— Дорис, это все, что я могу тебе рассказать, потому что больше ничего мы не знаем, — соврал Джимми Паз. — Вполне достаточно для грандиозной истории, и ты выиграешь еще один приз. Нет, мне не известно, что это дело рук психопата и серийного убийцы. Хорошо, согласен, он психопат, но насчет серии убийств никаких сведений нет. Ладно, берись за дело и печатай так: полиция ожидает, что он еще проявит себя. Ожидает беспомощно, так будет лучше.

Паз держал трубку в нескольких дюймах от уха, а Сезар, ученик повара, склабился, глядя на него. Джимми находился на кухне ресторана своей матери и звонил, как и обещал, Дорис Тейлор, криминальному репортеру. Была половина седьмого, время относительно спокойное на кухне, потому что только туристы едят так рано. Сам Сатана мог быть спущен с цепи в округе Дэйд, но люди все равно должны есть, а другие люди — на них готовить. Паз, который в Сатану не верил, удрал от Барлоу, как только смог, и явился сюда.

— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Поверь мне, но… Где ты это слышала? Если ты узнала что-то важное, полагается сообщить об этом полиции. Нет, у нас нет никаких доказательств того, что совершено ритуальное убийство. Нет, разумеется, никто из членов семьи. Почему бы тебе не написать, что это сумасшедший, явный безумец? Нет, на меня ссылаться ни в коем случае нельзя. Я вообще не должен был с тобой говорить. Мне нужно идти, Дорис. Мое имя нельзя упоминать в газете. Я тоже люблю тебя, Дорис. Привет.

Паз повесил трубку и, повернувшись, увидел лицо матери. Ее взгляд он чувствовал спиной в последнюю минуту разговора. У Маргариты Паз был тяжелый взгляд, Джимми ощущал его на себе иной раз, когда находился за много миль от нее, и особенно часто в тех случаях, когда занимался тем, чего она явно не одобрила бы.

— С кем это ты болтал, повиснув на моем телефоне?

— Ни с кем особенным, мами, это был деловой разговор.

— Этот аппарат предназначен для моих деловых разговоров, а не для твоих. Ты собираешься идти на службу в этой нелепой одежде?

Она окинула его взглядом с головы до ног. Поваренок Сезар благоразумно ретировался к холодильнику, едва на пороге появилась миссис Паз.

Глаза сына и матери встретились. На одном уровне, так как у миссис Паз были на ногах туфли на платформе в четыре дюйма. Желтое платье, желтый бриллиант на пальце и красивый гребень в черных волосах. Воротник платья обшит кружевом ручной работы, на черной коже шеи блестел простой золотой крестик. Ее обычное вечернее одеяние.

Паз был в ресторане мальчиком на побегушках с семилетнего возраста, и его мать не делала различия между его работой на кухне после школьных занятий и после восьмичасовой рабочей смены в полиции. Паз много раз пытался объяснить ей разницу, но миссис Паз отлично владела искусством не слышать того, чего слышать не хотела.

Паз улыбнулся, чтобы смягчить ситуацию, и сказал: «Все в порядке, мами», что было правильным ответом, поскольку миссис Паз кивнула с видом королевы, выражающей согласие, и удалилась. Паз любил свою мать и потому позволял ей верить, что она все еще контролирует его жизнь. Кубинский обычай. Но, по мнению его матери, Джимми Паз не был достаточно послушным сыном. Он, например, не закончил колледж и не стремился получить медицинскую или юридическую научную степень. Он даже не стал дантистом! Его профессию миссис Паз не считала достойной своего сына. И он не женился на девушке из подходящей семьи и с подходящим (более светлым, чем у нее самой) цветом кожи; она могла бы командовать невесткой и баловать внуков. Вместо этого он сходился с разными американками, каждая из которых, несмотря на всю свою образованность, была ничем не лучше обыкновенной шлюхи.

Паз понимал, что, пока он не обзаведется приличной профессией и не женится, мать будет обращаться с ним как со школьником. Он вышел из кухни и направился в обеденный зал. Как всегда, ему доставил истинное удовольствие контраст между организованным хаосом кухни и мирным спокойствием зала. Высокий потолок, декорированный в белых, желтых, розовых и кремовых тонах, пол, выложенный плиткой кофейного цвета, стулья и столы из ротанга, тоже покрашенные белой краской. Задняя стена украшена зеркалами в позолоченных рамах, по боковым стенам выстроились оштукатуренные арки в римском стиле; на одной из этих стен был написан яркими красками пейзаж, изображающий бухту Гуантанамо на Кубе. Миссис Паз не жалела средств на то, чтобы придать этому помещению сходство с банкетным залом в Танаимо, на самой большой табачной плантации Кубы, где ее мать служила поварихой.

