Я была совершенно без ума от Таллинна – тогда еще он писался на русском языке с одной «н» – с его Тоомпеа, Толстой Маргаритой, Длинным Германом и легендой о том, почему Таллинн никогда не будет достроен (если хочешь, расскажу). Мы приехали туда зимой, поезд ехал по заснеженным эстонским полям, где нет таких деревень, как у нас, а есть только отдельные хутора, и помню, как мы смеялись, когда проводник наш по поездному радио нечаянно сказал:

– Вот сейчас мы проехали их станцию…

Что значит – «их»? Они, что ли, нам чужие? Вовсе нет. Когда мы проснулись под Таллинном, вагон наш стоял напротив эстонского тепловоза. Эстонский машинист -веселый блондин, почти альбинос – заглядывал с высоты своей кабинки к нам в окно купе и радостно, с улыбкой и с очаровательным акцентом, говорил:

– Ну, уже проснулись,… это ха-ра-шо. А теперь дафай топ-топ, делай зарядка!

Разве чужой человек так сказал бы?

Люди в Прибалтике были очень вежливые – и потому пользовались среди нас, россиян, репутацией особенно культурных. Мне долго было трудно поверить в то, что там теперь дискриминируют русских. Видимо, к власти пришли какие-то глубоко ущербные люди.

В общественном транспорте в прибалтийских городах было тихо, а наши земляки, врываясь в трамвай или автобус, радостно кричали:

– Мы из славного города ***!, – и мы делали вид, что мы не с ними….

Маму везде в Прибалтике принимали за местную – и очень удивлялись, что она русская. Сначала она обижалась, что на нее не обращают здесь так внимания мужчины, как она привыкла дома – а потом уже она увидела, что прибалты тоже оборачиваются ей вслед, только замедленно, уже после того, как она пройдет мимо…

Вывески везде были двуязычные, в магазинах много местных товаров с этикетками только на местном языке (с небольшим пояснением мелкими буквами на русском). Журналы и газеты в киосках «Союзпечати» в подавляющем большинстве – на эстонском, на нем же- фильмы в кинотеатрах. Конечно, говорить с нами, туристами, местным жителям приходилось на русском. (К слову, никто ни разу не выразил нам даже косвенной неприязни к этому). Ну и что, это угнетение? А сейчас приходится на английском или на немецком. Но все равно же не на своем. Увы, такова судьба малых народов. Зато они все, как правило, знают несколько языков в отличие от нас, народов больших. Разве это плохо?

Рига мне не так понравилась, как Таллинн, хотя она тоже была красива. Таллинн был более таинственным – как средневековая легенда. После поездки туда я начала воображать себя рыцарем – переодетой в мужчину женщиной, заступающейся за бедных в далекие времена, под именем Таллинн… Город этот ассоциируется у меня с серебряным цветом и с запахом ароматизированных свечек, которые для нас тогда были совершенной экзотикой, а в Таллинне их выпускали. Певучий красивый эстонский язык, фольклорные праздники на Певческом поле – все это захватило мое воображение после той поездки.

А сколько наших замечательных советских фильмов снималось на его улочках! И собственных эстонских в том числе. А сейчас снять собственный художественный фильм для эстонцев – проблема: денег не хватает…

Я так искренне любила Эстонию. И Литву, и Латвию. И была всегда за то, чтобы люди, которые переезжают туда на жительство, учили местные языки. И мне так больно сейчас видеть, как из Прибалтики сделали американскую подстилку…

Дермот слушал меня как зачарованный, не отрываясь, подставив себе под щеку ладонь.. Большие зеленые его кошачьи глаза горели. Пожалуй, он чем-то напоминал Андрея Миронова, если бы не был таким полным.

Почему-то он сел на пол – то ли от смущения, то ли чтобы сделать обстановку более непринужденной. Во всяком случае, я почувствовала, что это был какой-то сигнал. На сближение.

