– Дермот, ты говоришь таким тоном, словно за меня уже все решено! Я ведь еще не говорила, что я согласна! – возмутилась я. – Посмей еще только сказать, что я «хорошо на этом заработаю»- и я пошлю тебя знаешь куда?…

– Догадываюсь!- засмеялся Дермот. – Я просто хорошо знаю твои взгляды, Женя. И знаю, что нам бы ты в помощи, может, и отказала, а вот братскому народу, строящему социализм, не откажешь….

… Он был прав. Он действительно меня хорошо знает…

Прошло несколько месяцев. И вот я – в «одной нейтральной стране». Выхожу из вагона поезда.

На перроне ко мне подходит невысокий, чуть выше меня оранжево-смуглый незнакомец с веселыми, похожими на блестящий антрацит глазами и тяжелой, чуть выступающей вперед, но совершенно его не портящей челюстью. У него чуть коротковатые, кривые ноги, но и это его ни капельки не портит. Это очень даже симпатичный мужчина, примерно моего возраста. В коротких черных жестких на вид волосах его чуть пробивается первая седина. Одет он в черную навыпуск рубашку из какого-то необычного, жесткого и полупрозрачного материала с небольшим круглым значком на груди и черные же брюки. Рукава у рубашки – по локоть, и из них торчат загорелые до черноты, худые, но мускулистые руки. Он крепко пожимает мне руку одновременно с небольшим поклоном и говорит глуховатым баритоном на хорошем русском языке:

– Добро пожаловать в мою страну! Мое имя Сон Ри Ран, и я буду Вашим гидом и переводчиком в течение Вашего пребывания здесь.

Гидов-переводчиков двое. Молодая девушка в очках – ее зовут Ли Чжон Ок – и он. Товарищ Сон. Девушка, как ни странно, чем-то напоминает мне внешне подругу из раннего детства – Женю Николаеву. Наверно, тем, что она такая же очень серьезная на вид. Но в отличие от Жени, девушка эта очень красивая и стройная как березка, с круглым словно луна, лицом. Пальцы у нее тонкие, длинные, будто у пианистки. На ней аккуратный, но не слишком строгий костюм. И тот же непременный значок. Она тоже прекрасно говорит по-русски. Только почему-то почти каждого слова добавляет «Да?” , словно хочет убедиться, что ее поняли- но у нее это очень мило получается.

Они ведут меня к микроавтобусу, товарищ Сон ослепительно улыбается, товарищ Ли улыбается тоже, но чуть сдержаннее, а я… я ошеломлена цветами и красками вокруг меня, спокойствием и невероятной чистотой и зеленью улиц, и жизнерадостными и целомудренными лицами людей. Такое чувство, что я оказалась в сказке.

Я видела пейзажи этой страны и раньше – память вытаскивает из далеких теперь уже отрочества и юности глянцевые картинки в журнах «Корея сегодня» и просто «Корея», на которые у меня несколько лет был абонемент. Но тогда я журналу немножко не доверяла – исключительно потому что картинки в журнале «Советский Союз» были все-таки как-то живописнее действительности. Да что журнал – даже на моих собственноручно сделанных фотографиях нашего города он выглядел немного аккуратнее, чем на самом деле! С тех пор прошло много лет, я наслушалась на Западе ужастиков о жизни в этой стране и, хоть и знаю, как нагло врут западные СМИ в отношении тех, кто встал поперек горла у империализма, какой-то осадок от этого все равно остался. Я представляла себе это место хмурым – похожим на осеннюю Москву времен Горбачева. А передо мной предстала настоящая весна человечества!

Корея оказалась совершенно такой же красивой, как в журнале 25-летней давности. Даже еще красивее. Фотографии ничуть не приукрашивали ее. И это открытие поразило меня так, словно я вышла из звездолета на Марсе в скафандре, а оказалось, что там есть кислород!

Пейзаж резко изменился, как только поезд пересек корейскую границу с Китаем. Нет, я не хочу ничего плохого сказать о Китае – он тоже по-своему очень красив. Но нет в нем такого пронзительного после западной нервотрепки спокойствия – да и какое может быть спокойствие в стране, на наших глазах превращающейся в сверхдержаву?

