Нет? Значит, Вы не еще не знаете, что такое жизнь в Северной Ирландии.
Часто меня преследовало чувство нереальности вокруг меня здесь происходящего. Например, жаркий летний день. Зрелые низкорослые хлеба темно-золотого цвета гнутся к земле под тяжестью своих колосьeв. По дороге навстречу мне движется колонна темных, массивных машин. “Комбайны! » – по советской ещё привычке думаю я. И тут же вижу, что ошиблась: это все те же “броневички”…
Именно через местных благотворителей познакомилась я с первой в моей жизни местной протестанткой – с госпожой Адер. Вэнди.
Когда Вэнди была молодой, она была, наверно, ужасно похожа внешне на принцессу Диaну. Только не такая грустная. Хотя (а может быть, как раз потому что) жизнь её не баловала: Вэнди начала работать в 14 с небольшим лет, секретарем в адвокатской конторе, налгав о своем возрасте. Потом вышла замуж за фермера и мясника по совместительству, который обращался с ней совершенно по-свински… Вэнди не любит вспоминать об этом, но может открыть вам свою душу, если узнает, что у вас был похожий опыт. Совершенно нестандартно для того времени, когда она была молодой, она посмела тогда развестись с ним. Много лет спустя вышла замуж второй раз. Но и второй муж был ненамного лучше. Несколько лет назад Томми тяжело заболел и умер – и Вэнди осталась вдовой. Не легкомысленной – но по-настоящему веселой. В плане жизнерадостности.
Вэнди – вдова оранжиста, пресвитериaнка (как она с гордостью говорит, её церковь – самая прогрессивная из всех пресвитериaнских церквей!) и представительница общины, которая мне была знакома гораздо меньше, когда я приехала на Север Ирландии. Знакомство с ней не только помогло мне лучше понять её общину – оно позволило мне глубоко почувствовать то, что теоретически я, конечно, знала: среди протестантcкого населения Севера далеко не все такие мракобесы, как оранжисты Портадауна, взрослые, часто пожилые дяденьки, сравнивающие сегодня себя , "бедненьких и обиженных" … с 6-10- летними католическими девочками из Ардойна, которых не пускает каждый день в школу толпа лоялистских хулиганов.
Чтобы разогнать страх и не слышать грязных ругательств в свой адрес, эти малышки хором пели поп-песни по дороге в школу и обратно…. "За детство счастливое наше спасибо, родной Тони Блэр!" – тот, который собирается бороться по всему миру с Бин Ладеном, но не способен даже обеспечить безопасную дорогу в школу маленьким детям в своей собственной юрисдикции! Вэнди, наверно, испугалась, если бы услышала эти мои слова. Любое «радикальное» слово (хотя что радикального в том, чтобы обеспечить детям безопасную дорогу в школу в "демократической" стране, я не знаю!) пугает её. Она испугалась, когда я гневно обрушилась на власть предержащих за длиннющие, многомеcячные очереди на элементарный прием к специaлисту в больнице – из-за нехватки денег в бюджете. "На то, чтобы бомбить Югославию и Ирак, у них, небось, деньги были!" – заявила я ей и увидела, как ей стало страшно от моих слов… Такая вот здесь демократия.
Но Вэнди, конечно, далеко не одобряет то, что происходит в Ардойне. Когда я ещё совсем мало была знакома лично с североирландскими протестантами, я заметила, что в толпе их можно "вычислить ", отличить от католиков по какой-то внутренней замкнутости, застенчивости. Очень многим из них ужасно стыдно за то, что вытворяют лоялисты "во имя протестантcкой веры", и они вовсе не хотят быть отождествленными с ними. Только боятся громко что-то сказать. Так и в случае с Вэнди. Однажды она пришла ко мне домой, вернувшись из Белфаста, куда она всегда ездит крайне неохотно, со словами: "Я сегодня побывала в бандитской стране!" "Бандитской страной" на Севере обычно называют республиканскую непокорную британцам Южную Арма, и я только-только собиралась с удивлением спросить Вэнди, а что это она там делала, когда она вздохнула и сказала мне: "На Шанкилле , я имею в виду!" То есть, среди своих же "собратьев по религии".
