Когда Пегги очнулась, она поняла, что лежит на плитняке в куче перевернутых рюкзаков. Ее одежда была изрезана скальпелем – так, по крайней мере, она решила, глядя на свои «изящные» лохмотья.

Первым делом она ощупала свое тело, потому что пришла в ужас от мысли, что ее могли прооперировать во время сна. И вздохнула с облегчением: кажется, пронесло! Добросовестный доктор Скелет осмотрел ее из профессионального интереса, но повода для хирургического вмешательства не нашел. Рядом с ней посапывал во сне синий пес. Пегги тотчас перевернула его на спину, чтобы проверить, нет ли где швов.

«Уф, – выдохнула она. – Он цел и невредим. Так-то оно лучше!»

Она растерла плечи. Ей было зябко, но у нее словно камень с души свалился. От анестезии мысли ее путались, мозги были затуманены. Хорошо, что здоровье у нее оказалось лошадиным и ей ничего не вкололи, и она очнулась поутру. В отличие от Себастьяна, над телом которого таинственный врач снова колдовал до зари.

Девочка попробовала подняться, но тут же села обратно – ноги были все еще ватными.

Напомнивший о себе день просачивался через трещины в своде и отбрасывал в ротонду серый свет. По плитняку семенила мышь, подъедавшая остатки пищи и хлебные крошки, смешавшиеся с раздробленной щебенкой. Пегги была уверена, что это та самая мышь, которую накануне она нашла спящей на камне. Та самая, чье брюшко украсил махонький шрам. И если мышонок оклемался, значит, доктор Скелет посчитал, что тот уже здоров как бык. А вот про Себастьяна ничего утешительного сказать было нельзя, он по-прежнему был пленником спального мешка. Впрочем, всем известно, что на животных все заживает быстрее.

Со второй попытки Пегги удалось встать. От газа во рту остался гадкий привкус. Она сделала несколько нетвердых шагов по ледяному плитняку. Ее одежду можно было выбрасывать на помойку, но больше всего ее раздражало то, как она позволила затуманить себе мозги существу из черного замка.

Кто бы он ни был, великий знахарь, врачеватель или доктор Скелет, он ее провел, как дуреху, как последнюю дурочку, просто-напросто окружив себя облаком анестезирующего газа!

Пегги Сью не могла оставаться в таком виде, если не хотела подхватить насморк. Новую одежду следовало найти немедленно, потому что, заболей она в этих местах, доктор Скелет не заставит себя долго ждать, а ей ох как не хотелось поближе познакомиться с его остро отточенным мастерством.

В рюкзаке Себастьяна она отыскала кое-какую одежду, чтобы можно было выглядеть поприличнее; затем Пегги предприняла попытку разбудить синего пса и ущипнула его за правое ухо.

– Что такое? – пролаял пес. – Ну как, из меня уже сделали сосиску? Не-а!.. Лапы-то пока на месте!

Он несказанно обрадовался и уселся, потягиваясь.

– У-у, удав с ушами! – заверещал он, задыхаясь от бешенства. – Этот псих ненормальный срезал мой галстук! Я как будто голый!

– Не ной, – шепнула Пегги Сью, – все могло быть гораздо хуже. Посмотри вон на ту мышь. Он исхитрился прооперировать даже такую кроху.

Пегги забавляла шустрая беготня маленького грызуна. Наглый мышонок ни капли не боялся посторонних, петлял между разной строительной дребедени и что-то самозабвенно грыз. Когда он становился на задние лапки, на брюшке его виднелась оставшаяся после операции проплешинка. А вот шрама как не было. Когда у него заново отрастет шерстка, следов от скальпеля там не останется.

И снова Пегги подумала о том, какие неполадки обнаружил участливый доктор в крохотном тельце: шумы в сердце? Блуждающую почку? И как следует относиться к такому избытку профессионального рвения?

– Операция по пересадке сердца серой мышке… – прошептала девочка. – Только представь! Пересадка сердца, проведенная во мраке склепа без операционного блока и навороченной аппаратуры.

– Я в шоке! Ага-ага, – подтвердил синий пес. – Да ни один врач не возьмется совершить подобное микрохирургическое чудо в таких отстойных условиях.

