— Вы американец?

— Да. Отец науки. Так как же насчет обеда?

— Я жду Перси.

— Прямо название для шоу. А кто это?

— Мой кузен. Собираюсь с ним обедать, но его что-то нет. Наверное, вышел на дело.

— На что?

— Надело. Он сыщик.

— Здорово! Жаль, я не сыщик. Виски — в столе, револьвер — в кобуре, секретарша — на коленях. Да, жаль.

— А кто вы?

— Я? — Бифф снял с рукава пушинку. — О, миллионер!

— А я — царица Савская. Бифф покачал головой.

— Она брюнетка. Вы скорее в духе Елены. Хотя куда ей до вас!

Первоначальная враждебность окончательно исчезла.

— Вы шутите! — сказала Гвендолен. — Так, значит, правда миллионер?

— Еще бы! Спросите лакея из «Баррибо», такой Пилбем.

— Да это же мой дядя!

— Прекрасно.

— Ваша фамилия не Кристофер?

— Именно. Эдмунд Биффен Кристофер.

— Дядя Уилли сегодня говорил. Он видел, как вы читали телеграмму.

— То-то и оно.

— Ух!

— Да, он принес мне завтрак. Значит, я просто обязан покормить вас. И вообще, ваш Перси пойдет в кафе, где дадут отбивную и какао. А я поведу вас в «Савой». Икра, то-се, на цены не смотрим. И вино, заметьте. Пенистое. Берите шляпку, пошли.

Хотя глаза у нее сверкали, Гвендолен не сдалась.

— Надо подождать.

— Да ну его к черту!

— Я не хочу его обидеть.

— Ладно, — сказал добрый Бифф, подумав, что занятно встретиться с сыщиком. Расскажет чего-нибудь — наркобизнес, шпионская сеть, индийские камни. Обидеть? Ну, это смешно. Разве сыщики обижаются?

Джерри удалось довольно рано расстаться с дядей, и он, вернувшись домой, с облегчением уселся в кресло. Смешав виски с содовой в той пропорции, которую не одобрил бы Генри, он думал о том, как хорошо унаследовать девять-десять миллионов. Нет, это не зависть, но бывают же такие крестные! Его собственный ограничился серебряной чашкой.

Естественно, думал он и о том, не пьет ли где-нибудь крестник. Размышления эти нарушило звяканье ключей, падение тяжелого тела (видимо, вешалки) и громкий крик пострадавшего. Вслед за этим вошел Бифф с каким-то прыщавым типом.

— Хи-и-и, — сказал он. — Джерри! Ты тут! Ик! Качался он настолько, что диагноз не представлял труда.

— Бифф, ты напился, — определил суровый Джерри.

— А что? — откликнулся Бифф, пытаясь сесть в кресло, но падая на пол. — Миллионер, не фунт изюму! Уныние — большой грех. Я тебе скажу, если утром обрел богатство, вечером пей и гуляй. Мой друг, Перси Пилбем.

У друга, на редкость неприятного, были близко посаженные глазки, не говоря об усиках, баках и мерзкой манере мазать чем-то волосы. Джерри он напомнил отрицательных персонажей раннего Ивлина Во и понравился не больше, чем Генри Блейк-Сомерсет.

— Сыщик, — объяснил Бифф. — Такое бюро «Аргус». Попроси его как-нибудь рассказать о деле Николсон против Николсона, Олсопа, Бакстера, Фробишера, Давенпорта и др. Ну, пока! — Он с трудом поднялся и побрел в спальню. — Освежиться надо.

Перси Пилбем хихикнул и покрутил усик.

— Ой, что было! — сказал он.

— Могу себе представить.

— Спасибо, довел сюда.

— Нелегкое дело.

— Это уж точно. Кидался на полицейских. Еле оттащил.

— Слава Богу.

— Он часто такой?

— В Нью-Йорке бывало часто.

— Подумать, как эти напитки действуют на людей! Я знаю одного, некий Мерфи, он мухи не тронет. Чем больше пьет, тем добрее.

— Особый дар.

— Да, да. Что ж, я пошел. Рад познакомиться. Проводив его, Джерри нашел Биффа. Тот умывался. Самое время для серьезной беседы.

— Ложишься? — начал Джерри. — Правильно. Спи и думай о завтрашнем похмелье.

Мокрое лицо озарилось недоверчивым удивлением.

— Ложусь? Ну, что ты! Я умываюсь. Надо стукнуть полисмена.