– Можно, я сяду рядом? – спросила я, сама не зная почему. Он показался мне в тот момент таким одиноким. Дермот кивнул. И вот так мы сидели рядом – на полу…

…Дальше же все произошло как-то само собой. Когда было еще не поздно остановиться, я спросила себя: “Женя, а ты уверена, что не пожалеешь об этом?» И сама себе мысленно ответила примерно так: «У меня же все равно никогда ни с кем не будет полноценных отношений. Не может быть – в моей ситуации. Да я этого и не хочу – это было бы несправедливо по отношению к Лизе. И ни один мужчина такой жизни тоже долго не выдержит, даже если бы это был его собственный ребенок. К тому же я не собираюсь ни в кого влюбляться. А вот чувство одиночества у меня бывает. Мне нужен настоящий друг. Это очень интересный человек, очень незаурядный. И у нас общие взгляды. Так что почему бы и нет? Что мне терять?”…

… Прощаясь, мы ничего не обещали друг другу и не договаривались о новой встрече. А на следующий день я получила от Дермота совсем короткое электронное послание:

«Не могу выбросить тебя из головы. Это была сказка. Сон.»

Иными словами, донна Женя, я старый солдат и не знаю слов любви, но когда я увидел Вас …

…Пройдет совсем немного времени – и он окрестит меня «ЛДТ». Любовница, друг и товарищ. Причем именно в таком порядке. Но я лично охотнее именовала бы его «ТДЛ»… Потому что для меня Дермот был и оставался прежде всего именно товарищем.

…– Не нравится он мне, – задумчиво сказала мама, погладывая на нашего нового соседа, точнее- "бойфренда" моей немолодой уже соседки, тещи местного наркодельца. Он приезжал к ней каждое утро, паркуя свою машину с прицепом, в котором лежали обрезанные с дерeвьeв ветки и инструмент для садовых хирургических операций: видимо, этим он зарабатывал на жизнь.

– Нехороший у него вид. Шпионящий какой-то. …, – критически продолжала она. – И вчера он зачем-то смотрел на горы во-о-от в такой бинокль… А их кошка вот уже с лета все время ходит к нам есть. Она вечно голодная – у этих наркобаронов, видно, нет денeг на кошачий корм! С утра пораньше они её выпускают – и она сразу к нам, галопом… Вечно тощая, да ещё такая любопытная, вечно нос в вce сует, а не доглядишь – и в дом забежит и все обшарит. Лучше бы кошек кормили, чем. наркотиками торговать! И профессия у него такая подходящая, чтобы за другими следить: подрезай себе кустики да поглядывай в окна…,- она не успокаивалась.

– Да, ещё надо разобрaться, зачем эта кошка к нам ходит…Вот англичане, например, в прошлом уже использовали кошку для слежки за кем-то. Только она убежала и попала со всеми своими датчиками под машину, – полушутливо сказала я. Такой случай действительно имел место.

– Точно! Ты видела у этой бандитской Мурки на шее колокольчик? Его раньше не было, только ошейник. А зачем кошке колокольчик? Тем более, что его все равно eдва слышно… И не кормят они её нарочно, чтобы к нам ходила! – неожиданно подхватила мама. -Давай поймаем её и посмотрим, что там, в этом колокольчике!

Собственно говоря, Мурку (которую хозяйка звала каким-то там мудреным английским именем) не надо было и ловить, она обычно сама шла в руки и охотно подставляла всем желающим своё полосатое пузо погладить. Она была ещё почти котенок. Сначала такая идея рассмешила меня, но, посмотрев несколько дней подряд по телевизору местные новости, я неожиданно прочувствовала то, что мама имела в виду.

В такой маразматичекой стране, как “Норн Айрлан ”, возможно все.

Несуществующие шпионы из ИРА не дают спать по ночам респектабельным дяденькам из Оранжистского ордена и масонам; юнионистские домохозяйки видят даже в постоянно плохой погоде происки Лидера; а пока они оплевывают мирное соглашение, которому все мы обязаны своими рабочими местами, система отопления в моем офисе ломается каждый день, хотя каждый день приходит механик и чинит его, нам всем в возмещение “морального ущерба” предлагают по глотку виски; а ревниво охраняющие местный аэропорт стражи порядка заставляют тебя продемонстрировать работающими все электронные аппараты в твоем чемодане, от ноутбука до видеокамеры, не замечая при этом случайно забытого твоим ребёнком в картонной коробке с тортом столового ножа…