Клещи постепенно начинали сжиматься.

Если, а это казалось весьма вероятным, появится третья полицейская машина, шансы Белнэпа на бегство уменьшатся катастрофически. До того он рассчитывал выскочить на скоростную магистраль, петляющую вдоль Тибра по высокой набережной, облицованной кирпичом и бетоном и обсаженной деревьями. Теперь это было слишком рискованно.

Белнэп резко выкрутил руль вправо, и его тело, отброшенное инерцией влево, повисло на ремнях безопасности. Фургон круто свернул на Лунготевере-Авентино, улицу, ведущую вдоль набережной Тестаччо.

Тотчас же Белнэп сделал еще один поворот, на виа Рубаттино с многочисленными кафе по обеим сторонам, а затем, шумно вздохнув, бросил фургон назад на виа Веспуччи, на этот раз навстречу движению. Всего через несколько сотен ярдов можно будет свернуть на скоростную набережную Тибра – если только ему удастся избежать лобового столкновения на Веспуччи.

Улица огласилась пронзительными гудками десятков клаксонов. Машины лихорадочно сворачивали в сторону, освобождая дорогу мчащемуся навстречу белому почтовому фургону.

Белнэп поймал себя на том, что его ладони стали липкими от пота. Задача маневрирования во встречном потоке многократно усложнялась тем, что ему приходилось предугадывать действия других водителей, уходящих от него. Одна ошибка могла привести к лобовому столкновению с удвоенной энергией встречных скоростей.

Весь мир сжался для него в полоску асфальта и бурлящее созвездие машин, каждая из которых потенциально несла смерть. Почтовый фургон, на огромной скорости свалившись на пандус, ведущий к скоростной магистрали на насыпи, вследствие своей низкой подвески зацепил днищем мостовую, высекая сноп искр, но Белнэпу удалось добраться до следующего моста, Понте-Палатино, и, выписав еще один головокружительный вираж, оказаться на Порта-ди-Рипагранде.

Выехав на прямую улицу, обставленную высокими безликими зданиями, Белнэп сказал себе, что теперь можно вздохнуть спокойно. Однако, взглянув в зеркало заднего вида, он увидел полдюжины полицейских машин. Как им удалось материализоваться так быстро? Тут Белнэп вспомнил большой полицейский участок неподалеку от пьяццале Портуэнсе. Выскочив на левую обочину, он промчался по ней и свернул на Кливио-Портуэнсе, одну из самых скоростных улиц в районе. И снова лишь ремни безопасности не позволили ему вывалиться из кабины.

Полицейские машины пронеслись мимо, не успев вовремя сбавить скорость и сделать поворот. Белнэп оторвался от них – по крайней мере, на какое-то время. Прибавив газу, он быстро пересек несколько переулков и, добравшись до виа Парбони, повернул налево.

Но что там впереди? Белнэп не услышал свое собственное ругательство, потонувшее в вое сирен, реве двигателя и визге покрышек.

Это же невозможно! Впереди, на ближайшем перекрестке, виа Баргони была перегорожена. Каким образом полиции удалось сделать это так быстро? Прищурившись, Белнэп разглядел две полицейские машины и переносной деревянный барьер, полностью закрывшие проезд. Конечно, можно попытаться пойти на таран…

Вот только позади него, словно из ниоткуда, с ревом возникла машина муниципальной полиции, – «Ланчия»-седан с трехлитровым двигателем с турбонаддувом, специально предназначенная для того, чтобы отлавливать лихачей на автострадах.

Белнэп разогнал фургон, наблюдая за тем, как четверо карабинеров на блокпосту – широкоплечих здоровяков в темных очках, стоявших скрестив руки на груди, бросились врассыпную. Затем он рывком перевел рукоятку переключения передач в нейтральное положение и дернул рычаг ручного тормоза в тот самый момент, когда чуть выкрутил руль влево. Фургон пошел юзом, разворачиваясь на месте. Мощная «Ланчия» завизжала тормозами, уходя от столкновения с ним, и с грохотом застыла, разбив перед о пожарный гидрант.

