«Я действительно ни разу не пожалела», – подумала Катринка и потрогала брошку от Картье в виде леопарда, приколотую на лацкане костюма. Ее подарил ей Марк вместе со множеством других вещей за эти девять месяцев, как они стали любовниками; она получала от него цветы, одежду, украшения и, самое главное, его любовь: такую любовь, которую она искала многие годы, всеобъемлющую, равноправную, поддерживающую; такую любовь, которая позволяла различные мнения, которая уступала при необходимости, которая все понимала и все прощала. Катринка была убеждена, что такая любовь была у ее родителей.

Катринка делала все возможное, чтобы защитить эту любовь, прятала ее от любопытных глаз толпы, сохраняла ее в секрете от всех, кроме Робин, которая организовывала все их поездки, и Анны, которая готовила для них обеды и ужины, когда они тихо коротали время у нее дома, и, возможно, Сабрины, которая была слишком запугана, чтобы болтать. Катринка не могла забыть того собственнического выражения лица Адама, которое появилось только при одном подозрении, что у Катринки есть другой мужчина, и больше всего на свете желала, чтобы не было никаких проволочек с разводом. Необходимо было как можно скорее поставить Адама в такие условия, чтобы он не мог больше причинять ей зло, чтобы он как можно скорее исчез из ее жизни, навсегда.

Весной, после недели блаженства с Марком на принадлежавшем ему небольшом пустынном островке Гебридского архипелага, Катринка вернулась в Нью-Йорк и стала форсировать дело о разводе. К июню договоренность о разделе имущества была достигнута, и, согласно ей, она получила виллу в Кап-Ферра и наличными свою долю в нью-йоркской квартире, которая должна была быть выплачена ей в течение десяти дней, до двадцатого декабря, когда развод будет зарегистрирован. Двадцать первого они с Марком решили пожениться.

Но теперь… Она смахнула слезы с лица, взяла отчет агентства «Цейс» и просмотрела его вновь. Теперь… Неуверенность охватила ее. Как Марк отнесется к этому? Стоит ли подвергать опасности свое будущее? После всего?

Зазвонил телефон, и Катринка вздрогнула. Она подняла трубку, зная, что это звонит Адам, еще до того, как услышала его голос. Вернее, голос его секретарши.

– Госпожа Грэхем, пожалуйста, господин Грэхем хочет поговорить с вами, – сказала она уверенно, как будто никто никогда не отказывался разговаривать с Адамом.

– Ты поздно возвращаешься, – сказал он. – Где ты была?

Ей так хотелось сказать ему, что это не его дело, но потом раздумала.

– В «Праге».

– Я искал тебя там. Должно быть, не застал.

– Да, – согласилась она, не способствуя продолжению разговора.

– Может быть, вместе пообедаем сегодня?

– Извини, я занята.

– Ты все время занята последнее время, – сказал он с подозрением в голосе.

– Не больше обычного, – ответила она абсолютно ровным голосом.

– Мы должны поговорить, – сказал он. – Это очень важно.

– О чем?

– О разделе имущества.

– О, нет, Адам, нет. Все уже решено.

– У меня возникла небольшая проблема.

– Обсуди это с моим адвокатом.

– Я хочу обсудить это с тобой, – сказал он воинственно.

– А я не хочу ни о чем больше говорить. Все, Адам. Все. Все кончено.

– Это о квартире. Я ее заложил, – сказал он, меняя тактику, голос зазвучал теперь умоляюще. – Дай мне еще немного времени.

Она уже не могла четко оценивать финансовое положение Адама. Иск против «Грэхем Марин» все еще висел над ним, она знала об этом, и так как состояние экономики продолжало ухудшаться, она понимала, что дела со строительством роскошных яхт, с туристическими круизами и танкерными перевозками вряд ли значительно улучшились. С другой стороны, она прочитала в «Уоллстрит джорнэл», что верфи в Коннектикуте получили военный заказ и что итальянская компания сделала предложение «Олимпик пикчерс». Если все хорошо взвесить, то он не находился в таком уж плохом положении. Она подумала, что он, как обычно, не хотел расставаться с тем, что имел.

– Продай несколько бриллиантов, которые ты недавно подарил своей подруге. Этим и оплатишь квартиру.

– Ты знаешь, что все это чушь собачья, – сказал Адам.

