— Нет, если Приам умрет, — ответил царевич. — Хорошо известно, что он не нравится Хаттусилису. Но кто ему нравится? У императора есть более важные дела, чем проблемы Трои. Хеттская армия уходит на рассвете. Когда Хаттусилис узнает, что Приам мертв, я пошлю к нему всадника, предлагая ему продолжать наше союзничество. Я уверен, он согласится. Мы должны подождать еще девять дней.

— Вам легко быть терпеливым, сидя на своем месте, — усмехнулся Коланос. — Но непросто прятать четыре галеры вдали от побережья так долго.

— Легко? — возмутился человек в плаще. — Это предприятие нельзя назвать легким. Есть верные мне войска, но я не знаю, как они поведут себя, когда начнутся убийства. Легко? Вы думаете, будет легко одолеть Орлов? Каждый из них — ветеран многих битв. Их выбирают за храбрость и способности к военному делу. Орлов тренировал сам Гектор.

— И, как Гектор, они все умрут. Орлы никогда раньше не встречались с микенскими воинами, — ответил Коланос. — Со мной лучшие из них. Они непобедимы. Орлы проиграют.

— Надеюсь, ты прав, — сказал царевич. — У нас есть преимущество, благодаря фактору неожиданности. В любом случае, мы не будем отклоняться от плана. Погибнут только люди в мегароне, на которых мы нападем. Приам и те из его сыновей и советников, которые будут там. Их смерть будет быстрой, и дворец будет в наших руках до рассвета.

— Зачем нам ждать девять дней? — спросил Эрекос. — Зачем так долго?

— Царь сменяет отряды, патрулирующие Верхний город, — ответил царевич. — Мне нужно время, чтобы склонить оба полка на мою сторону.

— С двумя тысячами воинов против сотни или около того орлов зачем мы вам вообще нужны? — спросил Коланос.

— У меня нет двух тысяч воинов. Вам нужно войти в наше положение, Коланос. Другие троянские отряды будут мне верны, когда я стану царем. Во главе полка, патрулирующего стены, стоит один из моих людей. Он будет следить за тем, чтобы ворота были заперты, а люди оставались на своих местах. Но даже он не сможет приказать воинам напасть на дворец и убить царя. Зачем мне нужны вы и ваши люди? Потому что троянские войска нельзя использовать для убийства Приама и его сыновей. Мой полк займет дворцовые ворота, стены и сразится с орлами. Когда царь и его соратники будут заперты во дворце, вы и ваши микенцы нападете на мегарон и убьете людей, находящихся внутри.

— А что будет с царскими дочерьми и другими женщинами? — спросил Коланос.

— Ваши люди могут позабавиться со служанками. Но царским дочерям ни в коем случае нельзя причинять вреда. Развлекайтесь с другими, если хотите. Но есть одна женщина по имени Андромаха. Она высокая с длинными рыжими волосами и слишком гордая. Я уверен, ваши люди найдут способ усмирить ее. Мне бы хотелось услышать ее мольбы о пощаде.

— Вы услышите. Я обещаю, — сказал Коланос. — После битвы нет ничего приятнее, чем визги пленных женщин.

— Давайте оставим мысли о насилии до окончания битвы, Коланос. Скажи мне, царевич, какие еще войска находятся поблизости от города? В бараках в Нижнем городе стоит целый полк, на равнинах Симоейса находится кавалерийская часть, — сказал Эрекос.

— Как я уже говорил, — царевич улыбнулся, — ворота будут закрыты до рассвета. Я хорошо знаю полководцев, командующих другими полками. Они присягнут мне на верность, если Приам умрет.

— Могу я попросить об одной услуге? — спросил Коланос.

— Конечно.

— Пригласите в мегарон этого предателя Аргуриоса.

— Вы с ума сошли? — возмутился Эрекос. — Вы хотите, чтобы величайший микенский воин выступил против нас?

— Он будет без оружия. Не так ли, царевич? — засмеялся Коланос.

— Да. Гости оставят все оружие у ворот. Царь не разрешает носить мечи и кинжалы в своем присутствии.

Но Эрекоса это не убедило.

— Он был без оружия, когда одолел пятерых вооруженных убийц. Мне кажется, это ненужный риск. Многие воины, находящиеся в вашем подчинении, все еще высоко его ценят. Я очень прошу вас отказаться от этой затеи, Коланос.