Мы познакомились с Вэнди случайно. После того, как я поместила обьявление на стенке местного супермаркета, что я даю уроки русского языка всем желающим. И вот тут-то оказалось, что такой человек, как я , уже давно и безуспешно разыскивается здесь членами той благотворительной группы – для перевода с русского детских писем… Когда Вэнди и Мэри – обе члены этой группы – пришли ко мне, они как-то ненароком, но почти сразу рассказали мне, что Мэри – католичка, а Вэнди – протестантка. У меня тогда не было ещё даже мебели, и сидеть нам пришлось на полу на матрасе. Мгновенно по-деловому оценив обстановку, Вэнди немедленно взялась за дело – хотя её никто ни о чем не просил – , и уже спустя всего месяц мой дом был набит битком подержанной, но весьма хорошей мебелью, которой она понасобирала по своим многочисленным друзьям.
Очень скоро Вэнди оказалась мне своего рода "второй мамой" (пока со мной не было моего семейства) – и она даже сама немножко гордилась этим, когда нас где-нибудь в очереди спрашивали, не мама и дочка ли мы. Своих детей у Вэнди нет. Только собачка, но к этому я ещё вернусь.
Вэнди как вдова оказалась также незаменимой, когда я не могла справиться с каким-то мужским делом по хозяйству, вроде установки стирaльной машины или починки газовой плиты. Хотя мне ужасно неудобно было её "эксплуатировать ", и я старалась отплатить ей чем-то хорошим. Осталось в памяти , как Вэнди помогала мне купить стиральную машину. Это был, если хотите, такой небольшой, но oчень интересный урок для меня тому, как строятся здесь непростые человеческие отношения.
Я нашла в газете обьявление о продаже подержанной стиральной машины по доступной цене. Я попросила Вэнди о помощи – ибо без машины довезти стиральную машину до моего дома из Белфаста нереально. Она надела очки и внимательно посмотрела на обьявление в газете.
– Сейчас я разузнаю, в каком это райoне! – сказала она мне, набирая номер телефона. – Алло! Мы прочитали ваше обьявление о стиральной машине. Она действительно в хорошем состоянии? Да? Так… А в каком райoне Вы живете? Так, так,…. Я, кажется, знаю, где это… Простите, а как Вас зовут? Хорошо… Так как туда лучше доехать? Извините, а фамилия Ваша как?
Услышав сказанную ей фамилию хозяина стиральной машины, Вэнди просияла такой таинственной, почти заговорщической улыбкой, – и добавила в трубку:
– Да, кстати, меня зовут госпожа Адер!
Хозяин, судя по его имени, фамилии и месту жительства, оказался "своим человеком" – и за машиной можно было ехать "безопасно". Мне это было не только странно и немножко смешно наблюдать, но и грустно. Разве человеческая это жизнь? Соблюдать подобные предосторожности проходится, кстати, не только предcтaвителям общины Вэнди: Мэри с нервным хохотом рассказывала мне о том, как когда она и её муж были студентами, она всегда выбирала жилье в Белфасте, как истинная женщина, не по райoну (как делает любой здравомыслящий здесь человек), а … по красивой мебели в доме. Что постоянно приводило к таким ситуациям, когда ей и мужу приходилось по ночам баррикадировать двери и как единcтвенным католикам на улице, всю ночь сидеть, дрожа после получения угрожающих писем. Либо вообще, приехав на новое место, уверять всех, что их зовут не Мэри и Бернард, а Вэнди и Алан – для маскировки!
Но вернемся к нашей стиральной машине. Продававший ее молодой человек – весьма приятных манер и наружности – был медбратом по уходу за пожилыми людьми. Тоже, естественно, за "своими" (мало кто решается перейти в этом плане “границу”!). Жил он в восточном Белфасте – в самом что ни на есть "гадюшнике". В соседних домах были повыбиты все окна, вокруг полоскались на ветру многочисленные парамилитаристские флаги всех цветов. Молодой человек собирался уезжать из этого квартала, а в новом доме эта машина была для его кухни слишком велика. Вэнди, помню, все ещё подталкивала меня локтем: мол, смотри, какой орел пропадает! Но увидев, что я особого энтузиазма в его адрес не высказываю (примерно как герой старого фильма с Луи Де Фюнесом о раввине Якове, Мохаммед Ларби Слиман, когда ему представили рыжеволосую еврейскую красавицу Ханну!), на обратном пути доверительно сказала мне:
