Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Но поскольку остров, они и есть остров, и все местные на виду, то нам и потребовались такие люди, как вы. Вот теперь ты имеешь более или менее полную картину происходящего здесь. По сути, мы – это коммунистический мини-интернационал в действии. А как же иначе? От общего врага и защититься можно только вместе.

– Горби с Ельциным развязали веник – а нам предстоит его собирать по веточке и снова связывать воедино. В России сейчас тоже многое изменилось, – сказала я, – Сильно растут антиамериканские настроения. Про наши связи с Венесуэлой Вы наверняка лучше меня в курсе. Странно, что антильские газеты так мало писали о наших совместных с ней военно-морских учениях. Я ожидала от них истеричного визга, особенно от голландскоязычных. А вы сами не пробовали в свете последних событий установить более близкие связи с Москвой?

– Эх, Совьетика, – вздохнул товарищ Орландо, положив руку мне на плечо, – Должен тебя разочаровать… У современной России «нет постоянных друзей, есть только постоянные интересы», как говаривал в свое время колонизатор Черчилль. И эти постоянные интересы, увы, находятся там, где размещаются банки, в которых они хранят свои деньги. Чавес – это другое дело для них, он президент, у него есть нефть… С нами они тоже будут дружить – когда мы придем к власти. А пока… пока – «борьба с терроризмом – дело общее», как они говорят. И дружить с Урибе и с Бушем или Обамой им выгоднее.

– М-да… – только и сказала я, вспомнив закрытие базы в Лурдесе – о котором было объявлено как раз когда Лиза лечилась в Гаване – и другие подобные проявления «постоянных интересов». К этому и добавлять было нечего.

Послышался какой-то шум, и хотя я не видела на «Консуэло» никого, кроме товарища Орландо, было ясно, что в лодке находился и кто-то еще – и этот, а точнее, эти «кто-то еще» сейчас отчаянно пытались остановить на палубе кого-то, кто рвался к нам в трюм. Товарищ Орландо вскочил с места и что-то проговорил по-испански в мини-передатчик. И тут же облегченно рассмеялся.

– Совьетика, это же твой Ирландес. Пришел тебя от нас спасать! Заговорились мы тут с тобой, а ведь действительно уже поздно… В общем, будем считать, что познакомились. В следующий раз будет твоя очередь рассказывать мне о себе, ладно? А сейчас тебе пора, а то он еще ненароком взорвет нашу бедную старую «Консуэло»… А она нам еще пригодится, – и он крепко пожал мне руку, – Венсеремос!

– 

… Не помню, как в тот вечер мы добрались до дома: так мы хохотали всю дорогу, вспоминая отчаянную попытку Ойшина «освободить» меня из рук «коварных латиноамериканцев»: меня не было так долго, что он всерьез решил будто колумбийские партизаны что-то не так поняли и похитили меня с целью выкупа. Тогда как раз во всех газетах трубили про бедненькую Ингрид Бетанкур (которая на поверку оказалась даже вовсе ничем не больной).

Громче всех смеялся, когда все это выяснилось, сам товарищ Орландо.

– Меньше надо читать буржуазную прессу! А телевизор вообще советую выбросить на помойку, компаньеро!- хлопал он Ойшина по плечу.

И на обратной дороге в машине мы все продолжали по этому поводу хохотать. Правда, у меня это было, по-моему, на нервной почве: слишком уж много всего пришлось пережить за один день….

Потом я долго ворочалась в постели: не могла заснуть. Я вдруг осознала, насколько сильно переменилось за последний год мое отношение к жизни. Перемены эти начались еще в Корее, а сейчас процесс этот наконец-то завершился, и я чувствовала себя (в переносном, конечно, смысле) словно вылупившаяся из кокона бабочка: сама себя не узнавала, удивляясь собственному умению летать… После Советского Союза – и до Кореи – на долгие годы жизнь моя поблекла, лишилась смысла, превратилась в одно только чисто физиологическое существование. Частенько я ловила себя тогда на мысли, как было бы хорошо закрыть глаза, заснуть и больше уже не просыпаться. Материальное благополучие было (и остается) для меня чем-то второстепенным, а вот человеческие отношения… Один мой капиталистический знакомый говорил как-то, уже в период кризиса, что люди «готовы пойти на что угодно, лишь бы сохранить тот уровень материального благосостояния, к которому они привыкли». Его слова о том, что ни один человек не откажется от чисто личного материального комфорта, даже если ради этого ему придется «идти по трупам», глубоко удивили и даже обидели меня. Это все равно как уверять, что все люди продаются, дело только в цене. Или что все женщины мечтают выйти замуж за «олихарха».