Чувствуя себя неловко в одежде на несколько размеров больше, Пегги снова подошла к Себастьяну. Некоторые рубцы исчезли вовсе, но на их месте возникли новые, как будто ночной хирург бесконечно переделывал свое творение на манер богемного художника, которому некуда торопиться и он спокойно вносит в картину поправку за поправкой, чтобы достичь абсолютного совершенства. Если так и дальше дело пойдет, закончит ли он когда-нибудь кромсать бедного мальчика? Очень, ну очень сомнительно. Либо… Либо, уже вернув ему здоровье, не пытается ли он теперь улучшить его? Подобно скульптору, который без конца старается улучшить свое гипсовое изваяние.

Эта гипотеза напугала Пегги. Она поспешила положить ладонь на лоб Себастьяна, а затем посчитала его пульс. У него была небольшая температура, так что тревога оказалась ложной.

– Ух ты! – вскинулся синий пес, обнюхав руку лежавшего без сознания молодого человека. – Быть может, это только мое воображение, но, сдается мне, он стал гораздо крепче и сильнее, чем раньше! Готов поставить свое левое ухо – когда я видел его в последний раз в плавках на аквалианском пляже, у него не было всех этих бицепсов-трицепсов. С ума сойти?! Он смотрится, как супергерой комиксов. Ничего себе! Терминатор Летающий Бугай. Он же Истребитель Отребья. Он же Стальной-Пупок-Заступник-Всех-Кто-Убог.

– А ведь ты прав, – признала Пегги. – Похоже, доктор Скелет делает из него культуриста…

Девочка знала, что особенно-то радоваться этим изменениям – глупо. Доктор Скелет, может, и хотел как лучше, но по прошествии времени пользы от его трудов было – кот наплакал. Пегги тут же вспомнилась полезная в хозяйстве «лапуля» шведа Фергуса. Неужели новые внутренности, имплантированные в тело Себастьяна, подвергнутся такому же превращению? Сумеет ли мальчик жить с сердцем крокодила? Скажется ли это на его поведении?

«Станет ли он злым? – подумала она. – Не захочется ли ему меня укусить?»

От всех этих треволнений она даже вспотела и перестала поеживаться от утренней прохлады. Но ее злило собственное бессилие – то, что она всего лишь зрительница таинственного спектакля, где все роли были загодя розданы другим. Теперь она была убеждена, что ночной хирург прячется в подвале языческого храма, в каком-нибудь укромном закутке. Вот только как же определить – где? Без противогаза она рискует всякий раз падать в обморок, когда доктор Скелет выберется из своего логова.

Пегги решила пройтись по саду, чтобы проветрить мозги, одурманенные миазмами анестезии.

И как только в сопровождении синего пса она ступила на тропинку, проложенную меж колючими кустами, как тотчас застыла изваянием: изумлению ее не было предела.

На месте древних изуродованных статуй на пьедесталах стояли… мумии! Мумии были перетянуты бинтами и напоминали издали группу больных с сильными ожогами, на которых с головы до ног наложили стерильные повязки.

Минуту, если не больше, девочка и синий пес не шевелились разинув рты, и не понимали, откуда что взялось.

– Умереть, не встать! – пролаял пес. – На скульптуры намотали десять километров перевязочных материалов… Ну и в чем тут смысл, они же – просто куски обтесанных камней, и ничего больше!

– Погоди! – вмешалась Пегги. – Мне кажется, я начинаю понимать. Доктор Скелет сошел с ума! Лечить всех, у кого имеются хоть какие-то повреждения, стало его навязчивой идеей.

– Ты хочешь сказать, что он поступил с изуродованными статуями так, как обращаются с живыми существами после несчастного случая?

– Да, он больше не в состоянии отличить человека от скульптуры, изображающей человека. Обнаружив этих идолов, он вбил себе в голову, что должен заживить их «раны». Эта версия хоть и отдает безумием, но по-своему вполне логична.

– Да он просто псих! – протявкал пес. – Сдается мне, что ему сперва стоило бы подлечить собственную голову, иначе поздно будет.

Пегги тихонько подошла к пьедесталам. Статуи в бандажах – это было нечто! Они напоминали хорошо отмытых мумий, ожидавших, когда же их положат в саркофаг.