Еще более приятно это, когда ты это прохождение заслужила, как я в тот год, когда на экраны вышел первый фильм со мной в главной роли, а благодаря проходящему именно в этот период на первом франкоязычном канале популярному реалитишоу мое имя скандировали на улицах все кому не лень. Это был настоящий звездный час — вдоль облаченной в красный ковер лестницы, одетые в непривычные для них смокинги, тысячи фотографов со всего мира кричат с ударением на французский последний слог: «ЭленА! ЭленА!» — и миллионы ярких вспышек слепят, конкурируя по яркости с самим солнцем. В такой момент, если ваше самомнение в надлежащей форме, то вы хоть и сделаете вид, будто поражены, когда председатель национального комитета сообщит вам, что его партия намерена выдвинуть вас в качестве кандидата на пост президента страны, на самом деле нисколько не удивитесь.

О том, когда я кусаюсь и почему французские звукорежиссеры матерятся порусски

На том самом первом Каннском кинофестивале меня и заприметил один кинодеятель. О том, что он «голубой воришка», мы с моим парикмахером узнали лишь спустя год, когда ни тому, ни другой не выплатили ни копейки зарплаты. Но тогда, в розовом свете каннской атмосферы все люди казались братьями, а акулы — милыми рыбками. Милые рыбки подплыли ко мне, по рекомендации общего знакомого, парой и начали пускать радужные пузыри. Первой рыбке было лет шестьдесят, звали ее ЖанЛуи, и профессия у нее была самая что ни на есть банально звучащая в Каннах — кинорежиссер. Второй рыбкой была его жена, которая, несмотря на французские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала «Нэйшнл Джиографик», под которым была подпись: «Крестьянка из Куигнцзибрржи ведет медведя в церковь».

ЖанЛуи дал мне почитать сценарий своего будущего фильма о жизни и творчестве великого композитора ИоганнаСебастьяна Баха и предложил сыграть роль одной из двух жен гения. Мне, провинциальной дурочке, самый первый сценарий в жизни показался восхитительным, идея сняться в первом фильме о Бахе — лестной, бред по поводу схожести высоты скул у женщин Лотарингии XVIII века и русских женщин — правдоподобным, а просьба подтянуть русских бизнесменов для финансирования — правомерной.

Режиссер казался таким валенком в продюсировании, что мне сразу же пришлось засучить рукава и помогать ему буквально во всем. Выбранный им для главной мужской роли американский актер канадского происхождения Гарри Стрэч, уже во время первого пробного съемочного дня показался мне куда менее красивым, чем те немногие французские актеры, которых мне довелось увидеть за короткое время пребывания во Франции и которых довелось снять для программы «Парижские откровения» — Энтони Делон, сын Алена Делона, и Кристиан Вадим, сын Катрин Денёв и покойного режиссера Роже Вадима. Поэтому я предложила режиссеру познакомить его с ними. Неплохо звучит — сибирячка, только что приехавшая в Париж, знакомит пожилого французского режиссера с известными местными актерами. Мне показалось удивительным, что он, имея уже утвержденного актера, согласился попробовать на роль моих знакомых, хотя более удивительным должно было бы мне показаться, что он их не знал сам. Я оставила сообщения на мобильных телефонах обоим. Первым откликнулся Кристиан. Он и получил роль.

Снимали в семидесяти километрах от Парижа, в старинном замке и на улицах древнего городка, в котором время могло казаться остановившимся, если бы не иногда попадающие в кадр провода и электрические лампы.

Кристиан Вадим, дабы не посрамить имя великого соблазнителяотца, женатого последовательно на Бриджит Бардо, Катрин Денёв и Джейн Фонде, или унаследовавший от того страсть к блондинкам, пошел в атаку. В эпизоде, когда ИоганнСебастьян предлагал АннеМагдалене выйти за него замуж и по сценарию и правилам того времени целомудренно целовал ее, во время репетиции все шло как положено. Но как только включалась камера, шаловливый Кристиан начинал распускать язык и залезал им за границы положенного, то есть прямо мне в рот. От такой вольности я покраснела и, окончательно рассердившись, укусила его за эту несдержанную часть его анатомии. Кристиан побелел, но виду не показал и мужественно доиграл сцену до конца. Но вечером, в отеле, в котором проживала наша съемочная группа, передо мной встала реальная угроза продолжить знакомство с другими частями его анатомии. Звонок в моем номере раздался уже после того, как я улеглась спать. «Мне не хватает человеческого тепла», — пожаловался хитрец. Понимая, что язык у него больше не болит, а память у него короткая, я решила слегка поработать психоаналитиком или добрым другом, но предупредила: «Только не вздумай ко мне приставать и захвати с собой свое одеяло!» Кристиан мигом примчался с другого этажа, прижимая к себе одеяло. Я начертила невидимую линию на кровати, благо она была огромная, и голосом старшего пограничника попросила эту границу не нарушать. Улегшись и укрывшись своим одеялом, Кристиан чтото мямлил про одиночество и несчастную актерскую кочевую долю, но я была непреклонна: «Секс ради секса — не для меня!» «Тебе сначала мозги отыметь надо!» — обиделся он и заснул. Так мы и проспали, как целомудренные школьники, в разных углах кровати, каждый под своим одеялом.

