Конечно, эта ее тактика имела свои недостатки. Ну взять хотя бы то, что Нина даже однажды не могла позволить себе одобрить что-либо или проявить радость из опасения лишиться хотя бы частички внимания к своей персоне. Это неизбежно, и, чтобы заглушить тоску на сердце, она порой изрядно выпивала. И только в семье, где проявлялось ее чрезмерное недовольство, Кеннет и Клементина все еще не оставляли бесплодных усилий ублажить ее. Адам же давно оставил эти попытки.

И дело было не в том, что Грэхемы больше других чувствовали те силы, которые ими управляли. Они бессознательно долгие годы играли в какую-то игру, не зная толком ее правил.

Сейчас эти правила требовали от Адама дать всем понять, что он рассердился, хотя и притворялся (убеждая в том главным образом себя), что его ничуть не интересует мнение матери о его поступках, но прежде чем решиться жениться на Катринке, а потом обвенчаться с ней в Кап-Ферра, он должен был доказать, самому себе, что ему это вовсе не безразлично. Притворяясь абсолютно равнодушным, он все же бессознательно надеялся уловить ее одобрительный жест, удовлетворенную улыбку или почувствовать спонтанное объятие, которые бы убедили его в том, что ему удалось сделать свою мать счастливой. Конечно, ему хотелось, чтобы она одобрила его выбор, чтобы ей понравилась Катринка и чтобы она даже ее полюбила. И он вспомнил, как однажды в детстве на свои карманные деньги он купил матери брошку – подарок ко дню ее рождения, а в ответ на это услышал от нее лишь сухую благодарность и сентенцию, что никогда не следует дарить женщине дешевые ювелирные изделия, если хочешь продемонстрировать ей свое внимание. С тех пор он никогда больше не дарил ей подарков.

Конечно, Адам в основном разозлился на самого себя за то, что опять дал себя вовлечь в ее игру, но он хотел верить, что его злость направлена только на мать и к нему не имеет никакого отношения: например, за то, что она так искусно сейчас унизила собственного мужа.

Хотя ее презрение к нему наложило отпечаток на его собственное отношение к отцу, он из принципа чувствовал себя обязанным защищать его и даже любить.

– Современные яхты используют стекло, пластик, алюминий, различные легкие сплавы, которые увеличивают их скорость, – торопливо пояснял Адам, боясь, что его раздражение становится заметным, хотя отец, казалось, вовсе не заметил выпада своей жены. – А папа работал исключительно с деревом.

– В наше время приходится в основном переделывать старые яхты, поскольку сейчас мало таких безумцев, которые бы заказывали новые яхты из дерева. Но мне нравится моя работа. И я ее делаю хорошо.

– Достаточно хорошо, чтобы поддерживать семейную крышу над головой, – сказал Адам, указывая на столовую с ее обитыми шелком стенами, бесценными картинами, застекленными шкафами, в которых красовались севрский фарфор, фарфор от Веджвуда, хрусталь баккара и заводов Устерфорда.

– Не будь вульгарным, Адам, – перебила его Клементина, которая решила заговорить, видя нахмуренное лицо матери.

– И все же, по-моему, нет ничего лучше дерева, – сказал Кеннет, как обычно пытаясь предотвратить ссору. Как и все в семье, он знал, что семью поддерживает наследственный капитал, а вовсе не его доход, но относился к этому равнодушно.

– А все эти новые материалы я оставляю своему сыну и благословляю его.

– Да, я намерен использовать самые современные из них, – сказал Адам, поддерживая отца и продолжая эту дискуссию только ради Катринки.

– Я слышал, твоя судоверфь в Бремене получила от Хассана заказ на яхту, – сказал Кеннет.

– Да.

– Хассана? – спросила Клементина.

– От принца Халида ибн Хассана. Из Саудовской Аравии. Нефтедоллары, – уточнил Уилсон.

– О-о.

– Ну, ты растешь. Поздравляю, – сказал Кеннет.

– Да, – согласился Адам. – Это была настоящая удача.

– Ах, не заводите разговоров на профессиональную тему, – перебила Нина. – А то мы действительно замучим Катринку до смерти.

– Нет, нет, – ответила Катринка. – Меня очень интересует бизнес.

