Я следил за ее статьями в студенческой газете «Кримзон», старался сесть поближе к ней в университетской столовой. Она подходила ко мне поболтать, а потом стала подсаживаться за мой столик.

Казалось, я ступил на путь превращения в нормального человека. Может быть, я сумею выскользнуть из ловушки дзета-измерения моей жизни. У меня появился шанс измениться, последняя возможность стать таким, как Джейсон Гарнер!

Совместные обеды продолжались недолго — семестр или два; мы смеялись и болтали в столовой. Она рассказывала о семье, о частной школе. Уверенная в себе умница проводила время с людьми вроде Джейсона. Я считал, что она, с ее проницательностью и критическим мышлением, видит их насквозь. Мне хотелось, чтобы Эрика оценила и меня.

Над ситуацией смеялись и годы спустя: классическая парочка — невинная принцесса и влюбленный злодей. Хохотали даже отпетые негодяи. Все, кроме меня, знали, что происходит, но я в круг Джейсона был не вхож. Не знал даже, что они знакомы.

В то лето профессор Берк, краса и гордость кафедры, нобелевский лауреат, предложил мне работу в лаборатории физики высоких энергий. Поразительная честь! На его семинар по физике элементарных частиц приглашали только лучших студентов. Я был самым юным слушателем этого семинара. Я поделился своей радостью с Эрикой — больше было не с кем.

Мне разрешили пользоваться ускорителем элементарных частиц для проведения простеньких экспериментов. С его помощью я открыл дзета-измерение и спровоцировал несчастный случай, положивший конец моей академической карьере и явивший миру Сполоха.

Приближаюсь к хранилищу и замечаю нечто подозрительное… полы чуть выше, чем в коридоре — реагируют на давление? Нажимаю кнопку на Жезле силы, поднимаюсь на три дюйма в воздух. Еще одно нажатие — и я медленно вплываю в центр комнаты. Вокруг меня вьются лазерные лучи-ловушки.

Зеркало Лазератора поблескивает за сетчатой дверцей шкафа в глубине лаборатории. Идиоты забыли о нем! Свет стекает с него ручьями; прибор почти невесом. Зеркало способно преображать видимый свет в силовую волну и отражать гравитацию. Наконец-то! Первый этап плана завершен.

Остановить Лазератора смогли только совместные усилия «Чемпионов», «Батальона» и самого Громобоя! Зеркало ничуть не изменилось с тех пор, как его создатель выпустил его из рук посреди Бродвея, в самом начале Сорок первой улицы. Всеми забытое, оно пылилось в шкафу, наполняясь гибельным блеском.

Несчастный случай с Джейсоном изменил все. Меня изгнали из экспериментальной лаборатории, Я твердил, что моей вины нет, что он сам шагнул в зону эксперимента! Мои теоретические установки были абсолютно правильны, но никто, даже Берк, не хотел иметь со мной дела. А ведь никто не пострадал — наоборот, кое-кто получил супермогущество!

Грань между гением и изгоем стирается легко. Меня занимала проблема дзета-луча; пытаясь ее разрешить, я стал пропускать занятия. Шел седьмой семестр учебы; в одном свитере (моем единственном, кстати сказать) я бродил по обледенелым дорожкам Гарварда, бормоча себе под нос. Совершенно незнакомые мне люди узнавали и избегали меня; к тому времени Джейсон вступил на звездный путь славы, залихватски сменив имя и бросив колледж. Эрика вскоре последует за ним — отважная журналистка и подружка нового супергероя.

Я превратился в университетскую легенду; на меня показывали пальцами в кафе на четвертом этаже, где я пил кофе и грыз леденцы. Я не вылезал из библиотек, погруженный в научно-исследовательские изыскания, копался в картотеках. В полночь охранники выгоняли меня вон, но каждое утро я сидел на ступеньках библиотечного крыльца, ожидая, когда отопрут стеклянные двери. Моя жизнь проходила в гуле флуоресцентных ламп, в шелесте страниц и в грохоте сдвигаемых стеллажей. Я заказывал старые книги, которых никто не читал десятилетиями; тома со странными, но весьма информативными пометками, нацарапанными на полях студентами двадцатых и тридцатых годов. Там мне попалось на глаза имя Эрнеста Кляйнфельда. К сожалению, у авторов научных трудов, собранных в библиотеках старейших и мудрейших институтов Америки, не было ответов на мои вопросы.