Паз машинально пробежал глазами по залу. Все столики были заняты, в основном белыми американцами, было здесь также несколько немцев и японцев. Группа отлично одетых туристов ждала своего гида возле огромного резервуара с морской водой для живой рыбы. Маргарита Паз славилась своей кухней, ее заведение упоминалось во всех путеводителях по ресторанам как место, которое непременно стоит посетить. Вышколенные официантки все без исключения говорили по-английски, и Джимми писал для меню краткие объяснения о составе и приготовлении блюд. Словом, добро пожаловать, туристы. Позже, когда появлялись кубинцы, многим из них приходилось дожидаться, пока освободится столик. В кубинской части Майами говорили так: если хочешь покрасоваться, отправляйся в Версаль, а если хочешь хорошо поесть, пройдись по этой улице. По Восьмой, она же Тамайами-Трэйл, но теперь почти каждый называет ее Калье-Очо, на испанский манер. (Барлоу продолжал называть ее Трэйл.) В конце улицы и находится это местечко. Каждый кубинец обязан превозносить до небес кулинарное искусство своей матери, но в случае Паза это, пожалуй, было справедливо.

Джимми отправился домой. Повернул за угол, миновал четыре дома и подошел к принадлежащему миссис Паз двухэтажному оштукатуренному особнячку желтого цвета. Он обитал на втором этаже, первый сдавали в аренду. Мать жила в соседнем здании. Для холостяка места было даже многовато: две большие спальни, кухня, ванная комната и еще душ отдельно, гостиная окнами на улицу. Паз считал, что мать предоставила ему все это главным образом для того, чтобы он был у нее на глазах. Пожилая чета Крузов прекрасно исполняла шпионские обязанности и держала миссис Паз в курсе событий.

Паз подошел к холодильнику и достал пиво «Корона». В холодильнике почти ничего не было. Пара бутылок шампанского, несколько лаймов, в морозилке цилиндрические емкости фруктового шербета и бутылка финской водки. Паз не обедал дома.

С пивом в руке Паз включил телевизор и посмотрел местные новости. Самое большое место отведено было перестрелке и погоне за автомобилем на Коллинз-авеню. Убийство Диндры Уоллес, которому при других обстоятельствах предоставили бы первое место, оказалось на третьем (после стандартной истории со взяткой). Никаких интервью, просто застывший как манекен репортер возле унылого дома миссис Уоллес; он произнес слова «чудовищно изуродована», но не сообщил никаких подробностей и не упомянул о возможном ритуальном убийстве. Паз был доволен, что услышал это собственными ушами.

Он надел белую куртку и узкие брюки, зашнуровал ботинки от Доу Мартена и вернулся в ресторан. Достал из холодильника емкость с люцианом во льду и принялся мелко рубить рыбу для фирменного блюда. Будучи сыном хозяйки заведения, он не подвергался яростным нападкам шеф-повара, каким обычно подвергаются во всех ресторанах мира помощники этой важной персоны. Паз не вторгался в сферу прерогатив шефа, а шеф не вмешивался в его дела. Весь остальной штат — официантки и работники кухни — держался с подобающей скромностью, ибо Маргарита Паз не потерпела бы в заведении иной примадонны, кроме самой себя. В отличие от многих других ресторанов на кухне никто не отличался бешеным норовом, а посудомойка не страдала излишним пристрастием к выпивке.

Примерно в девять тридцать Паз сделал первый перерыв. Он вышел в проулок, присел на перевернутый бочонок из-под маргарина, выпил охлажденного черного кофе и выкурил тонкую темную сигару — чико. Настроение у него было спокойное и умиротворенное: новое интересное дело только еще начиналось, а разные мелкие тревоги дня улеглись за время такого обыденного занятия, как приготовление пищи. Прикончив сигару и кофе, Джимми решил, что после работы было бы неплохо провести время с женщиной. Он прошел через кухню к платному телефону возле комнат для отдыха, чтобы позвонить Бет Моргенсен и спросить, не возражает ли она, если он заглянет к ней попозже. Готовность поразвлечься с джентльменом, который является где-то около полуночи, была общим свойством всех подружек Джимми, и она ответила, что не возражает.