен, что, если ту вызовут для диктовки, учтивости ждать не стоит, а сыщик по фамилии Джеллаби, выйдя из кабинета, сообщил, что ему отъели голову. Юный Спенсер, истинный златоуст, определил это словами «Большой террор».

Но тут появился Мерфи со своим Биллингсли, и Перси приободрился. Звоня во второй раз в издательство, он уже был спокоен. Он помнил свой былой страх и принимал как данность, что Бифф никогда не устоит перед столь могучей личностью, да еще во всей ее силе. Словом, он был на коне; и когда Спенсер доложил о каком-то посетителе, выразил приветливость, чем обрадовал герольда, полагавшего, что новый клиент идет на верную гибель.

— Кристофер фамилия, — прибавил он для ясности. Перси удивленно покрутил ус. Про сорок фунтов он забыл, как и вообще забывал о неписаных соглашениях.

Когда же Бифф вошел, он удивился еще больше. Его по. разило, что после общения с Мерфи, этим живым насосом, можно так хорошо выглядеть. Правый глаз припух, брюки

не по размеру — и все, остальное в порядке. Голос тоже не выдавал недавних испытаний.

— Пип-пип! — звонко и чисто сказал гость. — Как живем?

Перси ответил, что живет неплохо, и прибавил, что у посетителя немного распух глаз.

— А, чепуха! — воскликнул Бифф. — Гулял, знаете. Как без этого!

— Понятно. Ксгати, лорд Тилбери спрашивал ваш телефон. Он звонил?

— Куда там, еще и зашел! Хотел обсудить завещание.

— Да? Что ж он сказал?

— Сказал, что опротестует. Старик, видите ли, был тю-тю. Смешно, честное слово! Ничего не выйдет.

Перси покачал головой, как покачал бы мудрый отец в беседе с порывистым сыном.

— Не скажите, не скажите. По чистой случайности я встретил американского журналиста, который знал мистера Пайка. Видимо, у Тилбери шансы есть. Говорил он вам, что старик обедал задом наперед?

— Говорил. Прекрасная мысль.

— А про Чарльза Форта?

— Еще бы!

— И предлагал договориться миром?

— Вот именно.

— Очень советую. Избежите тяжбы…

— Ничего, я их люблю, как-то освежают. Ему в жизни не выиграть. А какое вам, собственно, дело?

— Да никакого. Просто жаль, что деньги потеряете.

— Не потеряю. Кстати, о деньгах. Я за ними и пришел. Ну, ну! Вынимайте чековую книжку.

Перси заморгал, как моргал всегда при подобных разговорах.

— Помню, помню, — сказал он. — Удалось вам что-нибудь выведать?

— Нет. Я старался, но — как об стенку. Говорю, тяжело зимой в России, холод, нос отваливается, а он отвечает: «Да, это неприятно». Ну, я спрашиваю, на что похож Хрущев, а он: «Простите, не видел». Вообще, говорит, нигде не бывал, только ездил во Францию на сутки. Эти шпионы хитрый народ. За то и держат. Я свое, а он — о марках.

— О марках?

— Он их собирает. Личина, конечно.

— То есть как?

— Пошевелите мозгами. Филателист — это ж тихий человек, придурок такой, кому он нужен? А он плетет паутину. Хитрый народ, шпионы!

— Значит, ничего не выведали?

— Ничего. Одно ясно: пьет как пылесос. Тренируют их в России, с детства на водке держат. У меня давно в глазах двоилось, а он сидит, и хоть бы что. Интересный человек, хорошо бы с ним ближе познакомиться. Вижу, вы недовольны. Шпион все-таки, в любую минуту взорвет парламент. А что такого? Им это на пользу.

Видимо, Пилбему претила такая широта взглядов. Во всяком случае, манере его позавидовал бы Генри Блейк-Сомерсет.

— В общем, — сказал он, — ничего не сделали.

— Я не виноват!

— Возможно. Однако речь вряд ли может идти о сорока фунтах.

— Дадите пятьдесят?

— Не дам ничего.

Левый глаз, способный открываться, широко открылся от ужаса. В Нью-Йорке и в Париже он видывал подлость, но все же не такую.

— Не дадите?

— Нет.