Смотря от чего и ради чего отказываться! Я часто задумывалась над тем, захотела ли бы я, избалованная западным «отсутствием очередей» (ведь больше-то Западу баловать людей нечем, особенно в культурном плане!), обратно в Советский Союз, если бы у меня была такая возможность. И ответ мой был однозначным: да, да и еще раз да! Единственное, что вспоминется мне и по сей день с резью в животе, – это грубость отечественных чиновников, даже в советское время. Но сейчас-то она вообще достигла космических масштабов! Разница была в том, что в советское время на хамов-чиновников все-таки можно было найти управу, а вот в современной России… Фильм «Забытая мелодия для флейты» , который предсказывал, как подпавшие под сокращение чиновники будут зарабатывать на жизнь пением в электричках, сейчас, в постсоветское время воспринимается как невероятная, вселенских масштабов ерунда! На Западе бюрократы по крайней мере вежливы, хотя даже со своей вежливостью они могут вытянуть из вас три души….

В любом случае, у меня не было иллюзий, что в привычный и дорогой мне СССР можно будет в один прекрасный день вот так запросто вернуться – и именно это-то и делало мою жизнь такой пустой, такой лишенной смысла. Остатки советской жизни в контрреволюционной России Ксюш Собчак и Костей Хабенских походили на льдины в реке, в которую начали сливать горячие помои: приходилось все время прыгать с одной льдины на другую, чтобы не утонуть, а они становились все меньше и меньше… Лед Остапов Бендеров тронулся, и вернулись господа присяжные заседатели. Вместе с гигантами мыслей, криками «Запад нам поможет!», отцами русской демократии и неотрывным, видимо, от этой демократии «je ne mange pas six jour»…

То, что отныне и до самого конца жизни все, что мне предстоит – это только «выживать» как клопу, вместо того, чтобы приносить людям пользу и ощущать себя нужной им. Что неважно, чего бы ты в этой капиталистической жизни ни достиг, все это будет только для тебя и твоих близких, но не для общества в целом – сознание этого пригибало меня к земле будто тяжелый камень, повешенный мне на шею. С этим осознанием того, что любая живая единица в таком обществе призвана существовать только для своей личной пользы, я так никогда и не смогла смириться. Капиталистическое общество, в любой своей версии, от антильской и российской и до западноевропейской, напоминает мне курятник из анекдота: в котором, как известно, «каждый стремится сесть повыше, клюнуть своего ближнего и наср*** на нижнего». И знаете что? Я не испытываю ни одного из этих трех сокровенных желаний капиталистического потребителя!

Вот так я жила все эти годы – словно под местным наркозом. Видела все происходящее вокруг, но ничего не чувствовала. Кроме тупой, ноющей боли, которую я старалась загнать у себя в душе куда-нибудь поглубже. Наркоз начал развеиваться только когда я увидела Корею. И теперь, полтора года спустя после того, как я впервые ступила на корейскую землю, мое мироощущение стало совершенно иным. В нем не осталось места унынию, неверию в торжество справедливости или в собственные силы. И происходящее здесь, на Кюрасао находилось для меня в прямой связи с происходящим в других уголках земного шара: недаром сейчас так любят трубить про «взаимозависимый мир»! И если бы мне кто-нибудь сказал: «Неужели ты надеешься вдохновить на борьбу за справедливость наших с тобой соотечественников тем, что помогаешь кому-то на другом конце планеты?», я бы искренне удивилась. А что я должна была делать в моем положении? Сказать «нет, спасибо, я лучше подожду, когда у нас дома назреет революционная ситуация»? Или, как некоторые наши коммунисты- «Венесуэла нас не колышет»? Или, может быть, поучаствовать в «марше несогласных», в «русском марше» или еще в какой-нибудь гнусности? Ну уж извините, и альтернативы…

440
{"b":"108871","o":1}