Спустя несколько месяцев, после того как фильм вышел на экраны в Европе, на одном известном французском телевизионном токшоу Кристиану предложили позвонить мне, его партнерше по фильму, тут же в прямом эфире. У меня, не ведавшей об этом, зазвонил телефон: «Привьет, как диля?» — услышала я бодрый, коверкающий русский язык голос Кристиана, которого я научила во время съемок паре русских выражений, памятуя о его русской фамилии Племянников, которую он до сих пор носит в паспорте. «О, привет, красавец, ты не очень на меня сердишься за то, что я тебе отказала?» И вдруг я слышу взрыв хохота полусотни людей и голос известного ведущего Лорана Рюкье: «Вот это сенсация, а мы не знали!» Когда я осознала, что мы в прямом эфире, было уже поздно — репутация Кристианаловеласа была уже подмочена. Видимо, чтобы отомстить, несколько позже он написал на меня несуразную кляузную бумажульку, по просьбе режиссерамошенника, судившегося с моими адвокатами, считавшими, что за работу нужно платить не только им, но и начинающим актрисам, с которыми к тому же подписаны договора, но потом мы все равно с ним помирились, тем более что я предложила ему роль в очередном фильме, но это уже было намного позже.

Кусать Кристиана за язык было не самым сложным в фильме. С актерской точки зрения куда тяжелее была сцена смерти ИоганнаСебастьяна, которого АннаМагдалена находит уже остывшим в кровати после неудачно проведенной операции на глазах. Кристиан, весь в морщинках, по специальной технологии макияжа накладываемых ежедневно по четыре часа и почемуто пахнущими рыбой, лежал, на чем его актерский труд в этой сцене и ограничивался. АннеМагдалене же, то есть мне, приходилось куда труднее — нужно было разрыдаться за десять секунд. Это только так кажется непосвященной публике, что актеру разреветься в кадре — раз плюнуть, особенно с помощью всяких глазных капель. Ан нет, капель мне не предлагали, а разрыдаться надо было всерьез и несколько раз подряд — репетиция и несколько дублей. И тут, некстати, съемочная группа решила надо мной подшутить. Дело в том, что мой русский парикмахер, работающий со мной в этом фильме, имел словарный запас такой же широкий, как и диапазон оперных певцов — от лексикона светских львиц до малоэлегантных выражений водителей грузовиков. И, в промежутках между сценами, он забавлялся тем, что обучал французских технарей русской матерщине. Самым способным оказался звукорежиссер, который по профессиональным причинам имел прекрасный музыкальный слух. Поэтому неприличное слово, рифмующееся со словом «конец», но начинающееся на букву «п», у него получалось прекрасно. И вот, после репетиции, как и положено, первым команду о готовности к съемке дает звукорежиссер: «Ca tourne!», что означает, что его аппаратура начала работу. Затем оператор дает свою команду: «Ca tourne!», и уже после этого режиссер или его помощник дает основную команду для актеров: «Action!» В обычной ситуации на этом команды ограничиваются. Но на этот раз весельчаки, перемигиваясь, решили повеселиться, и звукорежиссер громко, как четвертую команду, произнес это самое слово «п……ц!» на безупречном русском языке. А мне плакать надо через несколько секунд, а они все прыскают в кулаки, во главе с парикмахером. Потом мне объяснили, извиняясь, что они думали, что все посмеются и сцену переснимем. Но ято этого не знала и доиграла эту, и без того трудную, сцену до конца. В знак уважения, как он потом выразился, перед моим «актерским мастерством», чуть позже, на обеде, провинившийся звукорежиссер в качестве извинения принес мне свой десерт. Дипломатической напряженности между народами удалось избежать.