Я съехал с кампуса и поселился неподалеку, в квартирке цокольного этажа на Дэвис-сквер в Сомервиле; шатался по кофейням и книжным магазинам. Однажды на улице встретил группу новичков-первокурсников, и услышал, что меня окрестили «парень с дзета-лучом».

Ночью, ворочаясь на жесткой койке, я чувствовал себя камнем на дне реки, в темных водах… Куда исчез мой потенциал?

Университетские власти предложили мне отдохнуть от занятий, рекомендовали проконсультироваться с психологами. Я отказался. Как обычно, ходил в библиотеку, где занимался и читал все дни напролет. В полночь здание закрывали, я оставался на ступеньках у входа. Долгая зима закончилась; стояла теплая, туманная майская ночь. Студенты спешили в общежитие, смеясь и болтая о всякой ерунде, которая меня больше не интересовала.

Мне еще надо попасть во флигель через дорогу, время не терпит. Взвыли сирены — должно быть, охранник проснулся и опознал меня. Если известно, что в музей проник человек в костюме, то на помощь быстро привлекут супергероев со всего Восточного Побережья.

Началось: Дева зависла надо мной черным силуэтом в небе, точно богиня ночных кошмаров, зловещая и невесомая; в темноте сверкают глаза-лазеры. Полумесяц на ее костюме тускло поблескивает под светом звезд. Глушитель поля включен; она меня не заметит. Крепче прижимаю к груди изобретение Лазератора.

Мой костюм промок под дождем; вода просачивается сквозь армированный нейлон, течет по сверхзагрубелой коже. Оказаться бы подальше отсюда; хорошо бы домой… Но я — суперзлодей, вместо дома у меня — космическая станция или тюремная камера, база или канализационная труба. У меня нет второго, скрытого лица; я всегда — Доктор Невозможный.

Флигель на самом деле — склад, наполовину скрытый под землей. Выход на пожарную лестницу заперт; присев на корточки, я направляю устройство Лазератора на стальной лист. Достаточно света звезд; отражаясь, усиливаясь, концентрируясь, он прожигает металл насквозь. С грохотом скатываюсь вниз, по алюминиевым ступенькам, — руки распростерты, плащ развевается за спиной. Уже знаю, куда. Сполох далеко и не сможет меня остановить.

Я поступил в аспирантуру университета Тафтс, на кафедру физики, умудрился получить стипендию — помогли мои ранние работы и исключительные способности в области чистой математики. Однажды пришел в студенческий центр, сдавать кандидатский минимум и удивился, как молодо выглядят все старшекурсники, и как медленно они работают. Я направился к столу с законченной работой, а преподаватель не понял и решил, что я прошу разрешения выйти в туалет.

Моим куратором в Тафтсе был старенький химик, не собиравшийся вникать в мои исследования и не интересовавшийся их результатами. Работа продвигалась медленно. Эксперименты сбоили. Интересующие меня проблемы упорно отказывались раскрыть свои тайны. Я не мог разобраться в работах Кляйнфельда, его догадки десятилетней давности не поддавались моему пониманию.

Странно, но Эрика продолжала время от времени встречаться со мной за обедом, когда приезжала сюда из Нью-Йорка, где уже завоевывала себе имя в писательской среде. Но кроме этих редких проблесков, все мои контакты с людьми сводились к общению с лаборантами и системными администраторами. Бостон — дождливый, скучный город, с галереями магазинов и офисных зданий на окраинах… как раз в таких пригородах размещаются лаборатории высоких технологий. В одной из них я нашел себе работу и возможность разрабатывать свои идеи. Долгие автобусные поездки на работу и обратно проходили в полусне.

Никто не подозревал, что на меня возложено. По ночам я таращился в телевизор; с немыслимой скоростью сменялись времена года. Я ощущал, как старею, толстею, как увядают и истончаются мои способности, но дзета-измерение становилось все яснее, сияя в спектре красного излучения на границе видимого мира. Иногда мнилось, что открытие близко — я на пороге славы и известности; я докажу, что все ошибались! Вот так, в одиночестве и безвестности, чахнет гений…