У него была новая подружка, другая актриса, не пользовавшаяся успехом и, если верить Томашу, не очень талантливая. Казалось, что Натали навсегда ушла из его жизни. По словам Сабрины, она пыталась продать свою сеть хорошо работавших специализированных магазинов Жан-Клоду и вела переговоры с богатым торговцем недвижимостью, имевшим интересы в Австралии, Японии, а также в Соединенных Штатах.

– Кстати, об украшениях, – продолжал он, – откуда у тебя эта брошь с леопардом, которая была на тебе сегодня? Разве я тебе ее купил? Может быть, ты продашь ее и используешь эти деньги, чтобы выкупить мою долю квартиры?

– Ты найдешь способ уложиться в срок, – сказала Катринка мягко, не обращая внимания на его реплику. – Я верю в тебя.

– Я прошу только о двух неделях.

– Нет, – сказала Катринка твердо. – Адам, почему ты все споришь? Для нас обоих будет лучше урегулировать все сейчас.

– У тебя все еще проблемы с глаголами.

– Уже почти два года, – продолжала она, не обращая внимания на его замечание. – Уже слишком давно я живу в состоянии неопределенности. Я хочу, чтобы ты ушел из моей жизни навсегда.

– Никогда, – повторил он, как когда-то несколько месяцев назад, упорно не желая признать неизбежное.

– Встретимся на суде, – сказала она. – Двадцатого, – и повесила трубку.

Как все изменилось, подумала она. Она стала другой. Год назад она бы плакала от боли и гнева после телефонного разговора с Адамом. Сейчас она была только слегка раздражена, как будто он уже был отрезанный ломоть.

Новые проблемы, неразрешенные еще пока проблемы – вот что волновало ее сейчас. Некоторое время Катринка сидела спокойно, обдумывая, что ей необходимо сделать. Сейчас в Париже, должно быть, около десяти часов, вычислила она. Поль Цейс предусмотрительно оставил ей свой домашний телефон. Катринка набрала номер, нетерпеливо выслушала все щелчки и шумы на линии, затем непривычные двойные гудки на том конце провода, пока, наконец, не ответил женский голос, который показался Катринке недовольным. По-видимому, женщина считала, что звонить в такое время совершенно непростительно. Катринка представилась, попросила позвать Поля Цейся и услышала неохотно-ворчливое «Подождите». Она ждала, как ей показалось, не меньше часа. Наконец, подошел Поль Цейс и поздоровался.

– Господин Цейс, я получила ваш отчет.

– Да?

Все еще не веря в то, что она прочитала, чувствуя страх и радость, сменявшие друг друга, Катринка спросила:

– Это правда? Вы нашли моего сына? Вы уверены в этом?

– Пет никакого сомнения, госпожа Грэхем, – сказал Цейс уверенно.

– Боже мой, – пробормотала Катринка. После смерти Циммермана она была абсолютно уверена, что потеряла последний шанс, и поэтому перестала надеяться, позволив Цейсу продолжать поиски только для того, чтобы потом она могла сказать себе, что сделала все от нее зависящее. Ей казалось невероятным, что Поль Цейс нашел ее сына. В это невозможно было поверить, хотя она знала, что это была правда. – И теперь, – сказала она возбужденно, радость наконец-то одержала верх над страхом, – что мы будем делать?

– Как всегда, госпожа Грэхем, вам решать.

В то утро Марк улетел в Австралию, чтобы обсудить условия покупки газеты и издательства в Сиднее. Предположительно он будет отсутствовать неделю; это означает, что у Катринки не так много времени, чтобы решить все проблемы, хотя бы со своей стороны к моменту его возвращения.

Сожалея, что она больше не может пользоваться личным самолетом семьи Грэхемов, она позвонила Робин и попросила ее заказать себе билет на ближайший самолет в Мюнхен. Оттуда Катринка доберется до Кицбюэля на машине, где, по словам Поля Цейса, ее сын остановился на неделю в гостинице «Замок Грюнберг». Она быстро упаковала вещи, съела ужин, приготовленный Анной, приняла душ, оделась и, пока Лютер относил лыжи и багаж в машину, объяснила Анне все, что необходимо сделать в ее отсутствие, и затем уже в машине по дороге в аэропорт обговорив с Робин список поручений.