КЛИЯН: …Да, смейся! Ты знаешь сам, что никогда не кину моей бессильной Эллы… Вот где ужас не в смерти, нет, — а в том, что в кровь вселилось какое-то рыдающее чувство, смесь ревности неведомой и жажды отверженной и нежности такой, что все закаты перед нею — лужи малярной краски, — вот какая нежность! Никто не знал! Я — трус, гадюка, льстец, но тут, — вот тут… ДАНДИЛИО: КЛИЯН: Любовь в ладони сжала сердце… держит… не отпускает… Потяну — сожмет… А смерть близка… но как мне оторваться от своего же сердца? Я — не ящер, не отращу… ДАНДИЛИО: Ты бредишь, успокойся: тут безопасно… Улица пустынна и солнечна… Ты где же смерть приметил? На корешках моих уснувших книг — улыбка. И спокоен, как виденье, мой попугай святой. КЛИЯН: От этой птицы рябит в глазах… Пойми, сейчас нагрянут — нет выхода!.. ДАНДИЛИО: Опасности не чую: слепая весть, повеявшая с юга, что жив король, так опьянила души неслыханною радостью, — столица от казней так устала, — что, покончив с безумцем главным, с Тременсом, едва ли начнут искать сообщников его. КЛИЯН: Ты думаешь? Да, правда, светит солнце… И выстрелы умолкли… Не открыть ли окно, не посмотреть ли? А? ДАНДИЛИО: К тому же есть у меня одна вещица… хочешь, я покажу? Вот тут, в футляре мягком… Мой талисман… Вот, посмотри… КЛИЯН: ДАНДИЛИО: КЛИЯН: Слышишь?.. Боже… Кто-то… По лестнице… А! ДАНДИЛИО: Входит Тременс.
ТРЕМЕНС: Гром золотой! Я тронут. Но напрасно вы собрались меня короновать. Поздравь, Клиян: обещано полцарства за плешь мою!.. (К Дандилио.) Скажи-ка, светлый старец, как и когда тебе достался этот кусок сверканья? ДАНДИЛИО: Продал за червонец один из тех, кто некогда дворец обыскивал. ТРЕМЕНС: Так, так… Давай-ка. Впору. Но я сейчас, признаться, предпочел бы ночной колпак. Где Элла? ДАНДИЛИО: ТРЕМЕНС: А… хорошо. Клиян, чего ты стонешь? КЛИЯН: Я не могу… Зачем я, Тременс, Тременс, шел за тобой?.. Ты — смерть, ты — бездна! Оба погибнем мы. ТРЕМЕНС: КЛИЯН: Мой друг, мой вождь… Ведь ты мудрее всех. Спаси меня — и Эллу… Научи — что делать мне?.. Мой Тременс, что мне делать? ТРЕМЕНС: Что делать? Спать. Я снова зябну; снова наложница нагая — лихорадка — льнет к животу холодной ляжкой, спину ладонью ледяной мне гладит, гладит… Дай на плечи мне что-нибудь накинуть, старик. Вот так. Да, милый мой Клиян, я убедился — правы были наши друзья, когда предупреждали… Кстати, всех четверых я истребил — предать они меня пытались… Очень нужно! Я буду спать. Пускай солдаты сами найдут меня. КЛИЯН: (кричит) ДАНДИЛИО: Не кричи… не надо… Вот. Так и знал. Входит Элла, справа. ТРЕМЕНС: Дочь, Элла, ты не бойся: все хорошо! Клиян тут распевает последние свои стихи… ЭЛЛА: ТРЕМЕНС: ЭЛЛА: У тебя рука опять, опять холодная… а ногти, как будто ел ты землянику… Я останусь, Дандилио, здесь… Прилягу, подушку дайте… Право, лучше мне… Всю ночь палили… мой ребенок плакал… А где же ваша кошка, Дандилио?.. |