— Что, что?

— Стукнуть полисмена.

— Нет, — сказал Джерри, — не надо. Бифф это обдумал, складывая полотенце.

— Надо, — решил он. — Этого требует честь. Знаешь такого, на углу? Усы рыжие.

— Видел.

— Вот его. Он сделал пре-дуп-ре-ждение. Да, так и сказал, делаю… ну, это. Мне! Кристоферу! Мы таких вещей не спускаем.

— А ты что делал?

— Ничего. Стоял. Гордо и тихо. Ну, пел. А почему нельзя петь? Тут свободная страна или что?

— Свободная.

— Так я и думал. Возьмем Великую Хартию.[52]

— А что там?

— Если я не спутан, там разрешается петь. Что эти бароны, дураки? Припекли короля, ну, как его, он им все подписал — а такую важную вещь забыли? Нет. Знаешь, что теперь плохо? Мало поют. Только начнешь — бац, рыжие усы. Ничего, он у меня попляшет. Не трогай нас, Кристоферов, — и мы вас не тронем. Но обид не спускаем. Ик.

— Бифф, ложись.

— Нельзя. Возврата нет. Честь, сам понимаешь.

— А что скажет Кэй?

— Она будет мной гордиться.

— Может быть, у него — жена и дети.

— У него рыжие усы.

— А еще и дети.

— Бывает, — согласился Бифф. — Что ж он о них не думал? Джерри закрыл дверь.

— Ау! — услышал он.

— В чем дело?

— Я не могу выйти.

— Это заметно.

— Ты меня запер!

— Рад служить.

И Джерри пошел к себе, думая о том, что совершил ради Кэй подвиг. Великая любовь вручала ему ее несчастного брата.

Клетушка, отведенная Джерри, располагалась двумя этажами ниже апартаментов хозяина, и многие (в том числе — он сам) полагали, что для людей она непригодна. В полной духоте, среди заляпанной чернилами мебели нелегко сосредоточиться; и когда наутро заворочалась ручка, возвещая о том, что кто-то оторвет его от трудов, Джерри обрадовался. Вошел рассыльный, принес анкету, которую заполняли все, кому понадобился скромнейший из сотрудников «Мамонта». Выглядела она так:

Имя, фамилия Эдмунд Биффен Кристофер

К кому К издателю «Светских сплетен»

По какому делу По срочному. Джерри, старик, очень важно!

— Пускай войдет, — сказал Джерри, готовясь у упрекам. Уходя излома, он открыл спальню, но понимал, что гордый дух Кристоферов непременно воспротивится заточению.

Как ни странно, Бифф не гневался. Он был серьезен, но не сердит. Проговорив: «Ну и помещеньице!» — гость смахнул пыль со стула и сел.

— Джерри, старик, — начал он, — поднапрягись и вспомни прошлый вечер.

Это труда не представляло.

— Ты надрался.

— Да, да. А что было?

— Ты пришел с каким-то Пикфордом.

— С Пилбемом. Очень занятный человек. У него сыскное агентство. А что было?

— Ты хотел опять уйти и треснуть полицейского.

— А потом?

— Я тебя запер.

Бифф кивнул.

— Так я и думал. Джерри, старик, большое тебе спасибо. Ты меня спас. Одно слово, морская пехота. Если б не ты, знаешь, что было бы? Упадок и крах.[53] Да. Он бы меня арестовал.

Джерри согласился, хотя и не понял, почему такой ветеран боится ареста.

— Тебя же всегда водили в участок! — заметил он.

— Да, Джерри, старик, но это совсем другое дело. Тогда, в Нью-Йорке, с меня слупили бы десятку, а теперь — миллионы.

— Не понял.

— Сейчас поймешь. — Он вынул из кармана бумагу. — Знаешь, что это?

— Похоже на письмо.

— Письмо и есть. От нью-йоркских юристов. Взял в отеле и — не поверишь! — чуть не упал.

— Как вчера.

Бифф с укоризной на него посмотрел. До шуток ли?

— При чем тут вчера? Уже сегодня.

— Да, да.

— Так вот, я чуть не упал. Помнишь, они обещали письмо? И прислали. Но это — динамит, а не письмо. Помнишь, про опеку? Это такая гадость, такая мерзость, слов нет! Нельзя так издеваться над людьми. В общем, опекуны присосались к деньгам, как липучка, а я ничего не получу до тридцати лет.

— Да тебе скоро тридцать!