Поезд переехал через мост…Началась Корея, и вместо суровых заросших деревьями гор, перемешанных с серыми, дымящими городами вдруг расстилаются за окном поезда ослепительной зелени рисовые поля, аккуратно отделенные друг от друга рядами картофеля и кукурузы. Корея – страна горная, земли, пригодной для сельского хозяйства, здесь не так много, и создается впечатление, что здесь засажено все, что только можно засадить, вплоть до склонов гор, на которых террасами подрастают саженцы кукурузы и разные овощи, зачастую под таким углом, что невозможно себе представить, как удалось забраться туда местному земледельцу. Трактор в таких местах, естественно, не годится, землю копают вручную или пашут на волах… На полях – буквально ни одного сорняка, даже на самых удаленных от дорог. Идеальные поля.

С первыми же сценами, увиденными мною здесь, у меня возникло не чувство того, что это какая-то бедная, богом забытая диктатура из «оси зла», как пытается внушить нам «демократическая» пресса, а… ощущение праздника. Я уже точно лет 30 не видела свежевыбеленных стволов деревьев вдоль дороги! Трамваи и троллейбусы здесь – намного новее и чище, чем. на улицах моего родного «одемокраченного» города в России, и нет ни одного сломанного сиденья. Никто не пишет на заборе матерных слов – ни на родном, ни на английском языках. До сих пор еще можно мыться в речках и пить родниковую воду (что, наверно, очень удивляет добравшихся сюда западных европейцев!)

Автобус ехал по корейской столице, и я, забыв о своей усталости с дороги, жадно разглядывала ее в окно. Многие здания и достопримечательности были мне хорошо знакомы – все по тем же журналам. В Москве в годы моего студенчества был еще магазин «Книги стран социализма», а в нем – отдел корейских книг, где я приобрела тогда русские переводы классических корейских произведений «Море крови» и «Цветочница». Так что некоторые познания о том, что мне предстояло увидеть, у меня имелись.

Корейские журналы пользовались большой популярностью среди моих студенческих подруг – правда, по специфической причине. Из-за употребляемого там русского языка. Статьи были написаны совершенно безукоризненно с точки зрения грамматики и пунктуации (а ведь русский язык очень сложный!), но вот стиль… Стиль был таким особенным, что его нельзя было спутать ни с чем. Например, в нем широко использовались различные русские идиоматические выражения, но оттенок у них при этом получался совершенно нам, носителям языка, непривычный. Ну, например, «он посмотрел на нас и улыбнулся светлой улыбкой рубахи-парня» (о партийном деятеле). Или «за большие старания в работе жители уважают ее как «неутомимую работягу». Или «спортсменки вышли на старт, не испытывая ни малейшей доли психической стесненности.» Такого не придумаешь даже если захочешь! Это было не от недостаточного знания русского языка, а наоборот, от слишком хорошего. От стремления перевести как можно более образно и точно. Вероятно, все эти обороты переводились с каких-то существующих в корейском оригинале. Такие вещи есть в каждом языке – попробуйте-ка перевести как следует на английский, например, хрущевское «я вам покажу Кузькину мать!» или даже хотя бы путинское «мочить в сортире».

Анечка Боброва была от моих корейских журналов совершенно без ума. Она сама родилась в Китае, где ее папа тогда работал, и потому с Дальним Востоком ее словно связывала неведомая нить. Каждый месяц она с нетерпением ждала от меня нового номера и встречала меня в аудитории громко заданным вопросом:

– Ну, как там поживает Великий Вождь? А Любимый Руководитель?

Пхеньян оказался очень зеленым городом. Он был похож на один огромный парк. Больше всего на улицах растут ивы и тополя, много воды (в городе 2 реки, с несколькими островами посередине). А еще – в первый раз в жизни я увидела здесь по-настоящему оригинальные и непохожие друг на друга современные разноцветные многоэтажки! Никогда не думала, что современный город, почти без старинных зданий, может быть настолько красив…