– Ах, да, – холодно произнесла Нина. – Эта ваша гостиница. Я чуть не забыла.

И все надежды Катринки, что мать Адама хоть чем-то заменит ей ее собственную, тут же развеялись. В памяти Катринки всплыл образ Илоны Лукански, и она вспомнила то чувство удовлетворения, испытанное в тот день, когда она, наконец, решилась защитить себя и дать ей сдачи. Но, конечно, она не может ударить эту ужасную женщину, которая была матерью Адама, не может победить ее в соревновании, поэтому ей ничего не остается, как только терпеть. Но Катринка поняла, что это будет даваться ей очень нелегко.

Нина Грэхем настояла на небольшом приеме в честь бракосочетания Адама и Катринки, чтобы представить новобрачную родственникам и друзьям, так что в те первые несколько недель после приезда Катринки в Соединенные Штаты она либо посещала вместе с Дэйзи Эллиот фешенебельные рестораны, где ей представляли все новых и новых людей, либо курсировала между Нью-Йорком и Ньюпортом, помогая своей привередливой свекрови в подготовке к приему, которого ни она, ни свекровь особенно и не хотели, и обе они были бы довольны, если бы можно было вовсе не сталкиваться друг с другом. Но если Нина Грэхем не могла прямо приказать Катринке не вмешиваться в приготовления, то Катринка, в свою очередь, не могла позволить Нине Грэхем, чтобы та отодвинула ее в тень во всем, что касалось ее собственного бракосочетания. С одной стороны, она хотела узнать, что за урок собиралась преподать ей ее свекровь, а с другой, она надеялась доказать, что и сама кое-чего да стоит. В конце концов, если она и не очень хорошо ориентировалась в жизни Нью-Йорка и Ньюпорта, то все же работала в одном из самых больших отелей Европы и долгое время успешно вела дела в своей собственной гостинице, она кое-что знала о проектировании и менеджменте, о питании и удобствах для клиентов.

Прием проходил в «Тополях» под огромным полосатым тентом, натянутым в парке. Кухню обеспечивали местные компании, цветы привезли из Нью-Йорка, громадный свадебный торт – из штата Массачусетс, были приглашены ансамбль классической музыки и поп-группа. Кроме ближайших родственников, среди гостей на приеме были представители других ветвей Грэхемов и Лэндоров; друзья – Лючия ди Кампо и Ник Кавалетти, Александра Оуджелви со своими родителями, Стивен и Дэйзи Эллиот, представители от бостонских Эллиотов, Очинклоссов, Морганов, Вандербильтов и Асторов, священник епископальной церкви, включая одного епископа, который был каким-то дальним родственником Грэхемов, ректоры Гарварда и Массачусетского технологического института, представители Тиффани, Ай-Би-Эм, Чейз Манхэттен и колледжей Лазар Фрер и Киддер Пибсуди. Все изрядно выпили, натанцевались, хорошо посмеялись и дружно признали, что Адам и Катринка – просто потрясающая пара и что они не припомнят такого прекрасного званого вечера. Успех этого приема заставил Нину и Катринку если не симпатизировать друг другу, то, по крайней мере, неохотно проявить по отношению друг к другу нечто похожее на уважение, хотя по поводу приема Нина произнесла всего лишь несколько слов.

– По-моему, все получилось не так уж и плохо, не правда ли? Конечно, аранжировки цветов были уж слишком экстравагантными, а музыка временами была слишком… громкой.

– Все чрезмерное вызывает у мамы страшную головную боль, – сказала Клементина.

Во время недельного круиза по Средиземному морю па яхте, заказанной Адамом для их так называемого второго медового месяца, Адам предложил Катринке переехать на другую квартиру. Жилье на Саттон-Плейс, по его мнению, было хорошим для холостяцкого житья-бытья, но совсем не подходило для того образа жизни, который он намеревался вести в будущем. Хотя ему самому прежняя квартира нравилась, он понимал, она не вызовет восхищение или ощущение комфорта у его деловых партнеров, а следовательно, не поможет заключить удачную сделку. Кроме того, она была слишком мала для того, чтобы устраивать такие приемы, какие ему понадобятся в будущем, не говоря уже о большой семье, которую он хотел бы иметь.