Отпустив ручной тормоз, Белнэп втопил педаль газа в пол, выкручивая руль обратно. Фургон задрожал; громкий звон сообщил о том, что с колес слетели колпаки, не выдержав давления на диски. В тот же самый миг чудовищная нагрузка на трансмиссию привела к тому, что моторное масло проникло в цилиндры, и в зеркало заднего вида Белнэп увидел вырвавшееся из выхлопной трубы облако густого черного дыма. Но ему удалось развернуться, не потеряв ни секунды. Теперь он понесся во встречном направлении по виа Баргони, но только на этот раз улица была практически пустая. Перегородив ее в противоположном конце, полиция неумышленно сыграла ему на руку. Свернув налево на виа Бецци, Белнэп пронесся по скоростной виале де Трастевере мимо здания Министерства информации – и оторвался от погони.

Десять минут спустя он сидел в кафе, где наконец смог заказать чашку кофе, которую ему посоветовал Джанни Матуччи. Свою усталость Белнэп замаскировал под скуку привередливого туриста. При первой же возможности он позвонил своему знакомому в полиции.

– Вот теперь мы можем побеседовать, – тихо промолвил Белнэп, стараясь говорить нормальным голосом. Нередко беглецы выдают себя своей обеспокоенностью, привлекая тем самым к себе внимание. Белнэп не собирался повторять эту ошибку.

– Ma che diavolo![26] Ты хоть знаешь, с чем мне теперь приходится иметь дело? – Голос Матуччи прозвучал с надрывом. – Ты должен выложить мне все, что знаешь!

– Сначала ты, – сказал Белнэп.

– Я совершенно серьезно, – настаивал по телефону Хэнк Сиджуик, и Андреа Банкрофт со щемящим чувством в груди осознала, что это действительно так. – Говорю тебе, этот парень найдет применение деньгам.

Андреа представила его сидящим за своим письменным столом. Сиджуик, которому было уже под сорок, по-прежнему сохранял внешность типичного американца: голубые глаза, светлые волосы, тело борца средней весовой категории, хотя подкрашенные солнцем складки у него на лбу выдавали его вовсе не первой свежести возраст. Почему-то от него неизменно пахло свежевыстиранным бельем. Сиджуик работал вместе с Андреа в компании «Гринвич», они дружили, но познакомилась она с ним гораздо раньше, еще когда Хэнк ухаживал за ее подругой по колледжу.

– В числе твоих знакомых есть самые интересные люди, – осторожно произнесла Андреа.

Ей всегда нравилось общество Хэнка, и она сперва обрадовалась его звонку. Он же, в свою очередь, был зачарован рассказом Андреа о первом заседании совета фонда с ее участием. Однако теперь она гадала, не напрасно ли была с ним так откровенна. Разве она не принесла клятву относиться к делам фонда «с особым вниманием и конфиденциальностью»? Но больше всего ее поразило, насколько мелким оказался ответ Хэнка, когда она рассказала ему о том испытании, которому подверг ее Поль Банкрофт. У жены Хэнка был один знакомый, независимый кинодокументалист.

– Он найдет двадцати миллионам достойное применение, – заверил Хэнк Андреа; такими были его первые слова.

Судя по всему, этот киношник хотел снять документальную ленту о фокусниках Ист-Вилледжа, которые проделывали над своими телами самые сомнительные опыты. Андреа бросила взгляд на дверь, тем самым непроизвольно выдавая свое нетерпение. Она говорила о спасении человеческих жизней, а Хэнку на ум пришла только эта тривиальщина?

– Ну, в общем, тут есть над чем подумать, – делано небрежным тоном произнес Сиджуик, показывая, что тема закрыта.

– Разумеется, – машинально ответила Андреа.

Неужели никто этого не понимает? Однако она не позволит дать выход своему негодованию. Ей не хотелось выставить себя высокомерным снобом. Для нее было очень важно, чтобы все видели в ней ту самую прежнюю Андреа, которую нисколько не изменило свалившееся на нее состояние.

«Но ведь это не так, – мысленно отметила она. – Вот в чем правда. Я изменилась».

Андреа решила, что пора прекратить притворяться. Теперь все стало другим.

Не успела она положить трубку, как телефон зазвонил снова.

– Мисс Банкрофт? – спросил звонивший. У него был хрипловатый голос заядлого курильщика.