— Так мне же нужно!

— Ничего не могу поделать.

— Значит, — сказал Бифф, — Джерри был прав. Именно, гад. Как верно! Вообще-то он вам еще польстил.

— Спенсер, — сказал Перси, нажавший тем временем звонок, — покажите этому джентльмену, где выход.

Как бы ни оспаривала это сестра, у Биффа бывал иногда и разум. Внутренне содрогнувшись, что нелегко в чужих брюках, он кинул на сыщика холодный взор и последовал за рассыльным. Сыщик погрузился было в семейные дела миссис Ф. Г. Восток, но тут зазвонил телефон.

— Пилбем?

— Да?

— Говорит лорд Тилбери. Я в Хэлси-чамберс, квартира три.

«Странно», — подумал Перси, предполагавший, что он давно оттуда ушел.

— Притащите мне брюки.

— Что?

— Брюки. И побыстрей.

— А в чем дело?

— Неважно. Сказано вам, скорей. Брюки!

Поэт Гораций, говоривший обычно по-латыни, советовал сохранять спокойствие разума в самых тяжелых обстоятельствах. «Aequam memento rebus in arduis servare mentem», — говорил он, и все признавали, что совет его достаточно здрав; все — но не лорд Тилбери. Его не удалось бы убедить и за час. В первом виконте, ожидавшем Перси, не было римского стоицизма.

Вначале он думал было позвонить Гвендолен, но решил, что ситуация умалит его в ее глазах. Позвонить дворецкому, в Уимблдон? Но дворецкий ушел, как и вся прислуга. Кухарка миссис Бингли, горничные Клер и Джейн, кухонный мальчик и сам мистер Уилмби обиделись на него, уволились и исчезли, как прошлогодний снег.

Человеку, у которого 23 пары брюк, такая ситуация неприятна. Лорду Тилбери снилось иногда что-то похожее, но он и не думал, что станет санкюлотом наяву, да еще днем. Словом, он заметался в отчаянии — и увидел пеструю обложку «Светских сплетен». Звук, который он издал, можно поставить где-то между «хрюкнул» и «забулькал». Если бы Архимед охрип, он бы примерно так воскликнул: «Эврика».

Давление, вскочившее вверх, быстро опустилось. Разум и чувства встали на свои места. Виконт удивлялся, что раньше не подумал о Пилбеме. Хорошо, перед Гвендолен — стыдно. Ладно, дворецкого нет. Но Пилбем же есть, а его мнение… Вот уж поистине наплевать! Может быть, он посмеется — что ж, пожалуйста. Лорд Тилбери кинулся к телефону.

Дальнейшее мы знаем. Виконт ждал долго, так долго, что давление поползло вверх, чувства и разум — дрогнули. Он привык, чтобы его приказы выполняли точно и быстро. Конечно, Пилбем уже от него не зависел, но он видел в нем подчиненного (как, впрочем, почти во всех).

Наконец раздался звонок. Он кинулся к двери. За нею стоял Пилбем с красивым бульдогом, который немедленно стал кидаться на несчастного лорда, осыпая его пылкими поцелуями. Кое-как увернувшись, лорд строго заметил:

— Однако вы не спешили.

Пилбем удивился, мало того — огорчился.

— Нет, спешил. Это ж какой крюк, в Вэлли-Филдз!

— Зачем вас туда понесло?

— Как это, зачем? За Брюквой.

— Какой Брюквой?

— Да за ним. Вы же сказали его притащить. Я и поехал к Гвен.

Лорд Тилбери просто озверел.

— Вы имеете в виду мисс Гиббз?

— Ясное дело. А, понятно! Удивились, что я ее так называю. Ничего, она моя кузина.

Не будем скрывать, что виконта это потрясло, тем более что утром, в отеле, лакей заверил его, что племянница исключительно рада своей должности. Но глубина его чувств доказывается тем, что, хотя он дернулся, словно ученица мисс Дункан, напоровшаяся на гвоздь, чувства эти удержались. Лучше бы не породниться с Перси и не называть его отца «дядя Уилли», но если все это входит в набор — что ж, пожалуйста. Можно в конце концов и отвадить их от гнездышка, если мы вправе так называть солидный дом в Уимблдон Коммонс.