Литмир - Электронная Библиотека
A
A

…Я у себя в гамаке, а блики лунного света по-прежнему лежат на противоположной от окна стене. Время как будто остановилось. Теперь я понимаю, что нахожусь во власти чужой воли. Сердце снова колотится как бешеное.

Хватит, заметано, — ни в коем случае не спать, дабы не случилось худшего. Я вылезаю из гамака, умываю потное лицо, надеваю поверх футболки комбинезон, в котором занималась малярными работами, и готовлю для себя целый кофейник кофе. Я обнаруживаю, что проголодалась, и считаю это хорошим признаком. Готовлю себе омлет из трех яиц и тост, чтобы съесть все это за кофе. Выпиваю весь кофейник — последнюю чашку, сидя на крыльце, радуясь тропическому рассвету, пению птиц и стараясь забыть о кошмарах ночи. В Африке я всегда поднималась вместе с птицами. Над моей головой пролетает стайка зеленых попугаев. Листья пальм шелестят от раннего морского ветра.

Лус спускается вниз, я слышу, как она хлопает дверцей холодильника. Я вхожу в дом. Лус еще заспанная и сердитая. Я спрашиваю, видела ли она какие-нибудь сны. Она отвечает, что нет, но я думаю, это неправда. Я помогаю ей одеться, и мы уезжаем — она в школу, я на работу. Вечер, проведенный в доме Ортиса, кажется мне теперь частью снов, которые я видела после.

Сегодня мой последний рабочий день. Мне дадут чек, и я получу по нему деньги в кредитном союзе во время ланча. Чек будет на довольно крупную сумму, если учесть выплату за неиспользованный отпуск и отчисления из Пенсионного фонда… Я снова начинаю думать о бегстве. Уитт знает, что я жива, но не знает, где я нахожусь физически… нет, на самом деле он не знает, что я жива, все это галлюцинации прошедшей ночи — и это, и сны. Просто дурные сны. А вот это реальность: я ударяю тыльной стороной ладони по твердому, старомодному рулевому колесу. И мне больно.

Я рада видеть миссис Уэйли, однако она не выказывает при моем появлении ни малейшей радости. Я направляюсь к своему столу, но миссис Уэйли жестом приглашает меня зайти к ней. Я думаю о своем чеке и пытаюсь сообразить, какая в нем будет проставлена сумма. Не меньше тысячи двухсот долларов… Захожу в кабинку к начальнице и закрываю дверь.

— Позвольте узнать, с какой стати вы явились на работу в подобной одежде? — спрашивает она. — Не воображайте, что, если вы работаете последний день, я стану менять свои требования. Ни в коем случае, мэм. Рабочий комбинезон и футболка? Да еще к тому же грязные. Как же вам не стыдно?

Мне и в самом деле стыдно. Я бормочу извинения.

— Этого недостаточно, — заявляет она. — И вы обязаны к тому же отработать полный день в отделе в приличном костюме, в противном случае я не поставлю свою подпись на вашем чеке. Что вы об этом думаете?

Я ничего об этом не думаю. Я непременно должна получить этот чек. Я молчу.

Миссис Уэйли подходит к своему шкафу и достает из него повешенный на плечики брючный костюм лимонно-желто-го цвета, аккуратно обернутый в полиэтилен.

— Только по доброте сердечной я хочу одолжить вам этот костюм. Переодевайтесь.

Я беру костюм и направляюсь к двери.

— Нет, — останавливает меня миссис Уэйли. — Здесь. Переодевайтесь прямо здесь.

Что я могу поделать? Эта женщина ненормальная, а мне очень нужен чек. Я стаскиваю с себя комбинезон и футболку и остаюсь в чем мать родила. На лице у миссис Уэйли появляется торжествующее выражение оттого, что вот стоит перед ней голая женщина с покорной миной, которая позволяет себе выходить из дома утром на службу без нижнего белья. Тут я вдруг осознаю, что стою я у самого окна, в которое таращатся все мои коллеги, и среди них почему-то Лу Ниринг. Но ведь для него эта картина не нова, он видел все это раньше. Ну и плевать мне на них, сегодня мой последний рабочий день. Я приподнимаю груди, прижимаю их к оконному стеклу и машу рукой. Чувствую прикосновение холодного стекла к соскам, отчего они сразу твердеют…

…Я лежу в своем гамаке, и блики лунного света по-прежнему лежат на противоположной от окна стене. Теперь я решаю остаться в гамаке, смотреть, как бледнеют лунные блики и наступает рассвет, и ждать, что будет дальше. Быть может, Лус придет ко мне через некоторое время и, не дождавшись от меня ни слова, расплачется и побежит к Полли, и та тоже придет сюда и тоже ничего от меня не добьется. А далее сюда явится какой-нибудь коп плюс два парня из больницы Джексона. Они увезут меня в нервное отделение больницы, и какой-нибудь интерн накачает меня торазином, и все будет прекрасно. Я проведу остаток жизни в клетке, никому не причиняя беспокойства, тихо и мирно. Быть может, я даже наберу вес. Надеюсь, что Лус удочерит какая-нибудь хорошая семья. Потом я умру и проснусь в своем гамаке и увижу лунные пятна на противоположной от окна стене.

Потом мне снится, что залаял Джейк, он лает и лает, не умолкая, визгливо и очень громко. Я слышу, как хлопает дверь в доме у Полли, слышу, как она велит псу заткнуться, а тот и внимания не обращает на ее окрик, тявкает и тявкает. Слышу, как Полли зовет Дейти, чего она обычно не делает в реальной жизни. Дверь снова хлопает. Но вот над двором проносятся птицы-медоуказчики, и я слышу или мне кажется, что слышу, звуки их песни — пурр-пурр-уитт. Быть может, это другие птицы, это не важно, это совсем не важно в стране снов.

У меня болит спина, как если бы все происходило в реальности. Я хочу встать. И я встаю. Почему бы и нет? Одеваюсь как положено и не забываю о нижнем белье. Кое-как справляюсь со своими лохмами. Надеваю свои безобразные очки. Выхожу на крыльцо взглянуть, что там такое стряслось. И теперь уже точно слышу вой сирен. И я отлично вижу отсюда под нашим манговым деревом большой газетный лист. Это его способ сообщить, что он знает, где я нахожусь в реальной жизни. Если она вообще существует, реальная жизнь, я сейчас могла бы в нее вернуться. Рано говорить об этом. Откуда мне знать?

Глава двадцать третья

31 октября, Лагос — Бамако

Пишу в самолете, рейс чартерный. Мы оба признаны persona non grata — нежелательными личностями. Пытаюсь разобраться, с какой стати я-то объявлена такой вот персоной. Что я сделала не так? У. спит, одурманенный. Я не могу на него смотреть, не могу представить, что дотронусь до него когда-нибудь. Но он здесь, я вытащила его. Встретилась с Мусой. Он орал, подойдя ко мне очень близко и дыша перегаром. Отдала ему деньги, подумав, не потребует ли он дополнительного «возмещения» чисто личного плана. Пошла бы я на такое? Ради У.? Обошлось без этого.

Я нашла У. в углу вонючей камеры, на полу. Он очень обрадовался мне, пришел в восторженное возбуждение. Плакал. Он, в сущности, отнюдь не крутой парень и физически не слишком вынослив. Не то что Грир. Они полностью сломали его, друзья-африканцы. Лицо у него в синяках и сильно распухло, выбиты два зуба. Потом, уже в отеле, его осмотрел врач-англичанин, который лечит здешних нефтяников. Выяснилось, что мерзавцы хорошо поработали над мошонкой У., как и бывает обычно в подобных случаях.

Хочу к папочке, хочу, чтобы Грир был моим папочкой. Он бы этого не допустил.

Только что подошел пилот и сказал, что нам нужно пройти таможенный досмотр. Мы пересекаем границу Мали. Берн говорил, что в Мали можно найти оло, если они вообще существуют. Я думала только о возвращении домой, но я хочу любым способом избавиться от постигшего нас несчастья. У. не выражает своего мнения. Что ж, посмотрим. Самолет летит на малой скорости, его ужасно трясет…

2 ноября, Бамако, Мали

Отель «Дружба» — лучший в городе, восемьдесят долларов в сутки, я нахожу это приемлемым. Договорилась с говорящим по-английски врачом-ливанцем, доктором Роутифом, что он посмотрит У. Он выглядит по-прежнему скверно, однако доктор Роутиф уверяет, что никаких переломов или внутренних повреждений нет. Опухоль гениталий уменьшилась. Видимо, негодяи все же блюли некоторую осторожность. Я сказала врачу и прислуге в отеле, что У. попал в дорожную катастрофу. Никто этому, разумеется, не верит, но люди здесь добры и отзывчивы.

67
{"b":"109084","o":1}