Голубь, стоявший у спуска с верхнего эскалатора станции «Пикадилли-сёркус» со стороны Бейкерлоо, был почти загорожен штабелем досок. Заметив его, Морган болезненно содрогнулась. Прошла, потом приостановилась — и повернула назад. Она только что провела середину дня в Лондонской городской библиотеке и теперь, избегая Эрлскорта, возвращалась к себе через Южный Кенсингтон. Остановившись около голубя, она какое-то время внимательно его разглядывала. Тот словно замер в своем уголке. Виден был ярко горящий, от всего отрешенный глаз. Мимо шли люди, основной поток составляли спустившиеся с эскалатора. Начинался час пик. Никто не обращал внимания на Морган и ее голубя.

Она стояла так же неподвижно, как и птица, и так же гулко билось у нее сердце. Накануне вечером она виделась с Рупертом. И это был чистый ужас. Едва он пришел, зазвонил телефон. Брать трубку было нельзя, а звонки все не прекращались, и они с Рупертом, сидя друг против друга, сначала пытались кое-как разговаривать, а потом наконец замолчали. Звон продолжался чуть ли не двадцать минут, и это сломало Руперта. Не шелохнувшись, с сухими глазами, Морган слушала бурный бессвязный поток его самообвинений. Письма, приходившие от него, были в последнее время скорее растерянными, чем страстными, а теперь он и вовсе уже говорил об одной только Хильде, об острой боли, которую причиняет необходимость лгать, о муке потери привычного ощущения незыблемости доверия и любви. Умоляю тебя, уезжай из Лондона, говорил он Морган.

Нет, отвечала Морган, нет, это немыслимо, по крайней мере сейчас. Куда можно уехать и спрятаться от несчастья? Она чуть не с яростью отвернулась от растерянного Руперта, жалким образом вдруг потерявшего всякое чувство собственного достоинства. «Не забывай, что ты сам начал это». — «Нет, все это начала mы!» В воздухе пахло ссорой. Почему, почему я должна так страдать? — гудело в голове Морган. После стольких бед и разочарований, после стольких предательств, казалось, я наконец-то нашла того одного-единственного, который способен по-настоящему помочь мне, — а он ведет себя совершенно несносно. Если б ему удалось сохранить самообладание! Все еще может прекрасно устроиться. Она попыталась объяснить это вслух.

— Я люблю тебя, милый Руперт, и полностью доверяю твоей любви. Привыкнув видеться со мной чаще, ты успокоишься. Мы разумные люди, наша задача — выстроить на основе эмоций дружбу, и мы с этим справимся. Швыряться любовью нельзя, она слишком редко встречается в этом страшном мире. К тому же истинная любовь мудра, ты сам говорил это. Ты нужен мне, Руперт. Больно от этого не будет никому.

— Моя любовь к тебе далека от мудрой любви. Все это уже похоже на страшный сон.

— Сделай ее такой. Осуществи то, что ты проповедуешь.

— Я не могу! Не могу!

Морган слегка приблизилась к голубю, но тот не шелохнулся. На вид он был здоров, никаких следов травм незаметно. Положив сумочку на доски, Морган тихонько обогнула штабель и, расставив руки, начала осторожно подкрадываться. Но едва пальцы коснулись мягких серых перьев, как птица стремительно взвилась в воздух, чиркнула Морган крылом по лицу, пронеслась над плечом и, легко спланировав над головами спешащей толпы, уселась на установленный внизу эскалатора рекламный щит.

Понаблюдав за голубем, Морган скользнула между встречными потоками людей и подошла к стойке щита. Похоже было, что она сумеет дотянуться. А там уж только ухватить покрепче птичьи лапки! Но какова будет реакция? Не станет ли голубь отчаянно вырываться, не пустит ли в дело клюв? Говорят, у внезапно пойманных птиц от ужаса может остановиться дыхание. А как сдержать эти безумно плещущие крылья? Крыло ведь можно сломать. Морган невольно схватилась за горло. Затем несколько раз глубоко вздохнула и, встав на цыпочки, начала медленно вести руками по щиту. Но птица, громко хлопая крыльями, стремительно снялась с места и, поднявшись примерно на половину высоты эскалатора, опустилась на разделяющую движущиеся лестницы наклонную деревянную панель, ближе к поручню той, что шла вверх. Даже если я не поймаю ее, но просто заставлю взлететь повыше, она попадет в верхний вестибюль, увидит сквозь двери солнечный свет и, может быть, сумеет вылететь на воздух, думала Морган. В любом случае, там у нее больше шансов на выживание, чем здесь, в ловушке. Мысль о птице, пленнице душной, пыльной, залитой мертвенным электрическим светом тюрьмы, стискивала ей грудь тоской и состраданием.

Встав на идущий вверх, сравнительно свободный в это время дня эскалатор, Морган доехала до того места, где сидел голубь, и, вытянув изо всех сил руку, попыталась достать до него и взмахом подтолкнуть вверх. Едва только рука приблизилась, голубь взмыл в воздух и, поднявшись на несколько ярдов, снова уселся на деревянной панели, разделяющей два эскалатора. Поравнявшись с ним, Морган заставила птицу подняться еще на один отрезок. Но, когда пальцы в третий раз попытались подтолкнуть голубя к верхнему вестибюлю, тот вдруг взлетел и, взволнованно шумя крыльями, пронесся, как стрела, вниз и уселся на прежний рекламный щит у подножия эскалатора.

Секундой позже Морган сошла с эскалатора. Голубь, сидящий на щите, был едва виден далеко внизу. Торопливо перейдя на противоположную сторону, она пробилась сквозь людской поток и, стараясь двигаться побыстрее, устремилась к идущему вниз эскалатору. Но усталые отупевшие люди мешали. Когда она наконец-то спустилась, голубь по-прежнему сидел на своем месте. Встав под щитом и отчаянно напрягая все силы, Морган решительно потянулась ввысь. Люди, похожие на тени с беспокойными и пустыми глазами, спешили мимо. Никто не остановился, никто не смотрел, никому дела не было до нее и этого голубя. Дотронувшись до холодных чешуйчатых лапок, она чуть было не схватила их, но пальцы не успели сжаться. Голубь полетел вбок и исчез под аркой, ведущей к эскалатору, спускающемуся к линии Пикадилли. От досады и раздражения Морган вскрикнула.

С трудом протолкавшись сквозь все густеющую толпу, она добралась до эскалатора, шедшего вниз, к Пикадилли. Множество торопливых и озабоченных человеческих существ бессознательно сталкивались с ней или обгоняли ее, а она, напрягая зрение, осматривала в поисках бедного голубя углы и стены. Однако все поиски были безрезультатны. Убедившись, что его нет, она спустилась по еще одному эскалатору и оказалась на уровне поездов. Медленно проходя по обеим платформам, терзаясь надеждой и беспокойством, всматривалась во все пыльные закутки, заглядывала под скамейки, исследовала любую щель, способную послужить укрытием. Затем подняла голову и обвела глазами ярко освещенный полукруглый потолок. Два поезда подкатили, потом ушли. Платформа опустела, опять заполнилась, опустела снова. Наконец, все еще оглядываясь, она медленно побрела к эскалатору. Мысль о судьбе ускользнувшего от нее крошечного существа приводила в уныние, угнетала. Где он теперь? Она встала на эскалатор и только тут осознала, что сумочки при ней нет.

Кровь бросилась ей в лицо. Она вспомнила, что оставила сумочку на досках — там, где голубь впервые попался ей на глаза. Взлетев по ступенькам, Морган промчалась по арочной галерее к подножию эскалатора, возле которого были сложены доски. Пусто. Может быть, завалилась за штабель? Она попыталась заглянуть в щель, пошевелила доски, опустилась на колени. Нет, без сомнения, сумка исчезла. Поднявшись на ноги, Морган растерянно посмотрела на мерно движущуюся толпу. Несомненно, кто-то украл ее сумочку, может быть, только секунду назад. Кто-то взял ее и уносит. Она кинулась было бежать: нужно немедленно начать поиски, нужно позвать на помощь, нужно кому-то сказать. Потом вдруг замерла. Лицо продолжало пылать от досады и гнева. Кто может отыскать сумочку, украденную в час пик на станции «Пикадилли-сёркус»? Не нужно было выпускать ее из рук, думала Морган, прислоняясь спиной к стене.

Женщина, только что потерявшая сумочку, чувствует себя так, словно лишилась рук. Морган казалась себе и голой, и искалеченной. Не будь дурой, приказала она себе. Потеря сумочки — это ведь не конец света. Но тут она осознала, что в сумочке был и билет, и, значит, она затеряна среди станций метро без билета и денег. Слезы начали капать из глаз. Нужно будет подняться наверх и все объяснить контролеру. Поверит ли он, не будет ли груб? Перспектива столкнуться с грубостью вызвала новые слезы. Нужно как можно скорее выбраться из этого омерзительного метро. Нужно где-нибудь раздобыть денег. Если вернуться в Лондонскую городскую библиотеку, удастся, наверно, встретить кого-нибудь из знакомых. Или правильнее взять такси и поехать на Прайори-гроув… черт, это как раз решительно невозможно. Проклятие, подумала Морган, надо же ко всему прочему еще и это. И, господи, ведь в сумке куча кредитных карточек, карточка банка, полная чековая книжка, аккредитив. Предприимчивый вор, всюду расплачиваясь чеками с ее подписью, оберет ее за какой-нибудь час до нитки. Отирая руками слезы, Морган шагнула на идущий вверх эскалатор.