— Царь Агамемнон хочет его смерти, — возразил Коланос. — Он хочет, чтобы его прирезали бывшие товарищи. Это будет превосходное наказание Аргуриосу за его предательство. Я не откажусь от своей затеи. Что вы скажете, господин?

— Я согласен с Эрекосом. Но если хотите, я позабочусь, чтобы он был там.

— Хочу.

— Тогда я позабочусь об этом.

Гершому никогда не нравилась верховая езда. В Египте лошади были маленькими, подпрыгивали на ходу — крупным мужчинам было трудно на них ездить. Он чувствовал себя неловко, когда его длинные ноги почти касались земли. Но езда на фессалийских лошадях доставляла египтянину удовольствие. Высокие золотые скакуны с белыми хвостами и гривами летели, почти не касаясь земли. На полном скаку спины животных лишь слегка поднимались, и Гершом наслаждался быстрой ездой. Геликаон скакал рядом с ним на скакуне, точной копией жеребца Гершома. Вместе они неслись по открытой равнине под облачным небом. Наконец, Геликаон придержал свою лошадь, похлопав по ее гладкой шее. Гершом тоже натянул поводья.

— Превосходные животные, — сказал он.

— Они очень быстрые, — заметил Геликаон, — но не подходят для войны. Эти лошади слишком пугливы и впадают в панику, когда звенят мечи и летят стрелы. Я скрещиваю их с нашими лошадьми. Возможно, жеребята будут не такими нервными.

Развернув коней, они поскакали туда, где оставили свою вьючную лошадь. Животное щипало травку на холме. Геликаон взял его за поводья, и они направились на юго-запад. Гершом был счастлив снова мчаться вперед. Крепость Дардании, хотя и была простым жилищем по сравнению с дворцами на его родине, все же напоминала ему о мире, который он потерял, и Гершом с радостью согласился сопровождать Счастливчика в Трою.

— Не думаю, что торговец предал меня, — заметил он.

— Возможно, не намеренно, — сказал Геликаон, — но люди сплетничают. Троя — более крупный город, и там меньше вероятности, что тебя узнают.

Гершом оглянулся и посмотрел на голый ландшафт. Старый полководец, Павзаний, предупреждал Геликаона, что по холмам бродили бандиты, и умолял взять с собой отряд надежных людей в качестве личной охраны. Счастливчик отказался.

— Я обещал охранять покой этих земель, — сказал он. — Люди теперь меня знают. Когда они увидят царя, путешествующего по их общинам без вооруженного эскорта, это придаст им уверенности.

Павзания это не убедило. Гершом тоже в это не поверил.

Во время путешествия он понял, что Геликаону нужно было уехать из Дардании, от правил соблюдения этикета и царских обязанностей. С каждой пройденной милей Геликаон становился все более нервным.

Ночью, когда они остановились у подножия холмов, под кипарисами, Гершом спросил юного царя:

— Что тебя беспокоит?

Геликаон ничего не ответил, просто добавил сухих веток в небольшой костер, затем сел рядом с ним. Египтянин не стал настаивать на продолжении разговора. Через какое-то время Счастливчик заговорил:

— Тебе нравилось быть сыном царя?

— Да, нравилось, но не так, как моему сводному брату Рамзесу. Он отчаянно хотел стать фараоном, повести египетские армии в бой, построить свою огромную колонну в храме Луксора, увидеть свое лицо вырезанным на статуях. Мне просто нравилось, что меня ласкали красивые женщины.

— Тебя не беспокоило, что женщины ласкали тебя только потому, что были обязаны это делать?

— Почему это меня должно беспокоить? Результат тот же.

— Только для тебя.

— Вы, люди моря, слишком много думаете. Рабыни во дворце были к моим услугам. Это их предназначение. Какое имело значение, хотят они или не хотят быть рабынями? Когда ты голоден и решил убить овцу, разве ты думаешь о чувствах овцы? — Гершом засмеялся.

— Интересная точка зрения, — заметил Геликаон. — Я подумаю над этим.

— Над этим не надо думать, — возразил египтянин. — Давай покончим со спорами, не будем углубляться в эту тему.